Конец старого замка или Очень Странная Сказка 01

Говорят, когда мы засыпаем, наша душа покидает тело и отправляется странствовать по иным мирам. И будто бы все, встреченное ею в невероятном путешествии, возвращается к нам снами. Не знаю, так ли оно на самом деле, но однажды мне снилось нечто совершенно удивительное.

Я читала книгу с прекрасными картинками и очень-очень странной сказкой. Мне захотелось узнать, плод чьих фантазий я держу в руках, но… обложка оказалась пустой - у книги не было автора! Проснувшись, я поспешила записать пригрезившуюся мне историю, пока она не стерлась из памяти, и надеясь, что весточки моей души, превратившиеся в невероятную фантасмагорию образов, покажутся интересными не только мне.
Итак, давным-давно…

Глава 1.

Замок был очень старым, пожалуй, даже древнее, чем можно предположить на первый взгляд. Серые каменные стены как будто устали нести на себе бремя, некогда именуемое домом, и постепенно отдавали частицы себя вечности, улетучиваясь прахом. Кое-где щербины прикрыл зеленым плюшем мох, а местами увил разросшийся плющ.

Вопреки традициям замок стоял не на горе, а в самой середине долины, окруженной лесом. Он грустил в кольце яблоневого сада, тоже невероятно старого и печального. Густо заштрихованный ветвями яблонь, издали замок казался карандашным наброском, до которого так и не добралась кисть художника, или осколком изображения на растрескавшейся эмали. Душа этого дома, несомненно, пребывала в глубоком сне и вряд ли надеялась на пробуждение. Как ни странно, ясный полдень особенно усиливал такое впечатление - груда камня, постепенно теряющая определенность очертаний, пряталась за завесой из солнечного света: он сеялся сквозь облака, как мука через сито. Иными словами, замок казался нереальным, заброшенным и одиноким, точно игрушка, покинутая ребенком на скамье в парке…

И все же он был обитаем!
***

Графиня поднималась на второй этаж, умудряясь даже на лестнице сохранять царственность облика. Каждый шаг ее казался исполненным значения. Кожа лица холодно белела под высокой прической, смастеренной из черного изобилия кудрей и увенчанной старинной диадемой. Глаза темные и колючие. Зато щеки розовели, будто их намеренно покрыли слоем румян, а потом позабыли смахнуть излишки. О, графиня, безусловно, была прекрасна фарфоровой кукольной красотой, словно оживший портрет викторианской эпохи. Платье на ней было цвета запыленных розовых лепестков, с высоким турнюром и облаком не очень белых кружев, отделявших от ворота точеный алебастровый подбородок.
- Почивает ли еще виконт? - Осведомилась хозяйка замка у встреченного в коридоре слуги в несвежей мятой ливрее.
- Не могу знать, госпожа, - ответствовал тот с поклоном и едва не уронил плохо начищенный серебряный поднос прямо под ноги графине.

Она не удостоила вниманием сей мелкий инцидент и вроде бы даже вовсе не заметила. Зато заметили висевшие по стенам портреты в тяжелых, тронутых патиной рамах. Они повернули головы и дружно посмотрели графине вслед. Одна из дам даже перестала обмахиваться веером из слоновой кости, и сквозняк в коридоре сразу прекратился. В соседней раме пожилой мужчина в буклях поправил съехавший набок парик, украдкой почесав затылок.
***

В покоях маленького виконта царила почти ночная тьма, несмотря на полуденное солнце, золотящее сад. Однако свет не мог проникнуть в комнату: путь ему преграждали тяжелые бархатные портьеры, задернутые так плотно, что между ними не оставалось даже крохотной щели.
Скрип открывающейся двери не потревожил малыша, мирно почивающего в кроватке, он даже не пошевелился, только глубоко вдохнул застоявшийся, пропитанный пылью воздух - здесь никогда не открывали окон.

Графиня, заслышав сопение, дернула уголком алого рта (вероятно, это означало улыбку) и затеплила резные ночники у постели виконта. По стенам тотчас заплясали волшебные образы: распустив по ветру гриву, мчался в страну сказок быстроногий скакун, ведьма летела на помеле за травами для колдовских зелий… Впрочем, малыш все равно не видел картинок, потому что не просыпался.

Графиня, опустившись на одеяло, пригладила каштановый вихор на лбу пятилетнего сына и некоторое время просто смотрела на его детское сладко-сонное личико. Умилительное зрелище, если не знать, как долог сон!

Вдруг малыш заворочался, потянулся ручками, собираясь открыть глаза, - и графиня встрепенулась. Из складок платья явилась золотая коробочка, полная мази, тало-голубой, как лед весной. Ею графиня смазала малышу лоб, пухлые щечки и грудь в области трепещущего сердечка. Маленький виконт тут же нырнул обратно в омут грез, так и не успев разлепить ржаные ресницы.
- Ты мой маленький мальчик, только мой маленький мальчик, - упоенно шептала графиня, перебирая детские кудряшки.
- Звёздочки, мамочка, я очень хочу посмотреть на настоящие звёздочки, - дремотно пробормотал малыш.
- Обязательно посмотришь, мой маленький мальчик. Когда вырастешь. А пока смотри сны.

Тут внимание графини привлекла щель, появившаяся там, где немного разошлись две портьеры. Она резко встала и решительно пресекла дерзость солнечного луча, устремившегося в неожиданную лазейку. Запахнув шторы как можно плотнее, графиня открыла музыкальную шкатулку: пусть ее мелодия звучит колыбельной для маленького виконта, и тихонько удалилась.
***
- Погода сегодня хороша, не правда ли?

За туалетным столиком графини сидела немолодая полупрозрачная, как плохо проявленный снимок, женщина с наполовину седой головой и в старомодном платье оливкового цвета. Когда-то оно, вероятно, поражало роскошью ткани и отделки, заставляя дам кусать губы от зависти и отыскивать изъяны во внешности его обладательницы. Сейчас же дорогой наряд ни у кого не вызвал бы мук: он не только поблек, но и изорвался, превратившись в печальное обтрёпанное напоминание о былом величии.
- Превосходнейшая, - холодно откликнулась графиня. - Могу я узнать, что вам понадобилось в моей уборной?
- Драгоценности, разумеется! - Призрачные брови живо приподнялись. - Я собираюсь на бал: мой жених ждет обещанной кадрили!

Дама бесцеремонно копалась в украшениях нынешней хозяйки замка, перебирая их тонкими пальцами, будто вылепленными из молочного пара. Она остановила свой выбор на золотом колье с изумрудами, повертела его, оценивая красоту камней, изящность работы и примеряясь к собственному достоинству.
- Вам не подойдет, - злорадно хмыкнула графиня, наблюдая, как призрачная гостья щелкает застежкой и смотрит на себя в зеркало.

Мутноватое стекло отразило лишь повисшее в воздухе колье - вокруг него ничего не было, только часть самой графини и кусок комнаты. Впрочем, изумруды украшали пространство всего мгновение, а затем с тяжелым стуком обрушились на пол. Графиня подняла колье и вернула на место. Пуф, который только что занимала дама в рваном туалете, опустел.
- Она всегда собирается на бал и всегда заводит светскую беседу о погоде, - недовольно молвила хозяйка замка. - Положительно, прабабушка Люсинда невыносима! А впрочем, довольно о ней. Пора, пожалуй, отобедать.
***

В столовой уже накрывали к обеду. Эта комната, с огромным столом и внушительным камином, выглядела столь же мрачной, как и остальные. И хотя ведущую на летнюю террасу дверь оставили открытой по случаю солнечного дня, положение тем не спасли. Наоборот: живое золото света лишь подчеркивало угрюмость внутреннего убранства - внутри и снаружи отделялись друг от друга, точно два мира, по ту и по эту сторону солнца.
- Где же граф?

Бросив равнодушный взгляд на насупленное лицо хозяйки, слуга пожал плечами:
- Не могу знать, госпожа.

«Зато я знаю», - досадливо подумала графиня. В замке было только одно место, особенно любимое ее супругом, - кабинет.
И здесь царило мрачное уныние - во всем, начиная от неподъемной дубовой мебели до беспорядочно разбросанных на подоконнике желтых листков бумаги.

Граф стоял у окна, задумчиво пожевывая кончик гусиного пера, и совершенно не обращал внимания на капающие вниз чернила. По синему бархатному халату уже расплылось несколько пятен, напоминающих раздавленную ежевику.

Графиня бросила на супруга взгляд, в котором читалась откровенная брезгливость, однако почему-то сказала совсем не то, что собиралась.
- Прабабушка Люсинда стала совершенно невозможной! - Дрожащим от негодования голосом начала графиня. - Сегодня она снова перерыла мои драгоценности!
- Полноте, она ведь все равно не сможет их носить, - отмахнулся граф, которым, очевидно, владело элегическое настроение. Он не отводил глаз от начинающей рыжеть макушки сада в бирюзовой небесной косынке.

Графиня топнула ногой:
- И вы тоже невозможны! Почему вы не смотрите на меня, когда я говорю с вами?!
- Я думал, вам приятственны невозможные вещи, - произнес граф, поворачивая лицо с отрешенно-печальным выражением, запавшим в темно-синие глаза. - Ибо возможным слишком легко обладать.

По черной его шевелюре, чуть курчавой на затылке и у висков, разбегались барашки седины.
- Вы уже полдня сидите в кабинете, а между тем, вас ждут к обеду, - проигнорировала слова мужа графиня.
- Простите великодушно, но я не пойду. Я еще не закончил важное письмо.
- Ах, оставьте! Ваши письма никому не интересны! - Возмутилась супруга, высокомерно обозрев бумажный хаос.

Листки были исписаны, но на каждом значилось всего несколько слов: «Приветствую вас, мой старый добрый друг!» Дальше шло пустое поле, и только по концу листа жирной чернильной гусеницей ползла длинная подпись графа.
- Что еще за «старый друг»? Разве у вас есть друзья?

Граф потер подбородок, оставив на нем пару ежевичных отпечатков, и проговорил чуть растерянно:
- Вероятно, где-то есть… У людей ведь должны быть друзья, ну, хотя бы один!

Вдруг и меня еще кто-то помнит, может статься, даже ждет весточки…
- О, эти ваши бесконечные фантазии сводят меня с ума! - Графиня картинным и неизъяснимо красивым жестом приложила пальцы к вискам. - К чему вам несуществующие друзья, коли рядом с вами близкие люди!
- Близкие? - Граф словно распробовал слово, размолол языком, и ему понравился вкус. - Мой сын по-прежнему спит?
- Вы же знаете: на бедном ребенке лежит сонное заклятье! Что еще ему делать, кроме как спать?
- И пока он спит, он не вырастет, - продолжал супруг. - Сколько бы лет ни пронеслось над миром, виконт не повзрослеет. А вы…

Граф приблизился к графине:
- Вы снова покинете меня, едва наступит ночь?

Графиня попятилась, стараясь не показать свое замешательство.
- Все время вы говорите о пустяках, - принужденно усмехнулась она. - Право же, это не важно. Лучше потрудитесь выйти к обеду - неприлично заставлять общество ожидать вас одного.