10. Лианна - королева виолок

Долго скрывать беременность от возлюбленного Льяна не могла. Хотя животик рос не очень быстро, и внешне её положение никак не проявлялось – ни тошноты, ни слабости – но к пяти месяцам животик так округлился, что это заметил даже Альдрик и поинтересовался, не ждёт ли она ребёнка?
- А если и так, что с того? – почти грубо ответила девушка.
- Так ты беременна? – нахмурился принц.
- Да.
- Давно?
- Скоро будет пять месяцев.
- Почему не говорила об этом раньше?
- А зачем?
- Как зачем?! – рассердился принц. – Это мой ребёнок, а я об этом ничего не знаю! Ты ведёшь себя, как девчонка, целыми днями дерёшься со своими дикарками, прыгаешь и стоишь на голове! Разве ты не знаешь, что можешь сбросить плод? Или ты не хочешь это дитя?

Льяна, услышав обвинения Альдрика, даже вскочила от негодования. Её серебряные волосы разметались, покрыв смуглое стройное тело густыми прядями, а тёмные глаза гневно сверкали.
- Во-первых, это мой ребёнок! Мой, и ничей больше! И не думай, что ты сможешь забрать его у меня! Я убью каждого, кто тронет малыша без разрешения! Во-вторых, я хочу и желаю эту малютку больше, чем кто бы то ни был. А мои тренировки не мешают малышу; было бы хуже, если бы его мать лежала целыми днями, как больная корова!
- Но почему ты не сказала о своём положении раньше? Почему скрывала?
- Я боялась, что ты захочешь забрать ребёнка, как забрал моего сына Слэйд.
- А зачем мне его забирать от матери?
- Потому что ты принц, а я бывшая рабыня, твоя любовница. Разве ты позволишь низкой женщине воспитывать твоего отпрыска?

Принц молча опустил глаза и о чём-то задумался. Неожиданно он встал и начал одеваться. Уже набросив на плечи плащ, он повернулся к возлюбленной и сказал:
- Ты очень плохого мнения о себе... Разве ты не знаешь, что в городе тебя называют «невеста принца»? Мои слова о любви к тебе - не пустой звук. И чтобы доказать это и успокоить твои глупые страхи, я сделаю тебя принцессой.

Пока Льяна переваривала слова Альдрика, он ушёл, сердито хлопнув дверью. Льяна услышала лишь его властный голос во дворе, скрип открываемых ворот и удаляющийся топот копыт.

Набросив на голые плечи покрывало, Льяна подошла к окну. Тёмно-фиолетовое безоблачное небо, как всегда, сверкало мириадами крупных и мелких звёзд, словно россыпью драгоценных камней, сияющих на тёмном бархате. Льяна подняла взор к сверкающему небосводу, и их блеск отразился в наполненных слезами глазах. Девушка редко плакала, но интересное положение сделало её более чувствительной. Как у любой женщины в её положении, у неё легко менялось настроение, и даже сильная радость могла вызвать слёзы. Ссора с любимым расстроила девушку. Она и верила, и боялась поверить последним словам принца. Наверное, он сказал их, чтобы успокоить девушку, или усыпить её бдительность. Но, что бы ни говорил Альдрик, правду или ложь, а она твёрдо решила: этого ребёнка у неё не отнимут. Если понадобится, она даже решится на побег: уйдёт в горы, в лес, на болота, и никто никогда не найдёт её...

Дверь тихонько скрипнула и Льяна обернулась, втайне надеясь, что это вернулся Альдрик. Но это была Семар – старшая из её рабынь-виолок. За последние месяцы Льяна и Семар очень сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Виолка стала для Льяны вроде старшей сестры. Она рассказывала ей о виольской культуре и обычаях, религии и философии. Многое в виольской культуре впитландке нравилось, она с удовольствием переняла некоторые обычаи и верования. Виолки считали Льяну чуть ли не богиней, и называли Святой Лианной, искренне веря, что она земное воплощение их Богини-Матери, которой они поклонялись. Но уважение и благоговение не мешало виолкам относиться к госпоже, как к равной, но более умелой и опытной сестре. Виолки, даже не состоящие в кровном родстве, называли друг друга «сестра» и вели себя, как сёстры: ссорились, мирились, даже дрались иногда, но смертельные поединки были запрещены. Убийство сестры виолки считалось смертным грехом, таким же тяжёлым, как и нарушение клятвы верности.
- Я слышала ссору, - сказала виолка. – Он обидел тебя, регина?

Девушки называли Льяну «регина», что с их языка переводилось как «старшая, главная, вождь», а не «госпожа», как должны были обращаться слуги, но Льяна не возражала. Такое обращение ей очень нравилось.

Семар говорила с милым акцентом, но вполне понятно. Вообще, все виолки были очень способны и легко учились. За два месяца они не только освоили ассветский язык, но также изучили все показанные Льяной приёмы раторрской борьбы. Обладая безграничным терпением и трудолюбием, они от рассвета до заката отрабатывали то или иное упражнение, пока не доводили его до совершенства. А, так как они от природы и, благодаря особому воспитанию, были сильнее и быстрее своей учительницы, то вскоре во многом её превзошли. Но это нисколько не уменьшило их уважения к своей регине, т.к. учитель навсегда остаётся для ученика учителем, даже, если тот со временем и превзойдёт своего наставника.
- Нет. - Льяна вытерла ладонью глаза и отвернулась, стыдясь своих слёз.
- Но ты плачешь... Ни один мужчина не стоит слёз женщины.
- Может ты и права... Но я плачу не из-за него.
- Тогда почему?
- Не знаю, - пожала плечами Льяна. – В последнее время я стала такой плаксой... Наверное, это из-за маленького. – Она нежно прижала к животу руку и ощутила лёгкий толчок в ладонь. – Он брыкается! – заулыбалась она.
- Думаешь, это будет мальчик?
- Не знаю.
- Почему же ты говоришь «он»?
- Я имею в виду, ребёнок, малыш, дитя.
- Понятно... А кого ты сама хочешь?
- Мне всё равно. Буду рада и мальчику, и девочке.
- На Виоле у меня осталось трое сыновей... К сожалению, Богиня-Мать не дала мне ни одной дочери... Раньше я сердилась на неё, а сейчас думаю, что всё было к лучшему: я не хотела бы, чтобы моя дочь росла сиротой.

Льяна уже знала, что дочери для виолок главнее сыновей. Девочка – наследница и продолжательница рода своей матери, а сын – досадный довесок. Мальчиков по достижении пятилетнего возраста отдавали отцу, который дальше воспитывал его сам, а дочь оставалась с матерью до совершеннолетия, которое наступало в шестнадцать лет. Поэтому Семар и не считала оставшихся на Виоле сыновей сиротами – они проживали с отцом в мужском селении.

Семар впервые заговорила о детях. Раньше Льяна и не подозревала, что виолка – трижды мать.
- Тебе не жалко своих сыновей? – спросила она.
- Почему я должна их жалеть? – искренне удивилась виолка. – Они мужчины и вырастут мужчинами.
- А мне до сих пор жаль своего сына...
- У тебя есть сын?
- Да... В 16 лет я родила мальчика, но его отец забрал малыша прямо от моего лона... Я чуть с ума не сошла! Его воспитывает чужая женщина, которую он, возможно, называет мамой... Когда я думаю об этом, то готова убить!
- Не стоит так расстраиваться из-за мальчишки... Вот если бы это была дочь – тогда можно и нужно было бы свернуть наглецу шею. А сын и так принадлежит ему. Плохо, конечно, что он не знает своей настоящей матери, но на это, вероятно, была воля Богини-Матери. Если она захочет, то вернёт тебе сына, а если будет её воля, подарит сейчас дочь.
- Да... Девочка, это хорошо, - мечтательно произнесла Льяна.
- Если хочешь, я принесу жертву и попрошу Богиню-Мать, чтобы она послала тебе дочь.
- Если тебе не трудно, Семар... И если у меня родится дочь, я тоже принесу Богине жертву.

Несколько дней Альдрик не появлялся в домике на окраине, и от него не приходило никаких известий. Льяна терялась в догадках и сердилась, но не хотела унижаться и посылать гонца в дом лорда Брестона, чтобы узнать что-нибудь о возлюбленном. Она продолжала тренировки с виолками, и вообще, вела себя так, словно ничего не случилось: ходила на рынок, управляла домом и учила виолок приёмам раторрской борьбы. Она постоянно повторяла ученицам, что учиться никогда не поздно и не стыдно, и, если они узнают или увидят что-то новое, то пусть научатся этому.

Однажды на рынке Льяна увидела, как стражники поймали вора-карманника. Худенький тщедушный юноша успешно отбивался от стражей какой-то штуковиной, зажатой в руке, разбив нескольким воинам головы, и только наброшенная на драчуна сеть смогла его остановить.

Льяна подкупила сопровождавших воришку в тюрьму стражников и забрала его в свой дом. Пообещав отпустить его на все четыре стороны, она уговорила того научить её так же драться. Воришка с удовольствием поделился со странной госпожой своими знаниями, рассказав о бате – деревянной колотушке для колки орехов, и показал несколько эффективных приёмов. Он также научил женщину управляться с шёлковым шнурком-удавкой, и не подозревая, что это нехитрое и неприметное оружие станет обязательным атрибутом будущей касты виолок-телохранителей, их фирменной фишкой, таким же обязательным и значащим, как меч и нож, и ни одна истинная виолка не выйдет из дома, не прицепив к поясу ножны и шнурок.

Наконец, после почти шестидневного молчания, Альдрик напомнил о себе. К дому Льяны прибыли роскошные носилки, и сопровождающий их слуга передал девушке небольшой сундук и запечатанный свиток, с личным оттиском принца Альдрика. Льяна с любопытством развернула письмо и прочла, что принц просит её надеть присланные одежды и прибыть в храм Небесных Покровителей. Уже догадываясь, но, ещё не веря окончательно, Льяна приказала виолкам переодеться в парадную одежду, взять оружие и сопровождать её к храму. Затем, выполняя просьбу принца, переоделась в роскошное платье, лежавшее в сундуке, и надела подаренные украшения. Волосы она спрятала под жемчужной шапочкой и подвела чёрной краской глаза. Прекрасная и сияющая, она взошла на носилки, и восемь мускулистых рабов подняли их и быстрым шагом понесли по улице. Редкие прохожие оглядывались вслед процессии, но их удивляла не столько госпожа, восседающая на носилках, сколько её девушки-рабыни, вооружённые мечами, как воины. Они шли вслед за носилками, одинаковые и бесстрастные, как статуи, поддерживающие крышу храма.

Возле храма собралась небольшая толпа, в основном местные вельможи и зажиточные горожане. Все с любопытством смотрели на девушку и её кортеж. На ступенях храма Льяну встретил один из младших жрецов и проводил внутрь, приказав виолкам оставаться снаружи. Они, конечно же, не послушались, т.к. выполняли только приказы госпожи, но Льяна знаком велела им остаться.

Возле алтаря Льяну ожидал принц Альдрик, а в стороне стояли свидетели: лорд Брестон, его старший сын и несколько самых богатых и уважаемых вельмож. Жрец подвел девушку к алтарю и вложил её руку в руку жениха. Главный жрец, обращаясь к присутствующим, произнёс речь, восхваляя достоинства жениха и невесты, затем вознёс хвалу богам, а потом попросил богиню любви и семьи Дариту особого покровительства вступающим в брак. Затем он попросил жениха и невесту произнести свои брачные клятвы. Альдрик, глядя на Льяну, сказал:
- Я, Альдрик Латорийский из рода Вогезов, беру в жёны эту женщину, и клянусь перед богами и свидетелями, почитать и любить её до конца своих дней, не иметь других жён, кроме неё, и родить детей только от этой женщины.

Клятва принца вызвала у присутствующих лёгкое недоумение, но каждый волен говорить то, что пожелает, главное, чтобы потом обещания были выполнены. А если, случайно или намеренно, кто-либо из супругов забудет свои клятвы, его вторая половина может напомнить о них, показав свиток, в котором в точности записаны все обещания. Для этого в углу сидел специальный писец, лихорадочно строчащий на листке пергамента.

Когда подошла очередь девушки произносить брачную клятву, Льяна посмотрела в глаза Альдрика и произнесла:
- Я, Лианна Абора, дочь Золана Абора из Вритландии, беру в мужья этого мужчину, и клянусь любить и почитать его, как своего мужа и отца наших детей; клянусь заботиться и защищать его от врагов, обещаю не иметь других мужчин, кроме него, пока смерть или воля богов не разлучат нас...

Клятва невесты вызвала ещё большее удивление, но эта пара и так была довольно странной, поэтому свидетели лишь вежливо и сдержанно улыбнулись. Принц тоже улыбнулся словам любимой и поцеловал её, скрепляя поцелуем их союз.

Главный жрец вновь вознёс богам благодарственную молитву, принёс жертву богине Дарите и объявил их законными супругами. После чего жених и невеста подписали свои брачные клятвы, а свидетели засвидетельствовали их подписи.

Альдрик и Льяна вышли из храма, где их ожидала толпа любопытных, разразившаяся при их появлении приветственными криками. По знаку принца слуги бросили в толпу несколько горстей серебра, а Льяна швырнула шелковый поясок, повязанный на талии и символизировавший девичье целомудрие. По примете, та девушка, которой достанется пояс, тоже вскоре выйдет замуж, поэтому поясок вызвал толчею и даже небольшую драку, т.к. в него вцепились сразу три девицы.

Альдрик подхватил супругу на руки и понёс к носилкам; по обычаям Крона супруга не должна касаться ногами земли, пока не окажется в доме супруга. Первый свой шаг в качестве замужней женщины она должна сделать из дома мужа, тогда, по поверьям, их жизнь пройдёт счастливо и благополучно.

Посадив жену в носилки, принц сел рядом, и рабы понесли их не к дому Льяны и не к дому лорда Брестона, а в совершенно ином направлении. Оказывается, дядя выделил Альдрику в вечное пользование один из прибыльных домов, которые он строил за свои средства и сдавал в аренду.

Новый дом Альдрика был намного больше того, в котором жила Льяна, располагался недалеко от порта, а из его окон открывался чудесный вид на залив и бороздившие голубую морскую поверхность корабли, плывущие в Торес и покидающие порт. При доме был большой двор со всеми необходимыми хозяйственными постройками и небольшим садиком, в котором Льяна проводила последние месяцы беременности. Своих верных виолок она поселила в складе, переоборудовав его под казарму. Она продолжала тесно общаться с девушками, ставшими её лучшими подругами, хотя те всё так же считали её своей наставницей и госпожой. Под влиянием философии и верований виолок, мировоззрение Льяны значительно изменилось. Поменялись многие её взгляды на жизнь и отношения мужчин и женщин. Невольно подражая своим ученицам, Льяна тоже стала выдержанней, спокойней, хладнокровней и жёстче; она пересмотрела и переосмыслила свои отношения с Альдриком, и её доселе интуитивная эмоциональная влюблённость переросла в более зрелое осмысленное чувство. Она уже не смотрела на принца глазами влюблённой девочки, а видела все его достоинства и недостатки, и любила его, если можно так сказать, по желанию, осознанно и осмысленно.

Но и виолки, под влиянием Лианны, тоже понемногу менялись. Из почти бесполых мужеподобных существ они постепенно превращались в женщин – сильных, самоуверенных, жёстких и жестоких, воинственных и беспощадных, но всё-таки женщин. Они начали больше внимания уделять своему внешнему виду, смотреть на мужчин не только, как на самцов для продолжения рода, но воспринимать их как существ, которые могут доставить моральное и физическое наслаждение, с которыми можно не только драться, не только презирать их, как низших существ, но и пообщаться на равных, или, даже, пофлиртовать. Льяна баловала своих рабынь, покупала им красивую одежду и украшения, позволяла многие вольности, о которых не смели мечтать другие слуги, чем часто вызывала неудовольствие принца. Но Альдрик, как человек благоразумный, не вмешивался в дела супруги, отчасти считая это временной блажью, отчасти не желая тревожить в её положении. К тому же он видел, как девушки преданны Лиане, и понимал, что лучших служанок и защитниц дома вряд ли найти. А защита, возможно, скоро понадобится и ей, и ему, а особенно, их будущему малышу. Слухи о женитьбе опального принца и беременности его супруги дошли до Латории, и его братец-узурпатор забеспокоился. Положение его на троне Латоса было шатким: многие вельможи выражали недовольство его правлением, и Кайот опасался, что его могут свергнуть и вернуть законного правителя, особенно, если у того появится наследник. Поэтому Кайот послал в Торес целую армию шпионов, с приказом убить Альдрика, его супругу и отпрыска, когда тот появится.

Альдрик узнал о тайных планах брата, когда на него было совершено два неудачных покушения. Во втором случае убийцу удалось схватить и допросить. Альдрик не хотел ничего говорить Лианне, которой до родов оставались считанные дни, но, поразмыслив разумно, решил предупредить Семар. Та выслушала хозяина внимательно и ответила:
- Господин может ни о чём не беспокоиться, мы позаботимся о госпоже. Ни один негодяй не пройдёт сквозь нашу охрану. И госпожа, и ребёнок будут в безопасности.
- Я рад это слышать, Семар, и полагаюсь на тебя, как на самого себя.
- Но вам тоже не помешает охрана. Возьмите в телохранители одну из нас.
- С удовольствием. Но не буду ли я смешно выглядеть под охраной женщины?
- А чего вы боитесь больше: глупых насмешек или оставить госпожу вдовой? Подумайте и о малыше, который может лишиться отца, едва появившись на свет.

Альдрик подумал... и согласно кивнул.
- Я пришлю к вам Нолу. Никуда без неё не выходите. Она станет вашей тенью, куда бы вы ни шли.

Ни Альдрик, ни Семар, еще не знали и не догадывались, что только что произошло знаменательное историческое событие, положившее начало профессиональному призванию виолок: отныне из варварок-воинов они превратились в защитниц-телохранителей, и это станет их основным ремеслом на многие столетия вперёд.