02. Ловчий Душ

* * *

Ещё несколько мгновений назад я не мог даже представить как выглядит реальность, искренне радуясь её размытым силуэтам и слепящему свету. А теперь эта радость кажется нелепой, сменившись на другое, — то, что её затмило, — более чистое и великое — восторг, что вспыхнул в моём разуме подобно сотням пляшущих огоньков, когда мир, явственный и чёткий, полный оттенков и форм, вдруг предстал перед моими глазами.

Изумлённый, в первые мгновения я даже забыл как дышать, погрузившись в накатившую, словно волна, эйфорию. Всё в груди вдруг сжалось, будто там разверзся бесконечный вакуум, а глаза широко распахнулись, жадно пожирая ранее невиданное, что было сокрыто мутной пеленой.

Но как и ранее, ничего не прошло без эгиды боли, почти сразу примешав к наслаждению палитру мучений. Мой мозг оказался не готов к тому, чтобы узреть истинный облик реальности, не выдерживая нахлынувших визуальных образов и ощущений. Свет, даже рассеянный, режет глаза сильнее прежнего, а подсознательное осмысление увиденного рьяно свербит в затылке. Голова идёт кругом. Но даже несмотря на болезненность, счастье от обладания ясностью взора едва ли омрачилось.

С трудом поворачивая шею то в одну сторону, то в другую, я жадно насыщаюсь возможностью видеть, изучая мир вокруг себя. Но чем дольше я это делаю, тем больше странных мыслей приходит ко мне в голову, наталкивая на осознание чего-то, что пока для меня сокрыто где-то в закоулках разума, но вот-вот откроется. Чего-то, к чему мне нужно быть готовым...

Меня везут между рядами однотипных массивных конструкций из стали, похожих на огромные клёпаные бочки, аккуратно оплетённые шлангами и проводами. На лицевой стороне все они имеют широкую прозрачную вставку и начертанный над ней ярко-белой краской номер — для каждой «бочки» свой, уникальный.

«З-874, З-873, З-872...» — и так далее в порядке уменьшения.

Абсолютно одинаковые, отличающиеся только номерами, конструкции тянутся вперёд по ходу каталки с двух сторон, образуя собой коридор. Глядя на них, я никак не могу понять для чего они нужны, но почему-то в сознании всплывает странное слово — барокамера, значение которого никак не удаётся вспомнить, как и то, откуда оно мне известно.

Через прозрачные вставки мне видно, что некоторые из барокамер пустуют, но большинство — заполнены чёрной жидкостью, настолько тёмной, что по своей непроглядности она сравнима разве что с тьмой Бездны в которой я пребывал.

Изредка мне кажется, будто внутри этой тьмы что-то шевелится, делая короткие, но очень резкие движение. Почему-то это вызывает во мне неясную тревогу. И я никак не могу решить, что пугает меня больше — возможность жизни внутри этой жидкой тьмы или незнание того, что именно в ней может жить.

Ту-дум... Ту-дум... Ту-дум...

Каталка стучит на стыках, едет вперёд. Ряды барокамер тянутся всё дальше, ещё и ещё — им нет конца. Я всматриваюсь в них, зачем-то напрягаю разум, откликаясь на странное предчувствие внутри сознания и в один момент вдруг осознаю:

«А ведь мне понятны эти номера — цифры и буквы!».

Поражённый неожиданным откровением, мой разум сразу же цепляется за эту мысль, будто за ниточку клубка, и начинает распутывать вереницу вопросов, ища ответы.

«Цифры... Буквы... Да, я понимаю их! Но как? Откуда?»

Мне почему-то кажется, что они не должны быть в моём разуме — им неоткуда там взяться. Даже несмотря на то, что я осознаю факт «насыщения» агонией, чувство чего-то фальшивого и неправильного, касательно этого знания, не покидает меня ни на миг, как и понимание, что в этом ещё предстоит разобраться.

Когда номера на барокамерах приблизились к отметке «400», на пути нашего движения встретилась группа существ. Утомлённый однообразием происходящего, я впал в ступор, когда вдруг увидел что-то, что ещё не попадалось мне на глаза за время моего безвольного путешествия лёжа на каталке. Мало того, ступор рос по мере осознания, что это первый раз, когда я вообще вижу что-то живое.

Четверо. Все в одинаковой одежде — абсолютно похожи друг на друга. Стоят спиной и заняты тем, что вскрывают одну из барокамер. Облачены в длинные прорезиненные плащи светло-серого цвета с большой алой эмблемой на спине в виде витиеватой буквы «А». Каждый под эмблемой и под нашивкой, повторяющую эмблему, на правом рукаве, имеет свой личный номер, на подобии тех, что на барокамерах. В руках какие-то длинные причудливые предметы: на ум почему-то сразу пришло лишь одно — оружие.

Когда каталка поравнялась с группой, одно из существ повернулось к нам и с интересом посмотрело на меня. Полы его плаща достают до колен, а высокий ворот упирается в основание чёрной резиновой маски с большим стеклом на уровне глаз и круглой коробочкой на уровне подбородка.

«Противогаз» — глядя на маску, в памяти вновь всплыло очередное странное слово, значение которого на этот раз я вполне понимал.

Там, где кожа не закрыта, а именно на макушке лысой головы, ушах и за стеклом на лице, вижу её тёмно-синий оттенок. Руки существа закрыты длинными резиновыми перчатками чёрного цвета, натянутыми поверх плаща до локтей. В руках опять же то, что я определил как оружие. Смотрит надменно и очень зло.

Глаза под стеклом противогаза светятся таким же алым, как и на эмблеме, цветом, излучая кровавый отблеск. Встретившись взглядом с существом, у меня по спине пошли мурашки, а в горле образовался спазм. Сердце забилось чуть быстрее.

Остальные существа, что заняты вскрытием барокамеры, также были с противогазами на лицах. Но не обратили на меня абсолютно никакого внимания. Когда меня почти прокатили мимо, я услышал знакомое шипение, звон и щёлканье. Барокамера раскрылась, пахнув изнутри чёрным паром и зловонием, но я не успел увидеть, что там внутри. Однако начал догадываться...

Ту-дум... Ту-дум... Ту-дум...

Поехали дальше.

* * *

Вскоре череда барокамер неожиданно прервалась, и каталка выехала на пустое, ничем не занятое, пространство. Оно перпендикулярно протянулось широкой полосой сквозь ряды, разделяя их, образуя собой просторный переход. Не сразу мне удаётся осознать весь масштаб открывшегося вида: ошалело поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, я наблюдаю невообразимую картину, как громада рядов, которых оказалось великое множество, помимо тех двух, между которых меня везли, строясь фалангами друг за другом, уходит вдаль, сливаясь в конце в едва различимую массу.

В очередной раз волна восторга невольно захлестнула моё сознание, а мысль о том, что это место настолько безмерно, привела меня в трепет, вместе с тем угнетая пониманием своей незначительности в столь необъятном пространстве, вмещающим в себе несчётное множество конструкций. Пребывая в эпицентре всего этого, я невольно ощутил, насколько мал и ничтожен: моя реальность определяется лишь моим сознанием, и даже оно неуверенно дрожит, ощущая на себе колоссальность окружения.

Впрочем, мысли о габаритах пространства быстро отошли на задний план, когда в поле моего зрения попали уже знакомые существа в серых прорезиненных плащах и противогазах. В переходе их было очень много: поделены на группы по 4-5 особей и также, как и мои провожатые, везут каталки. За те несколько секунд — десяток шагов, — что мы пересекали переход, проезжая в противоположный ряд, я спешно рассматриваю, что они везут. Увы, увидеть что-либо получилось лишь мельком, но даже пары мгновений мне хватило, чтобы понять главное: их груз — живой. И являет собой что-то абсолютно-чёрное, нелепое, едва различимое из-за сливающегося оттенка плоти и её контуров, но движущееся и дёргающееся.

И тут, во второй раз, меня охватило странное чувство, словно я близок к разгадке какого-то вопроса, ответ на который уже помещён в мою голову, но чтобы его достать — нужно сначала подцепить его из сознания мысленным крюком в виде какого-то образа: чего-то, что протянется связующей нитью между вопросом и ответом.

Этим образом — крюком, — стал для меня вид этих нелепых, резких движений, так похожих на то, что я уже видел ранее. Ответ успешно зацепился где-то в недрах разума и мне осталось лишь потянуть, извлекая его на свет. Сконцентрировавшись, я начал интенсивно думать и спустя несколько долгих мгновений вдруг осознал то, о чём уже начал догадываться, после того, как заприметил признаки жизни в барокамерах, но признать открыто не мог... Не то из-за недостатка уверенности в своей догадке, не то из-за страха... Признать, что и сам являюсь точно таким же грузом из точно такой же барокамеры, который везут точно такие же существа в серых плащах.

«И что теперь?».

А теперь ничего. Осознание едва ли мне что-то открыло. Я как не знал, кто я такой и зачем появился на свет — так и не знаю. Даже то, куда меня везут — мне тоже толком не известно, кроме того, что там мне вроде как должны облегчить мучения. Всё, что ясно наверняка — я один из безликого, искусственно-взращенного грандиозного множества, что зреет внутри тьмы барокамер.

А ещё то, что у меня нет матери. И вот последнее почему-то особенно цепляет меня, пробуждая внутреннюю боль и досаду. Не то, чтобы острую, но довольно болезненную.

«У меня нет матери».

Ни что такое мать, ни зачем она нужна — я никак не могу вспомнить. Но откуда-то чётко знаю, что она должна быть. И что моё рождение в барокамере — неестественно... даже мерзко...

У меня нет матери...

Когда я мысленно это повторяю, меня охватывает тревога. Странная и очень липкая, от которой просто так не отмахнуться. Мне не понятна её причина, ровно как болезненность от осознания этого факта. Наверно, подсознательно именно это останавливало меня от того, чтобы сразу признаться себе в том, что создан в барокамере. Но даже если причина и в этом, мне всё ещё не ясно, почему это меня так ранит и откуда проистекает чувство, что происходящее «неправильно»...

«У меня масса вопросов и я обязан найти ответы» — стойкое желание переросло во вполне конкретную цель, которая заменила собой все разрозненные и раздробленные мысли в голове. И это разом ободрило меня, придав сил.

«Уже скоро я всё узнаю» — подумал я, скосив глаза вниз, на часть моего тела, что видна в лежачем положении.

За недолгое время моего путешествия на каталке я впервые обратил внимание, какого цвета моя плоть. Она, как и ожидалось, оказалась абсолютно-чёрной. Точно такой же, как жидкость в барокамерах — цвета первородной Бездны.

Между тем мы всё ещё едем вперёд, по такому же, как и ранее, узкому коридору, между двух рядов барокамер, в которых теперь уже отчётливо двигается жизнь. Вновь ко мне в поле зрения попала группа существ в плащах, что вскрывают одну из них. Но в этот раз её крышка распахнулось прежде, чем мы проехали мимо.

— Оружие на изготовку... — произнёс один из той группы, и двое, стоящих позади него, направили на зев барокамеры уже знакомые, длинные причудливые предметы.

Пять секунд длилась эта сцена, три из которых рассеивался чёрный пар, после вскрытия барокамеры. На последних двух я увидел сидящее на дне «бочки» существо. В маске на лице, хрипящее и дрожащее, и вновь абсолютно-чёрного цвета. Его широко раскрытые глаза смотрят прямо на меня. Зрачки залиты чем-то белым и мутным. Почти слепой, он встретился со мной взглядом.

Миг...

«Я — такой же» — проносится у меня в голове.

Ту-дум...

И мы поехали дальше.