21. Рождение чудовища. Глава 21. Добрый хозяин Изуба

Да помилуют ее боги. Неужто все обитатели дома столпились сейчас перед ее комнатой?! Сам хозяин – обо Изуба – стоял в нескольких шагах, глядел на нее пристально.

- Обо, - пролепетала Накато. – Господин Изуба… чем я могу служить тебе?

Да, она подобрала верные слова! Глупая горская девица не может знать, что ее в чем-то подозревают. Она не знает, что за ней следили. И не понимает, отчего столпотворение. Она думает, что ее хозяин с домочадцами вздумал послушать музыку флейты посреди ночи. Мало ли, что за блажь могла взбрести в голову богатому хозяину!

- А ты и правда готова служить мне? – медленно проговорил он.

- Я уже служу тебе, - да, растерянный дрожащий голос – это правильно! – Вот уж несколько дней, с того дня, как меня перевезли в твой дом…

- Умолкни, - оборвал ее Изуба. – Эну! – окликнул он, и вперед вышел высокий сухощавый мужчина.

Сколько ему лет – не разберешь. Кожа – черная-пречерная и сухая, точно пересохший пергамент, давно залитый чернилами. Он подошел к Накато, поводил рукой перед ее лицом. Она недоуменно моргала.

Эну обернулся к Изубе, коротко мотнул головой. Руки стражей, державшие Накато крепко за плечи, выпустили ее. Девушка огляделась снова, изображая полное непонимание.

- Ты хочешь, чтобы я поиграла, хозяин? – прошелестела она. – Я возьму флейту, если позволишь…

- Отчего ты с ней церемонишься, хозяин! – взвизгнула Куруша. – Ведь все предельно ясно. Все горские бабы – ведьмы! Это все знают! И эта – такая в точности, как они все! – она ткнула пальцем прямо в Накато.

Девушка отпрянула.

Сделалось жутко. Как с ней поступят?! Нет больше защиты колдуна. Он и сам сгинул – надолго, если не, навсегда. Да, Эну, кажется, не нашел на ней колдовских следов. Но чего ждать от Куруши? Может, броситься головой прямо в затянутую бумагой стенку – ее тело пробьет хлипкую бумажную преграду, сломает тонкие деревяшки, слагающие ее. Да, она свалится с третьего этажа на землю. Но это обычной женщине страшно, не ей. Она вскочит и убежит! Никто ее не догонит.

«Ты не дикое животное, Накато, чтобы убегать, подчиняясь страху, - слова Амади всплыли в памяти сами собой. – Разумный человек тем и отличается от животного, что имеет власть над своими инстинктами».

Удрать она всегда успеет, если появится прямая угроза. Пока что таковой нет. А они не знают, на что она способна. И не будут ждать подвоха. Сейчас она продолжает делать вид, что ничего не понимает. В конце концов, настоящая горская пастушка и впрямь растерялась бы от такой свистопляски посреди ночи.

- Ну, чего зенки свои таращишь, ведьма?! – Куруша шагнула к ней, замахнувшись.

И Накато сжалась, втянула голову в плечи.

- Хватит пугать девочку, - нахмурился Изуба. – Какая она ведьма? Что ты мелешь чушь, повторяешь сказки бабские? Ты Эну не доверяешь?

- Да как же, не ведьма, - Куруша подбоченилась. – Вон, дудочкой своей тебя, хозяин, разума лишила! Не видишь, кого пригрел.

- А то ты видишь, - Изуба ухмыльнулся. – Ревность в тебе сейчас говорит, а не разум.

Накато шмыгнула носом – это не составило труда. Заморгала, выдавливая слезинки.

- Ты, - заговорила она ломающимся, подрагивающим голосом, ткнула трясущимся пальчиком в Курушу. – Ты – ненастоящая женщина! Меня дома учили: женщины – это душа дома! Дом – один, и женщины в нем – одно. Семья. У нас нет такого, чтобы женщина поднимала голос и руку против другой женщины в своем доме, - она размазала по лицу слезы, шмыгнула снова.

Сама себе подивилась. Такую речь выдала! И ни словечком против правды не покривила: в горских деревнях и впрямь были такие порядки. Женщины, живущие в одном доме – одна сила. Всегда друг за друга.

- Вот и сидела бы у себя дома! – взвилась Куруша.

- Да если бы я знала! – голос Накато взвился и упал – растерялась она, как бы так внушительно завершить мысль. – Если бы я знала, что здесь, на равнине в городах…

- Довольно, - Изуба возвысил голос. – Устроили здесь базар! Заткнулись обе, - он нахмурился. – Ты, - ткнул пальцем в Накато. – Иди к себе. И чтобы я не слышал больше этой чуши про горы да города! Здесь тебе не горы! Ты давно здесь живешь. Пора привыкнуть. Сама выбрала себе судьбу, так что не жалуйся. Ты, - он перевел взгляд на Курушу, и та съёжилась. – Чтобы больше ни слова про ведьм. И не смей нашептывать, наушничать, распускать сплетни и настраивать других баб, таких же бестолковых, как и ты! У тебя есть дело в доме – вот и занимайся им.

- Как скажешь, господин, - прошептала та, склонившись.

Изуба перевел взгляд на Накато. Та испуганно охнула – почти не притворяясь – прижала ладони к щекам. Торопливо склонилась в поклоне.

Слов не получилось, удалось лишь бестолково дернуть ртом. Впрочем, хозяина, кажется, устроило и это. Возможно, даже больше, чем нарочито покорная речь. Накато попятилась к двери своей комнаты – благо, было недалеко. Взгляда не отрывала от внушительной фигуры Изубы. Тот лишь кивнул одобрительно.

Очутившись внутри, Накато плотно прикрыла раздвижную перегородку и замерла на мгновение. А затем – кинулась лицом вниз на постель.

Боялась, как бы никто не подсмотрел за ней. И не разглядел на ее лице смятения. А в этом смятении не прочел бы истинной его причины.

Она осталась одна! Совсем одна в малознакомом городе. Амади больше нет. Точнее – он есть, но где, в каком состоянии, и как его отыскать и помочь ему, она не представляла. Он исчез, а может – растворился в воздухе. Он сказал – духи-соглядатаи найдут его. И они его нашли. Он вытолкнул ее из сна, а сам… он сказал, что ему нужно будет покинуть дом, чтобы не выдать его. Успел ли?

Планы Амади не всегда исполнялись так, как он предполагал. Уж ей ли не знать! Чего стоит только история с Бапото.

Боги, она-то думала, что готова остаться одна! Не тут-то было: зная, что колдуна теперь нет, что он беспомощен, она ощутила себя голой и беззащитной. А ведь он еще и рассчитывал на ее помощь!

Как еще не приметили, что колдун приходил именно в ее сны? А может, и приметили. С чего бы иначе Куруша так разорялась? Так настырно визжать можно, лишь зная что-то наверняка. И что же – она что-то почуяла, но доказать пока не может? Отчего-то она затаила с самого начала злобу на Накато.

Нет, Куруша – баба вздорная, но глупая. Она ничего не знает наверняка. Просто ревность – здесь Изуба прав.

А если все же нет?! Прошиб холодный пот. Что, если Куруша и есть – самая настоящая ведьма? Не зря же Изуба с ней советовался. И это они двое тогда наблюдали за ней из соседней комнаты! Может, хозяин Изуба просто решил усыпить бдительность провинившейся служанки. Вот только зачем, если можно схватить и отдать стражникам – а они наверняка умеют вытрясать из пленников то, что те пытаются скрыть.

За мучительными размышлениями незаметно пришел рассвет. В перегородку поскреблись, и Накато подскочила с постели. В испуге уставилась на образовавшуюся щель. Внутрь просунулось лицо Куруши.

- Хозяин… звал тебя, - выдавила она на удивление мирным тоном. – С твоей флейтой…

*** ***

Накато играла, прикрыв глаза.

Звуки вились, кружили, унося и ее куда-то далеко. Нет, не в горы и не в родные степи. Куда-то очень-очень далеко, где нет ни рабов, ни колдунов, ни интриг, ни страха.

Ни даже богов и духов. Потому что даже среди духов и богов царят суета, интриги, ложь и борьба за власть.

- Ты снова за свое, - протянул лениво Изуба. – Снова играешь свои печальные мелодии.

- Прости, господин, я задумалась…

- Тебя напугали нынче утром?

- Это ведь была ночь, - удивилась Накато. – Я проснулась от грохота. Ничего не поняла, и тут – толпа, и светильники, и все бегают и галдят, будто к стаду среди ночи подкрались гиены и уже порезали нескольких туров. У нас такое было как-то раз – потом полдекады в деревне грызлись – чьих туров порезали, и кто кому за это должен. Прости, господин, - повинилась она. – Тебе, должно быть, скучно слушать глупости. Я сыграю мелодию, которой меня научил учитель – она веселая, и разгонит любую кручину.

Поднесла флейту к губам и принялась наигрывать, стараясь не сбиваться. Мелодии, которым обучали ее здесь, еще слабо держались в памяти. Тренируясь, она то и дело сбивалась. На удивление – сейчас почти не спотыкалась.

- Стой! – Изуба в раздражении поморщился. – Частишь, - укорил он. – Сыграешь, когда выучишься получше. Сейчас иди сюда, - он хлопнул ладонью по подушке рядом с собой.

Ну, вот. Накато глубоко вздохнула. Вот и дошло до истинной причины, по которой чиновник приобрел молодую чернокожую флейтистку. Она поднялась, скользнула к нему на подушки. Флейту осторожно уложила в стороне – так, чтобы и не мешала, и чтобы дотянуться можно было при необходимости.

- Ты себя ведешь, как опытная наложница, - хмыкнул Изуба. – Значит, корчить из себя недотрогу не станешь?

- Я приехала в Мальтахёэ за пару дней до торжеств в честь великой богини Умм, - отозвалась девушка. – В горы мне хода нет. Я ничем не сумею объяснить это в деревне. Родители еще, может, и поверят – но скорее всего, нет. Даже они. Так что иного пути у меня нет, господин, - она впервые взглянула прямо в глаза Изубе.

- Права все-таки Куруша, - шепнул он. – Ты – ведьма…

- Эх, была бы я правда ведьмой, - прошептала Накато мечтательно.

- Да? – он оживился, отодвинулся чуть-чуть. – И что бы тогда было?

- Ну, я бы стала очень-очень богата, - протянула она. – У меня было бы все: и огромный дом – прямо как у тебя, хозяин. И куча слуг и рабов, которые работали бы вместо меня, а я бы только отдыхала и веселилась. И развлекали бы они меня. И вкусная еда – сколько хочешь, и много-много красивых нарядов, и бус, и браслетов…

- Немудреные же у тебя мечты, - рассмеялся Изуба. – Но ты и так можешь все это иметь. Если станешь вести себя так же послушно, как и до сих пор, - пояснил он.

- Я буду, господин, - шепнула она.

Вспомнился некстати старик Асита. Тот, правда, никогда с ней столько не разговаривал. А еще он был совсем старым. Но жилистым – Изуба, хоть и казался моложе, и не был рыхлым, как многие жители Мальтахёэ – но мышцы у него были далеко не такими сухими и твердыми, как у жителей степи.

Изуба склонился носом к ее шее, потянул, точно принюхиваясь к чему-то. И отстранился, брезгливо сморщившись.

- Что это? – недоуменно осведомился он.

- Тебе не понравились благовония, господин? – Накато заморгала. – Я их сама купила в лавке на базаре. Долго выбирала, взяла самые лучшие у торговца!

- Горская глупышка, - Изуба усмехнулся, покачал головой. – Откуда тебе знать, какими могут быть лучшие благовония! Ты разве разбираешься в этом?

- А разве это – грамота, чтобы разбираться? – Накато и впрямь растерялась – даже притворяться не пришлось. – Они пахнут приятно. Я выбрала те, которые пахли приятнее всего!

- Вот что, - хмыкнул чиновник. – Не покупай больше благовоний на базаре! Там нет по-настоящему хороших. Я заказываю их с юга, из самого Нухроба. Я знаю, у кого следует заказывать – не всякий продавец, что хвастает, будто его товар – лучший, действительно продает что-то стоящее. Я скажу Куруше – она подберет тебе благовония. И украшения, - прибавил он. – Ты эти бусы тоже на базаре купила?

- Да… а разве они не красивые? Смотри, какие разноцветные!

- Ох уж эти горцы, - Изуба покачал головой. – Куруша! – крикнул он. – Зайди сюда.

Интересно, та что, возле входа подслушивала? Он выдал мгновенно явившейся женщине распоряжения, и Накато покинула покои чиновника вместе с ней.

Н-да. Представить, чтобы старик Асита отказался от утех ради того, чтобы приодеть наложницу и выбрать ей какие-то правильные благовония, Накато не могла. Тот лишь ворчал, что девку ему приводят больно страшную, худую и несуразную. Но, помнится, и угостить ее даже маленьким кусочком своего ужина не считал нужным. Еще и по рукам как-то треснул, когда она от голода хотела стянуть немного.

Куруша повела ее прямиком в подземелья – там хранились запасы. Первым делом завела в помещение, в котором на бесчисленных полках выстроились флаконы с благовониями.

Здесь были флаконы фигурные, из крашеной желтой глины – совсем, как чашка Мунаш, которую она разбила когда-то. И из какого-то гладкого материала, похожего на разноцветные бусины.

- Ну, сейчас я подберу тебе благовония, - проворчала Куруша. – Ну-ка, - она потянула носом, чуть не ткнувшись им в шею Накато. – Да что ты дергаешься, - фыркнула она. – Тоже еще, пугливая какая! И правда – дешевка, - скривилась презрительно. – Только такие и могла выбрать необразованная горская девица! Ну-ка, - она принялась перебирать ловко флаконы на полках. – Вот, эти тебе подойдут, - она вытянула небольшую склянку. – И вот это, и это – они тоже сладкие – я смотрю, тебе сладкие запахи нравятся. Только не выливай на себя все сразу – выбери что-то одно, и подушись! А следующим – после того, как помоешься. Хозяин любит, чтобы его наложницы душились каждый раз чем-то разным…

Она вручила Накато с полдесятка флаконов. Оглядела ее, покачала головой. И что ей все не так? Все-таки ревность и зависть, что новой флейтистке дарят и одежду, и благовония, и хозяин к себе зовет.

Куруша покопалась в большой шкатулке, выбрала несколько гребней. Из сундука выудила несколько браслетов, украшения на шею. Оглядела с сомнением Накато. Отыскала шкатулку и принялась складывать туда украшения, что отбирала для нее. Туда же отправились и благовония.

- Тебе бы еще и уши проколоть, - посетовала она. – Уши-то не проколоты! Как серьги носить думаешь?

Серьги! Накато с трудом сдержала смех. Кто ж надевает серьги на рабыню? А Амади не озаботился тем, чтобы прокалывать ей уши.

- Совсем у тебя семья нищая, видать, - скривилась Куруша. – Неудивительно, что жених от тебя отказался! Из достоинств-то у невесты только сила, чтоб воду да мешки с зерном таскать. Великое достояние, - она осуждающе покачала головой.

- У нас в горах это ценилось высоко, - заметила Накато.

- Ох ты, а обидчивая какая! – зафыркала Куруша. – Обидчивости в тебе на целую дочку какого-нибудь именитого торговца или землевладельца! Не по чину гордости-то столько иметь, - прошипела она, приблизившись вплотную. – Ты здесь не у себя в горах! Да и в горах тебя за такое знатно бы поучили! Ступай давай, чего застыла? – прикрикнула она. – Или ждешь, чтоб тебя еще чем одарили? Так уж довольно!

- Слушаюсь, - выдавила Накато.

Развернулась и пошла. В этом доме у нее есть враг. И враг могущественный – к Куруше прислушивается сам хозяин. На ней держится все в доме.

А может, подружиться с ней? Ведь Изуба тогда приказывал Куруше – подружиться с ней, Накато. Втереться в доверие. Так ей тоже нужно втереться в доверие к домоправительнице!

Девушка сдавленно хихикнула и кинула взгляд по сторонам – не видит ли кто, как новая флейтистка тащит из хранилища шкатулку и хихикает на ходу. Не иначе – стащила что-то. Благо, никого не видать. Смешно все-таки: станут они с Курушей друг к дружке втираться в доверие наперебой. И пытаться сдружиться. Ох, и картина будет!

*** ***

Очутившись у себя, поставила шкатулку на покрывало заправленной постели. Уселась рядом, откинула крышку и вывалила все. Принялась перебирать.

Благовония отложила в сторону. С этим потом – после мытья. А то надушится поверх уже намазанных благовоний, и получится запах, от которого голова кругом. Может, она и неграмотна – но нюх у нее имеется.

Браслеты из начищенного серебра и блестящего желтого металла. Интересно. На медь не похоже. Тоже серебро – только желтое? А серебро бывает желтым?

А вот украшение на шею. Соединенные между собою выточенные из самоцветного камня пластины. Напоминают пояс из малахита, что был у нее, когда она изображала горную владычицу. Только камни голубые, а не зеленые. Голубые, как осеннее небо в ясный безоблачный день.

Накато приложила широкое ожерелье к шее, подошла к зеркалу. Красиво. Она стала прямо, как какая-нибудь городская богатейка. Интересно, ей и уши проколют? Кажется, здесь, в городе, уши без дыр считаются чем-то постыдным. До сих пор она не обращала на это внимания. Но ведь и правда – даже у самых последних служанок, выполняющих тяжелую и грязную работу, в ушах болтались серьги. Пусть простые, медные – но без них не ходила ни одна женщина.

А ей быть наложницей чиновника при самом правителе. У нее непременно должны быть серьги! Большие, как она видела у богатых женщин в красивой, расшитой разноцветной одежде.

А у нее тоже есть теперь такая красивая дорогая одежда! Вон, по приказу Куруши целый сундук в комнату притащили. Внутри – сложенные туники и платки из чудеснейшей ткани. Она никогда не видела столько нарядов разом. Сгустившаяся в душе, подобно грозовым тучам, тревога, понемногу расходилась.

Да, она осталась без защиты Амади. Но много ли проку было от его защиты, если подумать? Без него ей ничто и не угрожало!

Причина всех напастей – замыслы колдуна. Если бы не его планы добраться до сокровищницы правителя, на Накато не пало бы подозрение. Да, Куруша и дальше злобилась бы. Но у нее не было бы причин называть Накато ведьмой. И за ней никто не стал бы следить. Она училась бы у преподавателя правильно играть на флейте и порой приходила бы к хозяину – погреть ему ложе. В доме жили десятка два наложниц – так что Изуба не звал бы ее слишком часто.

Покровительство колдуна защищало Накато И оно же создавало угрозу. И лишние хлопоты.

Интересно, если бы не защита дома Изубы – сколько еще Амади продолжал бы использовать ее, Накато, вслепую? Ей приходилось бы втираться в доверие, выслеживать, высматривать, возможно – что-то искать в доме и передавать ему.

Зато теперь Амади нет. Он не сумеет дотянуться до нее. Накато коснулась знака на руке. Сумеет ли колдун воспользоваться печатью, чтобы напомнить о себе нерадивой помощнице? Но ей пока что не нужно ничего делать. Ее дело – усыпить подозрения. И в ближайшие декады ничего предпринимать не следует. Она может просто носить красивую одежду и украшения, расчесывать и заплетать волосы, душиться благовониями и есть вкусную еду. И играть на флейте.

Это намного больше, чем можно было бы представить в самых смелых мечтах.