04. Данте Закаленный

4

От падения во тьму нескончаемой бездны у Данте екнуло сердце. Оно, как будто, сорвалось с привычного места, спряталось в одной из пяток и, дрожа от страха, сжалось в комок. Ветер начал теребить холщовый красный плащ, ножны короткого меча и конский волос нашлемного султана. Нагрудный панцирь доспехов покрылся ледяной коркой. От встречных вихревых потоков холодного воздуха зубы перестали попадать один на другой и громко отскакивали друг от друга. Данте не мог унять эту проклятую дрожь и ему стало стыдно. Сжимая в кромешной темноте руки ведьмы, он чувствовал, что ей всё нипочём. Колдунья оставалась спокойной и невозмутимой.

Старуха крепче сжала руки замерзшего напуганного рыцаря и подала голос:

- Да ты как ледышка. Ну-ну, расслабься, ты же Закаленный. Кстати, а почему такое прозвище? Давай поговорим, нам ещё долго падать. Не молчи, расскажи о себе. Легче станет, и дрожь отпустит.

- Не знаю почему, - попробовал отозваться Данте, - соратники так нарекли. Закалился в боях. Я с ранних лет не расстаюсь с мечом и в сражениях как рыба в воде. Я закалён в битвах как добротный булатный клинок, как надёжный многослойный гладиус из кузницы нормандского Майнца.

- Да? А я думала, что тебя так прозвали за то, что в холодной воде любишь купаться, - хохотнула колдунья. - Ну теперь я вижу, что это не так. Ты холод не терпишь, как я тепло очага. Да-да, котик, представь себе. Мне в холоде намного приятней и комфортней. Терпеть не могу тепло, оно расслабляет, умиротворяет и притупляет рассудок. А я всегда должна быть в форме.

- Откуда ты взялась такая "красивая" и активная? Долго живёшь на белом свете? Откровенность за откровенность. Извини, - Данте заметил, что дрожь пропала, а сердце вернулось на привычное место и разогнало по венам тепло.

- Ой, милок, долго. Давно живу с проклятьем этим, - старуха погрузилась в прорубь воспоминаний. - Помню себя со времён первого крестового похода в нескончаемом людским потоке, в живой реке из паломников маленькой и красивой белокурой девочкой, дочерью обедневшего французского лавочника из Клермона. Отец всегда жил мечтателем и наивным как дитя. Он почему-то был уверен, что близкое нахождение от главных христианских святынь поможет ему стать великим купцом с собственным флотом. Долго у родителей звенела в ушах знаменитая клермонская соборная речь римского папы Урбана Второго, призывающая к походу. И людская лава поползла в далекую, жаркую и неспокойную Палестину. Боже мой, сколько тогда собралось нищего сброда, религиозных фанатиков, безымянных блуждающих рыцарей, разорённых купцов, мечтающих о лучшей доле, и бедных пилигримов?! "Иерусалим и гроб Господень будут наши!", " Смерть неверным!" - это были главные лозунги первых крестоносцев, вооружённых мотыгами, вилами, камнями и кольями. Столько народа я никогда не видела и вряд ли увижу. Яростная многоликая и безумная толпа первой волны крестоносцев преодолела Балканы, как саранча, опустошая Венгрию и Болгарию, с горем пополам, не без помощи греков, переправилась через Босфор на азиатский берег и оставила позади надежный Константинополь. Византийский царь Алексей встретился с предводителем народных дружин и попытался отговорить Петра Пустынника вести толпу дальше. Царь предложил остаться под столицей и дождаться вооруженные отряды крестоносцев, настоящих воинов и хорошо обученных рыцарей. Они шли второй волной следом за народом. Их разделял месяц пути. Но толпа отклонила все уговоры и в религиозном экстазе пошла дальше. Помню как потом путь преградили беспощадные турки-сельлджуки, от которых страдала не только Византия, но и вся Малая Азия. И началась страшная беспощадная резня. Вся горная долина была усеяна трупами христиан. Я укрылась в кустах и, глотая слёзы, наблюдала, как погибают старики, женщины и дети. На моих глазах пали замертво родители и все, кого я знала. Сарацины скоро убрались, уводя в рабство выживших, в основном молодых юношей и девушек. Два дня я просидела в кустах, не решаясь выйти. А когда покинула убежище, направилась обратно в Константинополь. Там меня накормили и пристроили в храме на ночлег. Вскоре стали прибывать первые отряды крестоносцев-воителей. Хорошо вооруженные рыцари в доспехах вселяли радость и надежду на успех. Когда количество воинов перевалило за десять тысяч, армада двинулась на святой град - Иерусалим освобождать христианские святыни. По дороге рыцари увидели место трагедии и долину, сплошь покрытую трупами христиан. Тела сложили в кучу, и получилась огромная гора выше самых высоких деревьев. Проклиная магометян, армия крестоносцев двинулась дальше, пока на горизонте не замаячил великий город, не сверкнула мечетными куполами колыбель христианской веры. После недолгой осады Иерусалима и яростного штурма цитадель пала, и распахнулись центральные ворота перед свирепой армией крестоносцев. Рыцари были полны мщения и злобы. Они ворвались в город и устроили кровавую баню всем мусульманам, а заодно и евреям. Все улицы были залиты кровью, и лошади топили копыта в красных водах.

Меня стал опекать один благородный рыцапь высокого ранга. Так я очутилась в иерусалимском стане ордена тамплиеров. Духовность, аскетизм, железная дисциплина и ненависть к мусульманам отличали рыцарей ордена от простых смертных. Существуя на средства от набегов на сарацинские караваны, тамплиеры прекрасно справлялись со своими прямыми обязанностями по охране и сопровождению вновь прибывших паломников из Европы. Часто, совершая набеги, рыцари ордена попадали в засаду и погибали вместе с командирами. Я подросла, научилась держать меч и однажды с отрядом тамплиеров тоже пошла в набег. Мне хотелось отомстить за родителей и своей рукой умертвить парочку неверных. Но в тот раз сарацины обхитрили наш отряд и заманили в ловушку. Мы проходили по дну узкого ущелья, когда сверху посыпался смертоносный град вражеских стрел. Все рыцари пали замертво, а меня накрыл телом мой опекун. Так я попала в плен к сельджукскому правителю Мосула и Халеба - к великому атабеку Занги Ак-Сункуру. Он в свою очередь подарил меня чёрному магу, колдуну и личному астрологу взамен на склянку с эликсиром мужской силы. Чародей Айюб, курд из племени "хазбани", стал выходить из себя, принимая мои отказы и несговорчивость. А после того, как я хорошенько лягнула похотливого колдуна в причинное место, он разозлился не на шутку и превратил меня в дурнушку, нет - в уродину, наложив сложное заклятье, не поддающееся пониманию и расшифровке.

- Ты не знаешь, каким образом снять заклятие? - удивился Данте.

- Да, котик, не знаю, - с печалью в голосе отозвалась Грета. - Если бы знала, то уже давно бы стала прежней, вышла замуж, родила детей и представилась богу. Лучше вкусить жизнь со всеми ароматами семейного счастья и любви, и умереть в срок, чем влачить, как ярмо, вечное одиночество уродливой старухи.

- Как же ты попала на Сицилию?

- При первом удобном случае я убежала и вернулась в Иерусалим. В тот год был неурожай, и купцы снарядили тамплиеров на трёх кораблях в Италию за зерном. Я тайком проникла на корабль и спряталась в трюме. В Палестине мне уже делать было нечего, к тому же дурные воспоминания не давали покоя. Когда корабли пришли на Сицилию, где в тот год было хорошо с зерном, и цены не пугали, я сошла на берег и растворилась в толпе.

Наступило молчание. Данте стало жаль Грету и он решил сменить тему разговора:

- Ты говоришь, что нам долго падать. А что будет потом, когда достигнем самого дна? Разобъёмся в лепёшку?

- О, нет! - засмеялась ведьма. - нам никогда не достигнуть дна. - просто в один момент нас подхватят ангелы смерти и отнесут прямо к трону хозяина мертвого царства. В заклинании я воспользовалась великой силой демона Абаддона. Он-то и пришлет к нам своих крылатых слуг - Шахата, Давэра, Машхета и Самаэля.