01. Красный Рыцарь. Млечный Путь (16+)

Там, где горбатая коса сланцевых утёсов, поросших можжевельником и пушистым дубом, вдаётся в море, покачивался на ленивых волнах маленький челнок. На вёслах сидел невольник-алар, а отец и сын из рыцарского Дома Гуаско болтали, закинув в воду удилища. Солнце уже час назад ушло за скалы, замерцали звёзды, и угольно-чёрный зенит рассекла светлая полоса.

— Отец, что там белеет на небе? — полюбопытствовал мальчик.

— Учёные люди зовут это Млечным Путём, — ответил отец. — По нему павшие в битвах уходят в Туманные Чертоги.

— Как дядя Амон?

— Как дядя Амон, и не он один. Ушли многие, а уйдут ещё больше.

— Но ведь война уже закончилась!

— Война не кончается, Лениер — в ней лишь наступает передышка. Когда-нибудь ты сам это поймёшь, и, может быть, совсем скоро.

— До того, как стану большим? — испуганно спросил Лениер.

Пегран Гуаско отшвырнул удилище и схватил мальчугана за плечи.

— В твоих словах сквозит страх, — гневно процедил он сквозь зубы. — Это позорное чувство неведомо Гуаско! Страх и измена — знак Лиссанов!

— Простите, отец, — виновато пробормотал Лениер.

— Греби назад! — прикрикнул Пегран на невольника.

Неосторожный вопрос Лениера не был единственной причиной ярости отца. Сознание беспомощности перед нависшим роком терзало с той минуты, когда в полночь третьего дня на дороге, что вела из Нефритовой Гавани к замку Гуаско, ему повстречалась Синяя Дама. Такой разговор произошёл между ними:

— Под недобрым знамением наденет доспехи юный Гуаско!

— Что ты говоришь?

— Видишь? — в длинных индиговых пальцах откуда ни возьмись возник белый цветок, сразу запестрел красными прожилками, завял и осыпался. — Твоего сына поразит удар в самое сердце, нанесёт его вероломный холоп, а измыслит злодейство презреннейший из врагов.

— Иритон Лиссан! — вскричал Пегран Гуаско. — Почему только я не зажарил этого юродивого пса на угольях и не скормил жаркое его собратьям!

— Лиссаны и Гуаско бок о бок дрались у Семи Утёсов, не так ли?

— Мераргам следует выбирать союзников.

— А Гуаско — выбирать сюзеренов, — сказала Синяя Дама и растаяла во тьме.

Тракт, соединявший Арделлан и Гаспрскую скалу, до которой из города было три дня пути, пролегал в чудесном месте. Там Вазарская гряда становилась ниже и отступала от берега к востоку. Лишь небольшие плато врезались в море. Обочины дороги одевал пышный маквис, кое-где попадались кипарисовые леса, а в котловинах, где ютились деревушки аларов, зрели виноград и инжир.

По тракту тащился обоз. Впереди гарцевал отряд копейщиков, хорунжий держал знамя Дома Лиссанов, а за ними упряжка лошадей тянула золочёный фургон. Замыкала обоз громадная, длиной с три таких фургона, телега, крытая холстиной.

В экипаже на шёлковых подушках ёжился карлик. Богатый наряд не скрадывал его отталкивающего безобразия. Над покатым лбом, козырьком нависавшим над глубоко посаженными водянистыми глазами, топорщилась спутанная рыжая щетина. Огромный щелевидный рот, похожий на жабью пасть, кривила похотливая ухмылка. Таков был Иритон Лиссан. Он ехал в Гаспрский замок навестить сестру — жену герцога Стракса, сюзерена Лиссанов, со дня на день ожидавшую ребёнка.

Рядом с карликом на шелках возлежал молодой алар. На нём не было ни клочка одежды — Судьба наделила Иритона Лиссана ненасытной страстью к чувственным утехам, и уродец развлекался, по прихоти, с плотью обоих полов.

Короткие ручонки с цепкими пальцами обласкали ляжки и живот алара, тот раздвинул ноги, Иритон скорчился, запыхтел, и его жадные тонкие губы нашли то, что искали. Юнец закатил глаза и издал стон...

Уже начинало смеркаться, когда из придорожной кипарисовой рощи наперерез обозу выскочил всадник — рыцарь в чернёных доспехах. Копейщики не успели оглянуться, как голова хорунжего покатилась по щебню дороги, а копыта резвого жеребца незнакомца втоптали в пыль родовое знамя. Шестеро наездников разом бросились на врага, но он уворачивался от их копий, словно демон из числа древних Синих, выделывая почти невозможные пируэты на коне и заходя им в тыл. Удары его меча, в которые, казалось, была вложена неутолимая ненависть, рассекали кирасы, словно портняжные ножницы — сукно.

Потревоженный шумом битвы, Иритон Лиссан высунулся из оконца фургона. Его глаза расширились от ужаса. Втянув голову в плечи и судорожно подёргивая ножками, карлик растянулся ничком на подушках. Любовник, потный, дрожащий всем телом, осоловело на него уставился.

Внезапно округа огласилась громоподобным рёвом, и сумерки занялись наводящим жуть заревом — ожил страшный груз телеги. Уцелевшие копейщики с воплями бросились врассыпную.

Пегран Гуаско не поверил собственным глазам, но, пришпорив коня, рывком-баллотадой ринулся на чудовище. Меч его скользнул по змеиной шее, не оставив и царапины. Рыцарь снова занёс клинок, и всегда верное до сих пор лезвие отскочило, будто сталь натолкнулась не на плоть, а на камень.

В следующую минуту Пеграна и его скакуна охватило изрыгнутое драконом пламя. Рыцарь покатился по земле, пытаясь сбить огонь, но на него обрушилась исполинская когтистая лапа, сокрушившая броню и кость. Боль исчезла, и Млечный Путь расстелился широкой сияющей тропой.