02. Рождение чудовища. Глава 2. Коварство чародея

- Расскажи. Как так вышло, что ты очутилась в рабынях у кровного брата?

- Дуна – сын родного брата моей матери, - пояснила Накато. – А ты, мастер Амади, разве не знаешь? Колдуны ведь всё видят, всё знают!

- Не всё, - сухо отозвался он. – Колдуны – не боги, не вездесущие духи. Мы – люди. Пусть и подвластно нам больше, чем простым смертным. О том, что ты – сестра Дуны, болтали рабы. О том, что Дуна, чтобы расположить к себе старика Аситу – главу вашего кочевья – приводил к нему вместо наложницы свою сестру, тоже болтали рабы. Смелые рабы. У половины рабов в вашем кочевье языки укорочены, а оставшиеся все равно болтают. Но расскажи подробнее.

- Мою маму отдали отцу в другое кочевье. Их племя тогда кочевало недалеко от нашего. Оно в то время было чуть богаче – так рассказывали. Мама была второй женой. У старшей жены родилось два сына. А у мамы – я. И она после этого умерла. Я ее не видела. Отдать меня брату – решил главный кочевья. Несколько лет назад. Было неудачное время – на нас нападали, угнали несколько раз страусов, даже травили мамонтов. Кочевье обеднело. И еще отец брал в долг у Дуны. Не смог отдать. А я сильная, много стою! Взамен ему дали вот столько медных наконечников для копий, - девушка растопырила пальцы руки. – По наконечнику на каждый! Он их отдал главе кочевья. И Дуна простил долг отцу.

- Сколько лет тебе было, когда тебя отдали?

- Что?

Колдун остановился так резко, что Накато едва не столкнулась с ним. Она отшатнулась, когда он к ней обернулся.

- Ты совсем не умеешь считать? – он пристально глянул ей в глаза. Накато покачала головой, испуганно глядя на него. – Ну, ничего. Придется научиться, - он кивнул. – Будет даже сложнее, чем я думал, - пробормотал негромко. – Да, неважно! Идем, - развернулся и пошел дальше. Накато поспешила следом.

Перед закатом остановились в небольшой лощине. Из-под земли пробивался родник. Колдун отправил Накато мыться.

Оглядев ее добычу, одобрительно хмыкнул. Заявил, что его ученица станет похожа на человека, а не на пугало. Любопытно. За гранью бескрайних полей есть места, где все люди похожи на ожившие статуэтки из мамонтовой кости, а не на живых людей? Может, и ей, Накато, доведется увидеть те волшебные места.

Одна из скляниц содержала настойку мыльных корешков с ароматным маслом – им наложницы, жены и дочери самых богатых глав родов мыли волосы. От него потом от причесок тянулся тонкий непередаваемый аромат. И прядки отделялись одна от другой. Да что там прядки – каждый волосок можно было отделить один от другого частым гребнем! А какой блеск – точно они были сделаны из меди.

Интересно, ее волосы тоже станут похожи на блестящую медь, если вымыть их с этим снадобьем? Она и на себя перестанет быть похожа.

Девушка спустилась чуть вниз по течению ручейка, что начинался от родника, и принялась за мытье. Скинула соломенную накидку, отбросила в сторону. Набедренная повязка совсем истрепалась, поредела. Она еще и клочьев с нее повыдирала, когда второпях выхватывала из-за пояса амулет колдуна. По-хорошему, стоило бы нарвать травы и соорудить новую повязку.

Накато мылась, пытаясь представить, что ее ждет. Ей теперь не нужно работать, как у брата. Но придется выполнять приказы колдуна.

Что-то он ей накажет в следующий раз? Сейчас ей казалось, что он загипнотизировал ее, чтобы заставить подчиниться. Потому что неизвестность страшила ее куда сильнее, чем плеть. И с каждым мгновением страх этот делался все сильнее. Ведь что плеть – ну, отхлестали бы, да. Но калечить ее никто бы не стал – она еще молода, еще может работать, а значит – имеет ценность.

Да, отхлестали бы. Да, возможно, посыпали бы раны на спине и плечах солью из озера – благо, в это время года кочевье находилось совсем рядом с солеными берегами. Даже отправили бы на тяжелые работы.

А чего ждать от колдуна? Но с ним она целый день идет и идет, и работать ей совсем не нужно!

Когда кочевье снимается с места, тоже приходится идти с рассвета до заката. И не надо ни копать червей, ни стричь шерсть мамонтов, ни валять эту шерсть.

Но во время многодневных переходов приходилось следить, чтобы мамонты не разбредались далеко. Чтобы страусы не разбежались. Да и много другой работы было. А здесь ничего не нужно делать – только идти. Она сейчас прямо как старшие жены самых богатых и важных мужчин кочевья, или самые красивые и ценные наложницы. Те, что и на живых людей не похожи – а похожи на статуэтки из мамонтовой кости.

От мыльного настоя начало нещадно жечь глаза, так что Накато в первый момент испугалась, что на стянутое снадобье наложили проклятие.

С трудом она промыла глаза. Хвала богам и духам, она не потеряла зрение! Должно быть, просто следовало закрывать глаза при мытье. Что за едкие составляющие в этом снадобье?

Во второй склянице оказалось масло для умащивания. Накато налила пару капель на ладонь и растерла по коже. Наложницы растирали таким образом все тело.

Вернулась к колдуну, завернувшись в одну накидку и прихватив веревку. Тот успел развести костер.

- Выброси это немедленно! – потребовал он, обернувшись к ней. – Накидку эту свою соломенную. Такого ты носить больше никогда не будешь! Выброси сей миг! – он нахмурился, увидев, что Накато собирается возразить. – Не замерзнешь – садись к костру. Вон ткань твоя лежит – просто так тащила, что ли?! Давай разворачивай!

Девушка послушно развернула тюк. Широкая полоса ткани показалась ей пугающе яркой – точно прямо посреди ночи выглянуло солнце.

В такую материю закутывались только женщины самых богатых родов. Рабам не полагалось даже грубой холстины. На что – если есть трава, которую всегда можно нарвать и соорудить себе повязку на бедра и сплести накидку?! А тут – целый тюк такни. Тонкой, мягкой, окрашенной ценнейшей краской цвета солнечных лучей.

- Ну, долго любоваться будешь? – голос колдуна выдернул из оцепенения. – Или ты не знаешь, как сделать накидку из ткани?

Накато озадаченно уставилась на материю в своих руках. А правда – как так хитроумно женщины сворачивают ее, чтобы получились красивые складки? Она приложила край к груди и попыталась обернуться вокруг себя, чтобы замотаться в нее.

Сделать одеяние ей удалось лишь с помощью колдуна. На то, чтобы получилась накидка со складками, ушел аккурат целый тюк.

Целый тюк драгоценной желтой ткани! При мысли об этом девушка ощущала невольный трепет. Она, медленно передвигаясь с непривычки, уселась опасливо на сорванную траву. Поужинали в молчании. Накато все время боялась обронить крошку на свой новый наряд. Свежая ткань топорщилась, когда она поднимала руку или меняла положение тела.

Доев сладкую лепешку, девушка замерла, глядя в костер. Укладываться на землю в желтой накидке ей было страшно.

Колдун какое-то время глядел на нее. Потом насмешливо хмыкнул, полез в кожаный мешок, что носил за спиной. Порылся там недолго и выудил плоский предмет. Протянул ей.

- На вот, полюбуйся на себя, - предложил он.

- Это зеркало?! – озарило Накато.

По телу пробежал трепет – ей приходилось видеть небольшие зеркала в руках Мунаш и в шатре Аситы. Но чтобы коснуться драгоценного предмета, тем более – взять его в руки, она и помыслить боялась. А тут вот так запросто – возьми да посмотри.

- Зеркало, зеркало! Бери давай, трястись потом будешь, - ворчливо отозвался колдун.

Накато опасливо заглянула в гладко отполированную поверхность темного металла. Из глубины на нее взглянула темноглазая девушка с короткими, неровно обрезанными волосами. Красноватая поверхность скрадывала болезненную бледность, худобу и обыкновенные для рабов резкие, острые черты. Пожалуй, эту девушку в отражении, сглаженном мутноватым зеркалом, можно было бы даже счесть вполне красивой. Последнее изумило Накато – она-то отлично знала, что некрасива. Красивых рабов не бывает.

Странно выглядели богатые складки желтой ткани возле костлявого рабского лица. Выпирающий кадык и ключицы не добавляли гармонии. Но это будто бы перестало иметь значение.

- Ну, хороша? – осведомился колдун.

- Твое зеркало лжет, мастер Амади, - проговорила Накато, не зная правильного ответа, но ощущая смутно – он ждет, чтобы она подала голос. – Оно показывает красоту, которой нет.

- Ты, стало быть, считаешь себя некрасивой? – он ухмыльнулся. Не разозлился.

- Красивых рабов не бывает, - Накато осмелела.

- Тебе просто нужно отъесться. Поздно, - он бросил мимолетный взгляд на потемневшее небо. – Укладывайся. Завтра рано вставать.

Спорить с колдуном девушка не посмела. Это было еще страшнее, чем ложиться на травяную подстилку в новой накидке. Он не бил ее, не кричал, по-доброму обращался с ней. Но Накато испытывала перед ним трепет, даже ужас. Чего ждать от брата или других людей в племени, она знала. Чего ждать от колдуна, с которым ушла по доброй воле – не могла даже предположить.

Она поворочалась немного, укладываясь поудобнее – в многослойной накидке из новой ткани это оказалось непривычно. И наконец уснула.

*** ***

Они шагали через бескрайние поля день за днем.

В пути Накато приходилось пересчитывать собственные пальцы. Колдун заставлял – он принялся учить ее счету. Премудрость показалась на первый взгляд несложной.

Можно считать пальцы – и это понятно. Накато удивилась даже, как ей такое не приходило в голову само. Еще понятнее – считать лепешки или пересчитывать корешки, что удалось накопать к ужину. Сложнее оказалось понять, зачем считать предметы, которых больше, чем пальцев на руках. А зачем считать истекшие дни? Или, того лучше, собственные шаги?!

- Ну, вот как вы ведете счет своим страусам в стадах?! – восклицал, выходя из терпения, колдун.

- Зачем же им вести счет? – удивлялась в ответ Накато. – Кто вообще считает страусов?

- Ну, как ты узнаешь-то, все ли они на месте?!

- Ну, я смотрела всегда – кто где, - девушка недоуменно моргала. – Несушки – с розовым пером, с рябеньким крылом, с черным перышком на шейке, с короткой лапкой, - принялась она перечислять.

- Избавь меня от этого! – взмолился колдун, не выдержав. – Ты что, собираешься перечислить всех до единого страусов из стада в несколько десятков голов?! Видят духи, я выбрал правильную помощницу. Ты уже сейчас – истинное воплощение кошмаров. Ты даже меня приводишь в ужас!

То, что колдун насмехается, Накато понимала. Ни в какой ужас она приводить его не могла. Куда ей – бывшей рабыне!

Он-то могущественный колдун, умеет говорить с духами. Захочет – и оставит Накато одну среди полей. Она, конечно, найдет себе корешки на пропитание. Но совсем скоро ее саму найдут гиены или львы. Себе на пропитание. Это – наводит ужас. А ей пугать его нечем. Даже если бы она и захотела.

Колдун перестал наводить на нее парализующий страх. За несколько дней она к нему привыкла. Теперь она боялась его не больше, чем своего брата.

Возможно, даже чуть меньше – потому что колдун никогда не выходил из себя и не орал на нее, тем более – не колотил, не бил ремнем или хлыстом и не оставлял без еды. Да и работать не заставлял. Приходилось только идти. И еще – считать. Сначала – день за днем пересчитывать и пересчитывать свои пальцы. А потом – учиться считать шаги. Этого Накато не понимала, но искренне старалась понять.

Не то, чтобы колдун особенно сердился за непонятливость. Но все же такая работа лучше, чем таскать воду с родника, убирать в загонах страусов или стирать тяжелые шерстяные одеяла в озере или речушке.

Интересно, зачем колдуны все считают? Как пересчет шагов, пальцев и разных предметов привлекает помощь потусторонних сил? Едва Накато запомнила, как надо считать, ее стало грызть острое любопытство. Колдун рассказывать не спешил. Однако считать все, что попадется на глаза, сделалось для девушки привычным. И она уже без понуканий считала на ходу то одно, то другое. И облачка в небе, и количество толстых стеблей, из которых нужно сложить костер вечером. И даже звезды в небе по вечерам, перед тем, как заснуть. Колдун вроде как был доволен.

Изредка Накато видела вдалеке спины мамонтов, рассекающих высокие травяные волны. Если шагало одно стадо – это дикие мамонты. Если рядом идут две-три шеренги с главной слонихой во главе и следующим за ней молодняком, а вокруг них колышется трава над невидимыми под высокими метелками людьми и страусиными стадами – значит, это кочевье.

С каждым днем возвышения и холмы, мимо которых они шли, делались выше. А потом вдали появилась голубоватая дымка над темной полосой гор.

Накато часто думала впоследствии, что эта дорога к горам была самым счастливым и беззаботным временем ее жизни. Почти таким же, как детство, которого давно не помнила.

*** ***

- Будь ты проклят! Будь ты вовеки проклят!

- Буду, непременно буду, - с усмешкой отозвался колдун. – Я и так уж давно навеки проклят, тут ты опоздала. Подумать только – и эта самая женщина пару дней назад со слезами на глазах благодарила меня за то, что забрал ее с собой.

Накато не ответила – она задыхалась. Даже если бы голос повиновался ей – мыслей не осталось, слов тоже.

Накатила очередная волна боли, и девушка взвыла, выгибаясь дугой. Колдун швырнул в костер какой-то травы из поясного мешка. Больше всего Накато хотелось содрать этот мешок с его пояса и растоптать, растерзать, развеять по ветру траву, которую он так тщательно собирал и сушил.

- Я ведь в самом начале говорил, что будет трудно, - мягко заговорил он снова.

Под сводами небольшой пещеры раскатился очередной вопль. Больно, до чего же больно! Что он ей подсунул, что за отраву?!

Вести столько дней через поля, чтобы просто отравить. Боги и духи, как больно, как нелепо! Колдун говорил что-то еще, но Накато его не слышала.

Она потеряла счет времени. В какой-то момент отметила, что ветерок, задувавший в пещеру, посвежел. Запах травы сделался слабее. Кажется, солнце спустилось к горизонту. Больше девушка ничего не помнила.

Наутро проснулась разбитой и измученной. Голова нещадно болела, в горле пересохло. После сна на голых камнях тело затекло, ее пробирал озноб.

Накато перекатилась с трудом набок, попыталась приподняться. Слабость мешала. Попыталась открыть глаза – их нещадно резало, различить что-то перед собой не получалось.

- Пить хочешь? – в голосе колдуна слышалось неподдельное сочувствие.

Она сумела лишь кивнуть. Ее приподняли за плечи, поднесли к губам чашку. Она глотнула и зарычала, попытавшись отпихнуть чашку – там оказался давешний настой.

Снова он поит ее отравой! Колдун держал крепко, не позволял вырваться. А у нее совсем не осталось сил.

- Придется выпить, - проговорил он. – Так нужно…

Снова невыносимая боль и судороги, собственный крик и проклятия. Да, порка плетью – это больно. Но не настолько! И не бывало такого, чтобы наказанного плетью на другой день стегали снова. Порка – это наказание, вразумление. А не для того, чтобы помучить просто так.

А колдун мучил ее. Раз за разом, своей отравой. Безо всякой вины!

Он поил ее ядом снова и снова. Вновь и вновь ее скручивало в невыносимых муках, а он говорил с ней таким спокойным, сочувствующим голосом, как с больной.

Наверняка насмехался.

На третью ночь Накато попыталась уползти из пещеры. Куда угодно – пусть даже до ближайшего ручья, где и умрет. Или пусть ее даже сожрут гиены и львы. Только бы умереть спокойно.

На деле – не проползла дальше нескольких шагов от каменного навеса. Растрепанная желтая ткань, перепачканная и изодранная, волочилась, тянула назад. Вероломный колдун, ругаясь, водворил девушку на место – под стену пещеры. Она впервые услышала от него ругань. Он набросал камней у выхода – чтобы не могла перебраться. Но на вторую попытку у нее и не хватило сил. Она просто лежала, ожидая смерти, которая все не приходила.

А когда счет времени потерялся – в чашке, которую дал ей колдун, появилась вода. В первый момент Накато не поверила – думала, может, она перестала ощущать запах и вкус отравы?

Но нет – вода осталась водой. Сутки или двое она приходила в себя. Боль и судороги не возвращались, колдун приносил ей только воду.

Чашку ставил рядом – пить не заставлял. Мол, если жажда мучает – то сама. И Накато, ослабевшая, с трудом приподнималась и подтягивала к себе чашку. Лакала из нее, как животное – поднять и донести до рта не могла. Часто проливала. Колдун терпеливо приносил воду снова, но помогать – не помогал.

- Есть хочешь? – это он спросил на исходе того дня, когда к Накато вернулась ясность мыслей. Она лишь кивнула – и получила кусочек печеной рыбы на глиняной дощечке.

Та оказалась почищена от костей и даже шкурки – только бери и ешь. Она принялась жевать – лишь после вопроса поняла, насколько голодна.

- Пока хватит, - сообщил колдун, когда кусочек до обидного быстро закончился. – Завтра получишь больше. Сегодня нельзя – с непривычки может стать дурно.

И правда. Сколько дней она не ела – только пила отраву, которая едва ее не прикончила? Накато впервые оглядела себя. В сгущающемся сумраке видно было, что ее желтая накидка стала грязной и драной, превратилась в лохмотья.

- За что? – это были ее первые слова.

- Ага. Считаешь, что я тебя травил? – он понимающе хмыкнул.

- Это ведь была отрава.

- Отрава, да, - он не стал спорить. – Но зачем – я тебе расскажу завтра. Точнее – покажу. А сейчас – спи. Тебе нужны силы.

Да силы нужны. Но спать она не будет. Она убежит! Сейчас, когда мысли ясны, и не мучают невыносимые боли…

Додумать не удалось. Накто провалилась в сон без сновидений. И проснулась лишь, когда лица коснулся косой луч поднимающегося солнца.

*** ***

- Наелась? – бесцветно поинтересовался колдун.

Накато, сжавшись, кивнула. Взгляд поднять боялась. За долгие дни, что шли к горам, она почти перестала бояться колдуна – но сейчас страх вернулся с утроенной силой.

Колдун, которому так бездумно доверилась, внушал ей теперь ужас. Сейчас ей даже дышать сделалось тяжело.

- Если не наелась – можешь еще поесть, - радушно предложил он, подвигая к ней разломанную сладкую лепешку и широкий листок со свежими ягодами.

Накато взяла ягодку, съела. Сладко!

Душистый сок растекся по языку. Вот только что с того радости. Девушку слегка затрясло. Что за радость, если сейчас ее опять будут мучить! Есть – поразительное дело! – не хотелось. Но еда – это передышка. Девушка ела медленно, жевала подолгу – намеренно тянула время. Колдун не торопил. Он дождался, когда еды не останется. Поднялся и кивком велел Накато следовать за ним.

Она поднялась на ватных ногах, пошла следом к выходу из пещеры. А если все-таки сбежать?! У нее появились силы.

Она споткнулась и с размаху вытянулась на каменной площадке. Стоило сделать шаг в сторону! Даже не сделать шаг – а лишь подумать об этом.

- Поднимайся, - мягко проговорил колдун, оборачиваясь. – Не стоит бегать. Бесполезно. Ты сам выбрала свою судьбу.

Не поспоришь. Сама. Сама!

Накато поднялась. На глазах выступили слезы, в носу защекотало. Повинуясь жесту, подошла к своему мучителю, присела напротив него возле высокого плоского камня.

- Дай мне руку, - и сам взял ее руку, положил перед собой на нагретый камень.

Стремительное, неуловимое движение, пугающий блеск – и звенящий стук. В первое мгновение девушка не поняла, что произошло. Брызнуло алым во все стороны, на руку и лицо Накато, на ее без того перепачканное, некогда роскошное одеяние.

Она недоуменно уставилась на обрубок указательного пальца. А потом оглушительно завизжала – не столько от боли, сколько от испуга.

Зажала обрубок пальца другой рукой, прижала к себе, не обращая внимания, что кровь пачкает и так забрызганную драгоценную желтую ткань. Боль пришла с запозданием, пронзительная и острая.

Нужно остановить кровь, прижечь рану. Палец – не вся рука.

Только кто поручится, что мучитель сейчас не станет отрубать ей другие пальцы, потом – руки, ноги? А может, и голову? Накато рванула край одеяния, чтобы оторвать полоску ткани – замотать обрубок.

- Стой! – окрик заставил замереть. – Неужто так больно? – она недоверчиво уставилась на колдуна. Тот глядел внимательно и чуть насмешливо – как обычно. – Уже ведь не больно, - тонкие губы растянулись в усмешке. – Погляди на палец!

Накато повиновалась. Разумеется, она отлично знала, что увидит: кровавый обрубок, щедро сочащийся алым, и белеющий обломок кости…

- Вытри кровь! – приказал колдун.

Она повиновалась. Хотя сама уже видела – рана покрылась коркой и больше не кровоточит. Слишком быстро! Да и боль действительно утихла.

- Идем, отведу тебя к ручью. Умоешься, - колдун поднялся.

Накато поспешила следом. Страх волшебным образом утих, оставив в душе недоумение и непонятную надежду.