17. Птицедева

Ты будешь жить долго, переживешь Карена, ты думала об этом?

Я опешила. Никогда не задумывалась об этом, тетушки как-то вскользь обмолвились, что мы почти бессмертны, в смысле, что нас можно убить, но если этого не случится, мы будем жить долго-предолго, но я на этом тогда не акцентировала внимание, а теперь... Карен будет стареть и умрет, а я что? Как бабушка с горя усну или как? Глянула на Карена – он стоял, как в воду опущенный, видимо, эта мысль тоже не приходила ему раньше в голову.

– Я буду старым и дряхлым, и ты меня разлюбишь, – печально произнес он.

– Нет, – замотала я головой, – я что-нибудь придумаю, и мы будем жить долго и счастливо, вот увидишь, и мы поженимся, и я буду стараться быть нормальной, насколько возможно, но именно насколько возможно. Ты согласен меня терпеть?

– А куда я денусь, без тебя мне нет жизни.

Родители грустно смотрели на нас, и было видно, что происходящее с трудом укладывается у них в голове. Не ожидали подобного, и не такого будущего ему желали.

– Лотта, мы все сделаем сами, в смысле подготовки обряда, только с платьем как?

– За это не волнуйтесь, буду похожа на невесту, достойную вашего сына, а как дальше после свадьбы обстоятельства сложатся, смогу ли при дворце всё время жить – не знаю, со мной происходит столько всего непредсказуемого.

Родители вздохнули и переглянулись:

– Видим, ты спешишь, девочка. Ладно, ступай по делам, но мы надеемся, что придёт время с тобой спокойно поговорить.

– Конечно, но когда оно придёт – не знаю.

– Свадьба через две недели, – вступила в разговор королева.

Я ахнула про себя, собралась с силами и кивнула.

– А теперь мне пора, – и переместилась.

– Как хорошо, что эта аудиенция продлилось недолго, – шепнула Вероника, – а то мне аж жалко их стало. Вот удружил им сыночек. Жили себе король с королевой тихо-мирно, надеялись женить его на нормальной человеческой девушке, а тут имеем… то, что имеем. Ничего, отстоим мы эту свадьбу, не волнуйся.

Первое, что увидела на Буяне – зареванных тетушек в обнимку с Котом.

– Плохо, все плохо, Лоточка, – вместо «здравствуй» услышала я. – Она не хочет возвращаться.

– Кто она? – сразу не поняла я.

– Да душа Лебедушки, кто-кто? Тебе что, до родной бабки дела нет? – обиженно фыркнули тетушки.

Мне стало ужасно стыдно, и я сразу прониклась трагичностью момента.

– Как это не хочет, Вы с ней разговаривали?

– Да, встретили, нашли ее вчера, наконец, поговорили, и она категорически отказалась вернуться.

– А почему?

– Душа ее любимого Гвидона, после смерти, все это время, ни в кого не воплощалась и не растворялась в слоях. Лебедушка с ней иногда встречалась, можно сказать, наблюдала за процессом ее мытарств, а вот сейчас она нашла какого-то младенца, не принца и даже не знатного рода ребенка, непонятно, в общем, кого – нашла и воплотилась в него. Почему, зачем – никто не знает. Чужая душа – потемки, не зря говорят. Вот Лебедушка об этом узнала и не захотела больше ждать принца, как она сказала «с его слюнявыми поцелуями». Так и сказала. И где только слова такие выискала? Короче, покинула тело и собирается вместиться тоже в обычную девочку. Вот так-то. Сказала, что она найдет своего любимого и будет с ним счастлива, а мы со своим бессмертием ей до смерти надоели. Пусть, мол, делают с ее телом, что хотят, она будет жить нормальной жизнью нормального человека. Вот такие дела.

И опять зарыдали.

– За что она с нами так, Лотта? За что она с нами так? – причитала Алконост.

А я поняла: не захотела бабушка больше овощем быть, вот и выбрала свой путь, не бессмертный, а обычный, но там, где ее любить будут. Но тетушкам ничего не сказала, они мудрые, сами все со временем поймут. С привычным трудно расставаться.

– Мне надо к Алатырь-камню сходить, – доложилась я, – сил у меня нет, я ненадолго.

Тетушки кивнули.

– А мы в Лебедушкину пещерку сходим. Плохо нам, Лотточка.

Я посидела, поутешала их, как могла. И самой бабушку жалко, так ведь и не познакомилась с ней, не поговорила, но сидеть возле тела не хотела. Она на меня похожа, или, вернее, я на нее похожа как две капли воды, сидеть у «своего» умирающего тела как-то жутковато. Поняла, что про свои проблемы с ними пока разговаривать бесполезно.

Тетушки улетели, со мной остался Кот. Хоть ему расскажу про свою беду и посоветуюсь, он тоже мудрый.

О моей проблеме с уходом в чувства коту поведала Ника.

– Это как-то не мур-мур, – многозначительно произнес Кот. – Сейчас Лотта с тетушками вроде нормально общалась. Я и не заметил ничего, вполне себе адекватная, но если дела, действительно, обстоят именно так, то дай подумать, что происходит… У всех нас, если какой орган не работает, то постепенно атрофируется, вот и сознание Лотты пошло по пути наименьшего сопротивления. Она на тебя рассудочную деятельность свалила, а сама отдалась чувствам, ей так удобнее. Но ты права, это не дело, так она, кто знает, до чего дочувствуется. Работа у нее такая – чувствовать, а при таком раскладе, и правда, превратится в эдакий особо чувствительный приемник без мыслей, а это не есть хорошо.

Кот замолчал, погрузившись в мысли. Потом продолжил:

– По всему выходит, если ты за нее будешь продолжать думать, то она разучится это делать самостоятельно. Значит, или ты должна отключиться от ее сознания, что проблематично, или уйти из ее головы. Странно, что процесс этот пошел у нее так быстро.

– И куда мне деться? – расстроилась Вероника. – Пока мы все не выполним, тела мне Морана не слепит, и так готова его слепить из того что было, как в песне у нас поется. Не хочу такое.

Кот вдруг подпрыгнул и радостно мяукнул.

– Придумал! Тебя надо в тело Лоттиной бабушки переселить, а потом искать принца, чтобы тело поднять с одра.

Вероника чуть в пятки не выпала от подобного предложения.

– Я думала, ты мудрый. А ты, ты просто недоумок! Я что, должна в полумёртвом теле лежать века и ждать, пока этот принц найдется? Уж лучше сразу умереть, чем так «жить». Нет, не согласна я.

– Вероника, – вступилась я за кота. – А ведь мысль неплохая, мы тело сохраним, к тому же оно вполне симпатичное. А я, когда немного освобожусь, пролечу по королевствам, покручусь перед принцами, пофлиртую, может, кому и понравлюсь, начну ему сниться, потом мы его к тебе приведем и будем поцелуями излечивать.

Вероника хмыкнула.

– Тебя и к одному-то принцу Карен близко не подпустит, от ревности еще в замке запрет. Нет, это не выход.

– Ладно, – вмешался кот, – мы пока Лотту возле Алатырь-камня посадим, а потом дальше думу думать станем, как вам обеим помочь. Я сейчас немного перекушу и еще раз перекушу, а потом, на сытый желудок, что-то и придумается.

На Первой Земле

Понедельник наступил раньше, чем хотелось бы. Полёт на Первую Землю пугал.

С утра появился Кощей. Тетушка Гамаюн почистила перья и смотрела на меня, готовая к перелету.

– Я ей тут одежку от Василисы привез. Она более-менее похожа на тот кошмар, что на Первой Земле носят, какие-то штаны и кофту. Будем надеяться, что Лотта в ней не сильно выделяться будет. Летим к Лилит, надеюсь, Михел с ней, посмотрим, как они там поживают.

Гамаюн подхватила меня под белы руки, рядом пристроился Кощей, и мы стали нащупывать точку перехода между мирами. Я даже почувствовала ее, отдавшись ощущениям, о которых говорила тетушка. Мелькание, лёгкое головокружение – и вот мы стоим в каком-то жутком месте: по широченной серой ленте дороги, непонятно из чего сделанной, но очень ровной, неслись железные монстры на колесах, и кругом гул, грязь, вонь.

Но что значит грязный воздух по сравнению с буйством грязных человеческих эмоций, которые я почувствовала! Ими была заполнена вся оболочка Первой Земли. Я чувствовала смрад низменных желаний, мечтаний о деньгах, женщинах, обладании силой и властью. Желания стать над кем-то, возвыситься, превознестись, растоптать, сломать кому-то жизнь, унизить, забрать, лишить, оболгать… И зависть, зависть, зависть ко всему и ко всем. И всего этого так много, так ужасно много. Я подумала: зачем придумывать ад, он рядом, вокруг. Ужас, одним словом.

Подала голос Вероника: «Мне жаль, что тебе пришлось увидеть и почувствовать всё это. Постарайся отключиться от чувств, и станет легче. И в этой клоаке существует хорошее, потом научишься настраиваться на него. У нас говорят – вербализируй, отключись от чувств. Посмотри на домики, какие красивые: что ни домик - то дворец по вашим меркам. И парки тоже прекрасные, ухоженные.

– Это вилла Лилит в Беверли Хиллз, – произнес Кощей. – Сейчас дам ей знать, что мы тут, и нам откроют ворота. Чувствую, что она дома.

В этот момент тетушка Гамаюн стала невидимой и шепнула мне:

– Я за тобой через неделю прилечу. Постарайся только думать, сейчас тебе чувствовать нельзя, сгоришь от негатива. Слушай Кощея и Веронику, они подскажут. Я не могу тут задерживаться надолго. Прощай, будь умницей.

Вскоре ворота открылись и нас вежливо пригласили в дом, где на пороге ждала Лилит собственной персоной, ослепительно красивая, как всегда, а из-за спины выглядывал Михел или кто-то похожий на него.

– О, дождались и впечатлены! Как здесь говорят: «Какие люди в Голливуде», – ехидно произнесла Лилит, радостно оглядывая Кощея и скептически меня.

– Не ждали так скоро? – приветствовал ее Кощей.

– Вообще-то ждали. Не бросит же Лотта своего разлюбезного приятеля и воздыхателя без присмотра. Он ведь от тоски без нее и помереть может, правда, Михел? Рад видеть свою ненаглядную?

Михел вышел из ступора и бросился ко мне, обнял, с намерением поцеловать, но замялся, хотя объятий не разжимал, и смотрел… так смотрел...

– Мы тут, Лилит, – снимая неловкость момента, сказал Кощей, – по невероятно важному делу, которое не терпит отлагательств, и требует активизации мозговой и другой деятельности.

Лилит хохотнула.

– Надеюсь, не сексуальной, а то Михеловы воздыхательницы просто замучили. Популярен мальчик в окологолливудских кругах, да и дамочки из высшего общества с него глаз не спускают, облизываются. Если бы не я… – снова захохотала.

Непонятно, чему радуется?

Вероника тоже многозначительно хмыкнула, и я поняла, что Лилит, наверно, подумала что-то непристойное, с нее станется. Информация заинтриговала меня, я вывернулась из объятий Ха и внимательно на него посмотрела.

Ничего не скажешь, хорош. В каких-то обтягивающих плотных синих штанах, необычной то ли рубашке, то ли второй коже, невесть как ее назвать эту хламиду, он выглядел очень, очень… Вероника подсказала – сексуально, я и слов-то таких не знаю. И еще челка над карими глазами, такими притягательными. Действительно, симпатичный, но я Карена люблю – и точка. Хотя, что греха таить, оценила, что Михел за такой небольшой срок сильно изменился. Лилит, что ли, на него так повлияла? Вот только почему от этой мысли неприятный осадочек?

– Заходите, рада вас видеть. Сара, свари кофе, у нас гости. И еще молоко и что-нибудь на десерт. Или вам чего покрепче, чем кофе?

Вскоре появилась служанка с – о, ужас! – не белой, а темно-шоколадного цвета кожей! Я с изумлением вытаращилась на нее, пока меня не одернул голос Ники:

– Не глазей так, не смущай девушку, тут много людей с разным цветом кожи, привыкай.

– Нам с Лоттой молоко, а Кощею и Михелу кофе. Или ты, Кощеюшка, тоже молока выпьешь?

Кощей расхохотался.

– Как говорил один французский актер: «Молоко, ребята, мы будем пить, когда коровы начнут есть виноград". Нет, мне кофе, у нас нет таких сортов, надо бы плантации заложить, не додумался раньше, а жаль. Ничего, теперь пришло время многое пересмотреть.

Мы перекусили. Мне, правда, кусок в горло не лез, так Михел на меня все время смотрел, но я держалась. Потом поговорим.

– Все, теперь я вас введу в курс дела, – сказал Кощей и внятно и последовательно рассказал всю нашу историю.

Лилит впечатлилась.

– Дела, однако… Тут целый институт нужно создавать для подготовки переселения и работать не один год, а у вас несколько человек и три-четыре месяца на всё про всё. Думаю, у тебя уже есть какие-то наметки. А от меня чего хочешь, Кош?

Перво-наперво, необходимо найти людей, согласных на переселение, и как можно больше, чтобы было из кого выбрать. И сделать это нужно тоже как можно быстрей, чтобы они подготовились для жизни в диких условиях, совершенно диких. Чтобы успели пройти курсы выживальщиков. Как думаешь, сколько нужно человек, чтобы переселенцы не вымерли, не выродились впоследствии?

Лилит на минутку задумалась.

– Если без притока населения из Европейской части Второй Земли, то много. Сейчас вспомню, сколько. Как-то слышала: в результате проведенного специалистами NASA компьютерного моделирования на основе последних данных популяционной генетики идеальной является цифра в 40 тысяч человек, из которых 23 тысячи – это мужчины и женщины репродуктивного возраста.

Я ахнула. Ну, такое количество проверить и переместить не смогу, точно не смогу, да и еды им много надо. Поэтому спросила:

– А как же род человеческий пошел от вас двоих, ну, троих?

Продолжение следует