11. Птицедева

Дима освоил профессию свободного фотографа. Свободный художник, чудненько. Вроде бы – чем плохо? А я стала замечать, что живет он моими увлечениями, моими друзьями, я одна опора нашей совместной жизни. А если я упаду, удержит ли? А ведь нет, ответила себе. Повторения истории с Алексеем не хотела, хватит с меня увлечения образом. Не хочу. Через два года мы расстались. Тяжело, болезненно, он никак не мог понять, почему – ведь живем интересно, ездим, поем, снимаем. А я не могла объяснить, потому и было так тяжело. Извини. Может, если бы смогла объяснить, он бы изменился, но вряд ли.

Вспоминала по ночам странные галлюцинации из реанимации. Лицо женщины без лица и чудную птицу. Что бы это значило? Искать себя, понять себя, но как? Действительно, кто я есть на самом деле? Со мной что-то не так? Стих Франсуа Вийона так и крутился в голове:

Как Вам представить, кто я?

Сам не знаю.

Я Ваша ложь, я выдумка пустая.

Я свет дневной, и я же тьма ночная.

Песчинка я и океан без края.

Витаю в небе, по земле блуждая.

Ищу свой рай, из рая убегая.

Вот я.

Я весь в ладонях Ваших.

Смеюсь сквозь слезы и грущу сквозь смех,

Сдираю кожу, падая на мех.

Бьюсь о преграды, не найдя помех.

Ищу кого-то. Нахожу не тех.

Весь на виду — загадочен для всех.

Грешу, чужой замаливая грех.

Вот я.

Я весь в ладонях Ваших.

Мысль о том, что дело во мне и что со мной что-то не совсем так, все четче прорисовывалась в голове. Что-то требовалось осознать и что-то вспомнить. «Ищу кого-то. Нахожу не тех»… А мне кого нужно найти и надо ли? Вопросы, вопросы, вопросы, а догадки самые фантастические.

«Того, что мелькает в голове, нет», – говорила сама себе. Будто через мутное стекло просматривалась истина, совершенно невероятная истина. Мотнула головой, чтобы отогнать наваждение. И спасительная на тот момент мысль: «Надо еще проанализировать наши отношения с Сергеем. Не хочется, больно, пусть и время прошло, и я действительно стала другой, но все равно стыдно и больно. А чего стыдно-то?» Вытянула на поверхность и этот клубок боли, пусть проветрится.

Мы познакомились в институте. Я по знакомству попала на работу в НИИ и, как обладающая строительной специальностью, занималась различными проблемами систем очистки воды. Если бы кто-то сказал мне в семнадцать лет, что канализационные коллекторы — это мой будущий кусок хлеба, придушила бы. Но привыкла. Проедали бюджет страны, попивая чай на работе за веселым трепом – просто литературно-познавательный кружок, а не лаборатория водоотведения.

Соседняя лаборатория гидробиологическая. В ней работа поинтересней, вот в ней-то и работал Сергей. Года на четыре старше, гидробиолог, занимался проблемами биологической очистки сточных вод, уже защитил кандидатскую и быстро продвигался к докторской. Серьезный, критичный в споре до нетерпимости, невероятный умница. Обратил внимание на меня на Новогодней вечеринке, выпивали вместе. Потом провожал, спорили, но разве его переспоришь – ты ему про женскую эмансипацию, а он тебе цитатой из Шопенгауэра: «Уже самый вид женской фигуры показывает, что она не предназначена для слишком большого труда ни духовного, ни телесного. Она отбывает обязанность жизни не действительным, а страдательным образом: муками родов, заботами о детях, подчинённостью мужу, для которого она должна быть терпеливой и ободряющей подругою. Она не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил; жизнь её должна протекать спокойнее, незначительнее и мягче, чем жизнь мужчины, не делаясь, в сущности, от этого счастливее или несчастнее».

Шопенгауэра тогда возненавидела. Да и Сергей сам так не думал. Просто смеялся, глядя на мою реакцию. А что я? Какой была? Плыла по течению, играла в любимую игру многих женщин: ах, если бы не обстоятельства, то я бы... Продолжение по желанию.

В моей памяти хранилось немало занимательных, полезных и бесполезных знаний из различных областей науки и искусства, которые мы с удовольствием обсуждали. Меня даже позвали замуж. Сказала – подумаю, но не торопилась. С ним я опять почувствовала себя защищенной и нужной. Поэтому старалась соответствовать образу примерной жены, тогда почти жены. Я готовила и заботилась. Научилась печь пирожки. НО!.. Три раза НО!

– Это то, о чем ты мечтала и для чего родилась? – через несколько лет совместной жизни спросил кто-то, живущий в глубине моего сознания.

– А что? – удивилась. – Все хорошо, уютно.

Однако мысли не давали покоя. Почти муж хочет нормальной семьи, а вот чего хочу я? Да, тысячи женщин, может, и миллионы, с радостью поменялись бы со мной местами, а я начала болеть и чахнуть, в прямом смысле слова. Жизнь проходила мимо, я же стояла и смотрела, как он пишет докторскую, ездит на конференции, всегда занят и востребован. А я – тихая тень за его плечами.

–Что с тобой, Ника? – спрашивал кто-то внутри, настойчиво спрашивал.

Ему предложили контракт на год в институт биологии Арктики. Он так мечтал о новых возможностях, оборудовании, реактивах! Без меня сначала не хотел ехать, уговаривал. А я скучала в замкнутом пространстве квартиры, где все дышало его жизнью, его энергией. А моя где? И какая разница, где эта квартира находится, ведь все останется по-прежнему.

– Что с тобой, Ника? Очнись, почему? Ведь все хорошо, работа – дом, дом – работа.

Он уехал, а я осталась одна. А потом та, что жила внутри, взбунтовалась. Я опять пошла на каток, сначала просто каталась для себя, потом мне дали небольшую группу малышей. Получилось. С ними интересно. Я бросила работу, стабильную и необременительную. Вспомнила, что архитектор по образованию, начала с проектирования беседок на участках и другой мелочи. Стало получаться. Первая спроектированная беседка понравилась клиенту. Заплатили хорошие деньги.

А с Сергеем?

Ему предложили продлить контракт, он с трудом выбил мне визу, и я поехала, посмотрела. Зима, Аляска, снег, царство снежной королевы. Где, интересно, ее дворец? Опять север и снег, и голос в голове:

– Ты помнишь меня, Лотта, помнишь Морану? Красивую и холодную, но мудрую. Тебе здесь нравится? А что ты тут будешь делать? Пирожки печь? Опять в тени мужа? Да пожалуйста, живи, миллионы так живут, ты-то чем лучше? Или, все-таки, другая?

Состоялся тяжелый разговор с Сергеем. Долго спорили.

– Не дави на меня, – пыталась отбрыкиваться я. – У меня тут нет дела, а дома оно уже есть, первый раз за долгие годы.

Сергей сказал:

– На тебя надавишь – ты, как вода, не сдавливаешься.

– Наверное, меня можно только заморозить, но я в эти игры больше не играю.

– Ну почему ты не хочешь побыть слабой, защищенной?

И вдруг услышала от него почти дословно слова Тараса:

– Мужчина нужен женщине для того, чтобы она была слабой. Сильной она может быть и без него!

У меня родился закономерный вопрос:

– А с каким мужчиной можно быть самой собой?

Сергей быстро отреагировал на мой выпад:

– С тем, которому ты безразлична или не нужна.

Но я не сдавалась.

– А может, с тем, который принимает тебя такой, какая ты есть?

– Да пожалуйста, Ника, будь собой, кто мешает? Я люблю тебя, хочу жить с тобой, хочу семью, детей, хочу, чтобы ты была рядом.

Криво усмехнулась.

– Сережа, я сейчас не Ника, а Вера, меня держит только вера в то, что найду эту самую Нику, себя, словом. Мне нужно время. Может, это звучит странно, но внутри меня все время звучат слова: «Учись падать и держаться ни на чем! Выбраться из мира Иллюзии можно, только найдя опору в самой себе, и тогда ты обретешь почву под ногами и станешь опорой и для других. Только так, опираясь на себя, обретая Сознание, можно найти Истину и уйти от игр Майи».

Сергей посмотрел на меня, как на полоумную.

– Понимаешь, мне это важно, важно понять Истину, найти опору в самой себе, обрести почву под ногами. С тобой не получается. Почему – не знаю. С тобой я чувствую себя твоей тенью, а если обопрусь, то с тобой случится то же, что и с Тарасом, он погиб – и ты погибнешь. Кому-то надо, чтобы я нашла опору в себе, а с тобой это невозможно.

– Ника, что за глупая мистика? Это просто блажь!

– Пусть так, Сережа. Но Морана-зима все время на моем пути. Зимой ко мне пришла первая любовь, в снег и лед ушел Тарас, Дмитрий приехал ко мне с севера, а ты уехал от меня в самый северный институт мира. Мистика? Да как сказать… Может, и так, но я знаю точно, мне нужно научиться быть собой, вернее, найти опору в себе. Прости.

Сергей понял, что переспорить меня невозможно.

– Хорошо, поживи ещё немного отдельно, но я скучаю, очень. Мне плохо без тебя, и я мужчина, понимаешь?

– Да, конечно, я постараюсь.

Дома у меня открылось второе дыхание. Я тренировала детей, и у них получалось, хорошо получалось, дети побеждали. И еще я проектировала, а также читала не только художественную литературу, но и книги по психологии, анализировала свою ситуацию. Зачем-то начала учить английский, ходила на разные тренинги и даже на тренинг по методике Клауса Фопеля «Сплоченность и толерантность в группе» – мне хотелось, чтобы мои детки научились не конфликтовать. Получалось неплохо. Я стала для них опорой.

Через год пришло письмо по электронке от девушки, у которой Сергей начал иногда ночевать. Она не хотела конкуренции. Писала, что он устал ждать меня, ему с ней не так уж плохо.

Зима забрала и этого мужчину. Любила ли я его когда-нибудь? Наверное, не так сильно, как надо, иначе бы все сложилось по-другому. А кого любила? Алексея? Возможно. Но почему всё рушится? К чему бесконечный поиск и потери? Зачем?

Кто виноват, что потеряла Сергея? Я, конечно, – и не отрицаю этого. Нисколько не виню его. Такова цена поиска моей «опоры в себе».

– Слишком высокая, – сказала подруга.

– Да как сказать, – ответила я.

Откуда-то возник ответ:

– Все это игры Майи, Иллюзии, ей что-то от меня надо, – вдруг тогда в первый раз озвучила я свои подозрения.

Сейчас посмотрела в окно на «Глядящих» и поняла окончательно: да, это не совсем моя жизнь, мной играли, я стала фигурой, пешкой в играх Майи. В ушах прозвучало: «Не пешкой, а Королевой». Подскочила с дивана и кинулась к окну. Другая девушка очнулась во мне, и звали ее Лотта.

– Эй, вы! – крикнула я Глядящим. – Я поняла, это игра Майи, меня зовут Лотта, а мужчины в жизни Ники – это своеобразные иллюзии, измененные и подкорректированные для мира Первой Земли, и зовут их Михел и Карен. Вот так. Я поняла. Я вспомнила, кто я! Эй! Слышите? Я поняла!

Меня подхватил и закружил вихрь, и я провались в другой мир.

Предназначение или Вероника и Ко

Меня или, вернее, нас, выбросило недалеко от Алатырь-камня. Я сидела на земле и как рыба открывала и закрывала рот. Две реальности никак не хотели совмещаться. Я выглядела Лоттой, но, если бы спросили, кто я, назвалась Вероникой.

Посмотрела вокруг. Солнце клонилось к закату – красный шар, цвета не крови, скорее, багряных осенних листьев, пытался скрыться за горизонтом, как будто от абсурдности ситуации застыдилось.

«И ты не хочешь быть причастным, – подумала с горечью, – хочешь улизнуть и оставить меня одну – разбирайся, мол, сама, где лучше – в иллюзии или в реальности, и различаются ли они чем-то?».

Вечерка на фоне огромного солнечного диска казалась маленькой и беззащитной, но в то же время не лишней, как я в своей пижаме а-ля XXI век, Земля Первая, среди камней мифического Буяна. Пижама стала большой, так как Лотта меньше Ники. Ну, хоть не толще, уже хорошо. Подвернула штанины, закрыла глаза и стала думу думать.

Лотта тихо ушла в себя, забилась вглубь мозга, и тоже пыталась осмыслить ситуацию. На разговор пока не шла. Мой не самый легкий жизненный опыт может придавить кого угодно, а уж как будет его осмысливать девочка семнадцати лет – вообще непонятно. Почему-то вспомнились слова юмориста: «Жизнь, конечно, не удалась, а в остальном всё нормально». А с другой стороны – что я теряю, покидая свой мир? Что особенного имела? Если сложить мое тёмное прошлое со светлым будущим – получится, что имею серое настоящее. Но это я так говорила для утешения себя. У меня всегда была немного замедленная реакция на происходящее – сразу никогда не расстраивалась, не впадала в ступор, не делала резких движений, даже на трагические ситуации смотрела как бы со стороны, не впадая в прострацию. Осознание произошедшего придёт позже, и тогда накроет так, что мама не горюй!

А сейчас небольшой жизненный опыт Лотты, со всеми её переживаниями, чувствами и знаниями, ощущался как свой собственный.

Закрыла глаза и задумалась. Кому нужна эта дикая ситуация?

За сомкнутыми ресницами виделась снежная вьюга, что гуляла в миллиардах миров, проносившихся перед глазами – холодных, чужих, даже близко не позволяющих прикоснуться к ним, остаться и забыться. В них не было тепла и надежды, только холод и вьюга.

«Морана, – пронеслось в голове, – ты везде, зачем тебе моя жизнь, что ты хочешь?».

Из-за вьюги донеслись слова:

– Понять, сможет ли Лотта сделать то, что нужно.

– А что нужно? И причем здесь я?

Ничего больше не услышала, только вой ветра в ушах.

Долго поразмышлять не получилось. Первым появился Кот, потом тетушки – полусонные, потому что наступила пора отходить ко сну.

Они радостно загомонили, захлопали крыльями, но ничего внятно сказать не смогли. Из всхлипываний и причитаний я поняла только, что они знали, что я вернусь. Обняла каждую и выдавила из себя истертую, но правильную фразу:

– Утро вечера мудреней. Я отдохну, мы все выспимся, а завтра поговорим.

И отправила их на насесты.

Наконец, осталась наедине с Котом. Обхватила колени руками и уставилась на догорающий закат, а у ног, как пегая пантера, разлегся Кот.

– Вот ты и дома, как хотела, и никаких иллюзий,

– Только как жизни совместить, вот в чем проблема.

Мы долго сидели молча, я гладила Кота, он успокаивающе мурлыкал.

– Что делать, Баюн? – наконец прервала молчанку. – Ты себя мудрым называешь, скажи.

– Жить, девочки, жить. Думаю, завтра многое станет ясно. Расскажи, что произошло, и как там, в мире иллюзии.

– А с чем сравнивать, я тут не жила еще. Вот время по-разному идет. Там я прожила целую жизнь, а здесь прошел день. Улетела Лотта утром, вернулась вечером, а там прошло сорок лет. Моей жизни, не Лоттиной. Майя – шутница, только шутки у нее садистские. Хочется удавить ее за такие эксперименты. Послать на какой-нибудь суд, за особую жестокость по отношению к людям. А с другой стороны, если подумать, – я развела руками, – Лотта приобрела очень полезный опыт.

– Расскажи, – опять стал приставать Кот, – как звать-то тебя и кем ты там была? Мы только и знаем, что Лотту занесло в мир Майи, и могу предположить, что она «обогатилась» еще одной личностью. Вас ведь теперь двое в Лоттином сознании, прав я?

Я кивнула.

– Кем была? Да обычной девушкой Земли, для тебя девушкой Первого Мира, не принцессой и не выдающейся личностью, певицей там или артисткой. Таких девушек миллионы среди миллиардов. Каждый живущий хочет счастья, денег, здоровья, любви, интересной работы. Ну, работать, допустим, не все хотят. Желания среднестатистического человека, такого, как я, с одной стороны – понятные, а с другой – сложные и запутанные. У одних – от жадности и раздутых амбиций, желания иметь сразу все блага мира, у других, типа меня, увязших в собственной рефлексии, самоедстве, желании понять суть происходящего вокруг, поиске своего места в этой жизни, значимости для окружающих и самой себя. Поиск границ своих возможностей и возможностей выйти за них. Запутанный мир. Лотте такие сложности и не снились, и это, наверное, хорошо – маленькая она еще. Она проще и чище. Естественней, природнее, а я – комок противоречий. Как мне с ней ужиться? Она вот затаилась сейчас внутри, слушает и, у нее волосы на виртуальной голове шевелятся. Наверное, мне нужно уйти вглубь сознания и не высовываться… А зовут меня Вероника.

Я перевернула кота на живот и стала гладить ему шейку.

– Ты же, Баюнчик, понимаешь, что с тобой сейчас Вероника разговаривает. Даже удивительно, что Майя не придумала для меня какую-нибудь уникальную жизнь, например, сделала бы меня принцессой Монако или дочкой миллиардера, хотя спасибо и за то, что в индийские трущобы не послала жить… Утрирую, но это потому, что злюсь. Отчаиваться я уже давно разучилась. Жизнь отучила. Много разного в ней было – хорошего не так много, но по опыту знаю – некоторым бывает во стократ хуже – и ничего, выживают. Хотя обидно: за что со мной так? Умереть не умерла, сижу в чужой голове, чужом теле, и что дальше? Постепенно угасать, ассоциироваться, сливаться, с Лоттой? И ей тоже не позавидуешь – заиметь компаньонку, старше на целую жизнь. Надо как-то договариваться с ней, понять, чьи это игры и для чего. Чувствую, игры не только Майи, но и Мораны – точно приложила она к этому свою холодную руку. А про мир… – Вероника помолчала. – Ты там был и знаешь. Мир жесткий и жестокий. В нем редко кому удается пожить, расслабившись, хотя у некоторых получается. Но у меня не получилось. Я, или правильнее сказать – Вероника, все равно люблю этот мир и по-своему неплохо в нем разбираюсь. Не пропала же в нем. Смогла встать на ноги, не сломалась, хотя могла.

Продолжение следует