Ещё одно чудо

Разъезжаются дребезжащие двери, впуская очередную кучку людей. Все уставшие, хмурые, мечтают поскорее оказаться дома.
– Осторожно, двери закрываются, следующая остановка «Улица Чернышевского».
Он, не глядя, пробивает билеты. Поскорее бы расправиться, и можно до следующей остановки подремать. Взгляд останавливается на девушке. Девушка как девушка, неприметная внешность, в ушах наушники, на коленях рюкзак. Только эта прячет красные глаза, шмыгает носом, расплатившись и получив билет, отворачивается к окну, подносит руку к лицу, украдкой вытирая снова выступившие слёзы. Он вздыхает, обходит оставшихся вошедших пассажиров и, вернувшись на место, украдкой наблюдает за девушкой. Дела у той, кажется, идут из рук вон плохо, дрожащими пальцами она крутит билет, сжимает зубы, утыкается лбом в холодное стекло. Наверное, только то обстоятельство, что вокруг много абсолютно незнакомых людей, мешает ей расплакаться в голос прямо здесь. А над ней тёмный клубок, нависает всё ниже и ниже. Он удивленно поднимает брови, как всё запутано и запущено. Того и гляди затянет её в этот водоворот, да уже почти-почти. Мысли девушки как на ладони.
«Сколько можно? Почему всё так плохо? Почему постоянно что-то случается?» Она кусает губы, сильнее сжимает в руках билет, который рвётся от такого напора. «Я просто хочу хоть чего-то, небольшой передышки. Ну или какого-нибудь, ну совсем маленького чуда. Неужели это так сложно?»
«Чудес не бывает, ты прекрасно это знаешь» – надменный голосок какого-то мелкого паразита, присосавшегося к негативным мыслям, удобно устроился в этом клубке и нашептывает всякие гадости.
Бывают. Конечно бывают. Уж ему ли не знать. Чудо. Он отводит взгляд на мгновение, снова вздыхает. Сколько уже сегодня было этих чудес? Кажется, два. Ну, ещё раз... ещё один раз он, наверное, может. Спина уже побаливает, но как тут остаться безучастным. Она же и так на грани. Он прекрасно знает, на что способны отчаявшиеся люди. Одно маленькое чудо. Хуже не будет. Он встаёт, подходит совсем близко.
– Девушка, вам до какой остановки?
Она вздрагивает, только сейчас заметив, что кто-то подошёл, полностью погрузилась в свои мысли значит.
– До конечной, – отвечает она, нервно комкая в пальцах обрывки билета, – А что?
Он не отвечает, оглядывается по сторонам, сам не понимая, зачем, потом складывает ладони домиком. Дребезжание колёс замедляется, разговоры замолкают, и время останавливается.
Она не замечает, смотрит в тёмные, почти чёрные глаза, которые, кажется, светятся изнутри.
"Бред же!"
Мотает головой, пытаясь отогнать наваждение. Он аккуратно снимает с плеч ярко-жёлтую жилетку и осеннее пальто, вешает их на спинку ближайшего сидения. Вздыхает, понимая, что рубашка всё равно уже безнадёжно испорчена. Девушка открывает глаза, и понимает, что кондуктор вообще-то весь чёрный, а ещё ужасно растрёпанный. Тёмная рубашка выбивается из брюк, топорщится и идёт складками, а перья из огромных чёрных крыльев торчат во все стороны так же, как и непослушные короткие тёмные волосы. Стоп! Крылья?!
Она снова трёт глаза. "Уснула в трамвае, с кем не бывает", – слышит он её мысли. Морщится. Вот всегда с людьми так. Сами попросят, а потом не верят. Он, конечно, может сказать что-то из тех банальных фраз, которые пишут в фэнтезийных книжках, но это точно всё испортит. Он молчит. Девушка пару минут пытается проснуться, но потом резко поднимает взгляд и тихо спрашивает:
– Они настоящие?
Он кивает.
– А можно... можно потрогать?
– Пожалуйста.
Он опускается на пыльный пол, чтобы перенести этот огромный вес хоть на какую-то опору, и вытягивает крылья во всю длину салона, расслабляя напряжённые мышцы. Она осторожно обходит кондуктора, опускается рядом на колени, колеблется с минуту, но потом всё же, пусть на пару секунд, прикасается к тёмным перьям.
– Здо-орово-о, – восторженно тянет она, тёмный клубок над головой на секунду замирает. Ему достаточно этого, чтобы ухватиться за торчащую ниточку, которая тут же норовит вырваться из пальцев, но он держит крепко.
– А Вы... летаете? – спрашивает девушка и уже чуть смелее прикасается к крыльям.
– Редко, – отрывисто бросает он, наматывая на пальцы тёмные нити.
– А почему?
– Крылья тяжёлые, спина потом болит. Приятного мало.
– Понятно.
На некоторое время повисает тишина. Девушка думает о чём-то, но не решается озвучить. Он молча, узелок за узелком, распутывает этот водоворот, потом всё же не выдерживает.
– Не сидите на полу, простудитесь.
– Ой, – девушка вскакивает с пола и возвращается на сиденье.
– А Вы ангел? – совсем тихо спрашивает она, будто боится чего-то.
– А кто же ещё? – отвечает он вопросом на вопрос, тёмный клубок почти распутан.
– А почему Вы работаете кондуктором? – девушка пытается подавить смешок, но у неё плохо получается. Он совсем не обижается. Смех – это хорошо, значит ей уже лучше.
– Да чтобы таких бедолаг, как ты, находить, – отвечает совершенно серьёзно, но потом поднимает взгляд и улыбается.
– И-и... много? – она замолкает, не зная, как сформулировать вопрос, но он понимает.
– Даже не представляете, — и театрально вздыхает. Она замечает и наконец громко смеётся.
Распутанные нити в его руках теряют какой бы то ни было цвет, когда он принимается плести понятный ему одному узор.
– А какие они были? А как Вы это делаете? Как Вы здесь оказались?
Начинает засыпать она крылатого кондуктора вопросами, он только рад. Разговорилась, а значит – все идёт так, как должно. Он поддерживает разговор, отвечая даже на самые нелепые вопросы. Смеётся про себя, люди всё ещё верят вороху всякой чепухи. Да и пусть верят, если им от этого легче, только под нос никому не суют, выдавая за истину в последней инстанции. Пальцы ловко плетут что-то, ниточка за ниточкой окрашивается в различные цвета. Все гораздо проще, чем он думал, тем и лучше.
Они болтают ещё где-то с час, а потом последнее переплетение встаёт на место. Он осматривает получившийся узор, кивает самому себе и выпускает из рук. Поднимается с пола, отряхивая тёмные брюки, убирает крылья, надевает пальто, прикрывая изорванную на спине рубашку, и натягивает форменную жилетку.
– Вот и всё, – говорит он больше самому себе, складывает ладони домиком, привычный шум бьёт по ушам. Девушка спит, прислонившись к окну, улыбается сквозь сон. Он проходит на своё место, потирает ноющую шею, пытается сесть так, чтобы можно было немного расслабить напряжённую спину. Короткую дрёму прерывает голос из динамика.
– Остановка «Улица Чернышевского».
Разъезжаются дребезжащие двери, впуская очередную кучку людей и он идёт пробивать билеты.
На конечной подходит к девушке, трясёт за плечо.
– Девушка, конечная, просыпайтесь, девушка.
Она резко открывает глаза, пару секунд смотрит на него, словно пытается что-то вспомнить. Мотает головой и, смущенно пробормотав "спасибо" выбегает из трамвая. Она петляет по парковым дорожкам, спеша домой. И отчего-то на душе так легко, хотя, казалось, ещё входя в трамвай, пыталась спрятать слёзы. Наверное, уснула от волнения и, кажется, ей снилось что-то... кто-то, с большими-большими крыльями. Она мечтательно улыбается, она знает, откуда-то теперь знает, что все будет в порядке, что всё сложится, срастётся и встанет на свои места очень-очень скоро.

Уже в конце смены, когда салон почти пуст, а на многих остановках и вовсе никто не заходит, кондуктор дремлет, более-менее удобно устроившись на сиденье. Сквозь дрёму он думает о том, как же у него болит спина, и о том, сколько же можно покупать новые рубашки, так и разориться недолго. Он грозится непонятно кому "Уволюсь, уволюсь прямо завтра", вздыхает сквозь дрёму. "Ну, может не завтра. Надо же неделю доработать. Но вот потом, потом точно уволюсь. Уйду. Уйду, и ищите-свищите. Не вернусь" Трамвай нервно трезвонит какому-то зазевавшемуся гуляке, перебегающему через рельсы. Кондуктор вздрагивает и открывает глаза. Морщится от тянущей боли в лопатках, оглядывает полупустой салон. На заднем сидении дремлет паренек, совсем желторотый, ну, для него. Взрослый, по меркам людей, но весь растрепанный, руки на коленях сжимают какую-то папку, а сам смешно уткнулся носом в стекло, смотрит свои какие-то ребяческие сны. Кондуктор улыбается. Ну кому, кому он врёт? Как он может оставить их? Таких вот глупых, нелепых, больших детей? Люди любят шутить: "Взрослых не существует". Ангел знает, что так оно и есть, как говорится, в каждой шутке... И как их оставить один на один с мыслями, которые пожирают изнутри, затапливают отчаянием, с проблемами, которые кажутся неразрешимыми, неподъёмными. Всем, конечно, не поможешь, но пусть в мире будет хотя бы чуть больше порядка, тепла и света. Это будет правильно.
Он неудачно тянется, морщится от боли. Трамвай останавливается на конечной, и последний пассажир покидает салон. Кондуктор выскальзывает в темноту ночи, стоит несколько минут, вдыхая прохладный воздух и направляется в депо, думая о том, что стоит на следующих выходных записаться на массаж.