Блог портала New Author

16. Дочь Велеса. История шестая. Взгляд из бездны

Аватар пользователя Pan Shafran
Рейтинг:
1

С тех самых пор, как Ялика покинула подземное царство Аспида, ее неотступно преследовал один и тот же, назойливо повторяющийся почти каждую ночь кошмар. И стоило только закрыть глаза, как она тут же проваливалась в тошнотворную бездну панического страха, пробуждаемого чередой жутких образов и пугающе бредовых видений.

Ослепляющие языки пламени, словно причудливые изваяния, порожденные воспаленным иномировым сознанием, с жадностью тянули к ней свои неподвижные призрачные длани в настойчивой попытке схватить, безжалостно смять волю и разум, и навсегда утащить в свое пылающее яростью и гневом лоно.

Безотчетный страх перед надвигающейся, пока еще невидимой угрозой, поглотил скорчившийся в мучительных спазмах рассудок Ялики. Потерявшая всякую связь с реальностью, насмерть перепуганная девушка скорее ощутила, чем услышала, медленно и неотвратимо приближающиеся тяжелые шаги. Словно подчиняясь какому-то неведомому заклинанию, окружающее вдруг скинуло сдерживающие его оковы, стремительно оживая и приходя в движение.

Пробудившееся от сонной неподвижности пламя, обдало лицо девушки нестерпимым жаром, в одно мгновение, заставив ее беспомощно зажмуриться и вскинуть руки в неловкой попытке защититься от гнева, пришедшего в неистовство огня.

Невообразимая какофония звуков, будто бы прорвав неосязаемую плотину, чудовищной волной обрушилось на сжавшуюся в ужасе ворожею, принявшись безжалостно терзать ее слух. В оглушающей разноголосице с трудом угадывались мрачные завывания ураганного ветра, неясные выкрики и стоны, будто бы человеческие, но более всего походившие на предсмертные вопли погибающих в невероятных муках животных, душераздирающее скрежетание, сопровождаемое едва слышными шорохами и низкий монотонный хрип неведомого чудовища, то и дело срывающийся в невыносимо-тоскливый вой.

И громоподобные шаги, неизбежно приближающиеся с каждой секундой, с каждым биением обезумевшего, захлебывающегося кровью сердца.

Даже сквозь плотно закрытые веки Ялика ощущала направленный в ее сторону нечеловеческий, пришедший откуда-то из самых глубин вековечной тьмы, взгляд. Взгляд полный неприкрытой ненависти и злобы ко всему живому, обездвиживающий и в одночасье лишающий воли к сопротивлению. Взгляд, безжалостно опаляющий не только беззащитную плоть, но и дотла выжигающий своей яростью душу.

Неожиданно все стихло.

Собрав остатки неотвратимо рассыпающейся словно песок воли, Ялика все-таки заставила себя открыть глаза, чтобы в последние мгновение перед неизбежным небытием узреть кошмарное порождение тьмы, вознамерившееся во чтобы то ни стало прервать ее земной путь.

Против ожиданий, увиденное оказалось куда прозаичнее и вместе с тем несоизмеримо страшнее самого ужасающего чудовища, вышедшего из неизведанных глубин тьмы или поднявшегося со дна обезумевшей фантазии безвестного художника, лишенного малейших проблесков разума и безнадежно погрязшего в грязи собственных бесконечных кошмаров.

Волна спазмов немилосердно подкатила к горлу девушки.

Покрытый с ног до головы кровью и кусками плоти, младенец жадно копошился среди окровавленных ошметков тела того, кого Ялика некогда знала, как Охотника. Странная, беззаботно-блаженная улыбка отвратительной маской застыла на бледном лице мертвеца, словно тот, умирая, испытал недоступное никому из живущих наслаждение.

Прервав кошмарную трапезу, младенец с живым интересом уставился на обмершую девушку, безуспешно пытающуюся справиться с накатывающей тошнотой. Плотоядно оскалившись и обнажив ряд мелких игольчатых зубов, он вдруг моргнул. Вертикальные кошачьи зрачки глаз, расползлись, превращаясь в бездонные океаны тьмы. Обрадовано загугукав, жуткое дитя медленно поползло к Ялике, ежесекундно поскальзываясь в крови и окуная зловещую морду в разлитую вокруг кровь.

Не в силах больше выносить происходящее, Ялика истошно завопила и бросилась бежать прочь. Куда угодно, лишь бы оказаться как можно дальше от тошнотворно-омерзительного младенца. И как это часто бывает в кошмарах, реальность, вдруг сделавшись вязкой, превратилась в густой кисель. С трудом преодолевая тягучее, отнимающее силы сопротивление окружающего, девушка только неимоверным усилием воли заставляла себя переставлять ноги, а вослед ей неслось недовольное, будто бы обиженное мычание неотступно преследовавшего ее младенца.

Сокрушительный удар в спину сбил ее с ног, безжалостно выбив остатки воздуха из болезненно сжавшихся легких. Рухнув, как подкошенная, она безуспешно попыталась закричать.

И вдруг проснулась.

Судорожно хватая ртом воздух, в попытке унять сорвавшееся в бешеный галоп сердце, юная ворожея бессмысленно уставилась в деревянный потолок, прячущийся в глубине предрассветных сумерек. Подобные кошмары неумолимо повторялись почти каждую ночь, с тех самых пор как ей удалось живой и невредимой выбраться из темного царства аспидов. Чем они были — зловещим предзнаменованием грядущего или же тягостными, безумными сновидениями, коварно вившими гнездо в глубинах ее измученного разума? Оставалось только гадать. И в ужасе ожидать наступления следующей ночи.

Немного успокоившись и приведя мысли в порядок, Ялика поднялась с кровати, стараясь не разбудить мешу, беззаботно сопящего рядом, и, накинув на плечи плащ, тихо выскользнула из комнаты, беззвучно притворив за собой дверь.

Постоялый двор, в котором она с друзьями остановилась в Новограде, мало чем отличался от памятной корчмы Горбыля, впрочем, как и все подобные заведения в любом уголке известного мира, поэтому найти выход на улицу даже в почти полной темноте оказалось не сложно.

Оказавшись снаружи, Ялика зябко повела плечами и плотнее закуталась в плащ. Здесь, далеко на севере, ночи в самом конце серпня были куда холоднее, напоминая своим прохладным дыханием о скором приближении хмурой осени.

Вздохнув полной грудью, чтобы наконец-то избавиться от липких прикосновений недавнего кошмара, девушка подняла голову. Сквозь редкие просветы в низких лохматых облаках на нее будто бы с какой-то затаенной благосклонностью посмотрели колючие искорки звезд, все еще украшавшие своим призрачным сиянием уже начавший светлеть перед рассветом небосвод.

— Опять? — услышала Ялика за спиной обеспокоенный голос Добрыни.

Должно быть она как-то ненароком потревожила его чуткий сон, даже несмотря на то, что богатырь спал в соседней комнате.

Ничего не говоря, девушка лишь отчужденно кивнула. Здоровяк попытался было обнять зябко кутающуюся в плащ ведунью, но та легким, почти неуловимым движением отстранилась.

— Не надо, — едва слышно пробормотала Ялика. Отчего-то заботливые объятия богатыря сделались ей вдруг не просто неприятными, а какими-то чужими, холодными и совсем неуместными. Добрыня обиженно засопел, но, видимо, решил не уходить.

— Интересно, куда Колояр запропастился? — нарушила неловкое молчание Ялика.

Колояром звали того самого рыжебородого торговца, с которым друзья познакомились в Пересечене, и у которого был куплен плащ, выручивший их в подземельях аспидов, и согревающий девушку этой прохладной ночью. Именно этот странноватый северянин тайно вывез друзей на своей телеге, груженной диковинными товарами, из охваченного волнениями города, когда его жители прознали о пропаже головы. Злые языки тогда на всякий лад принялись утверждать, что это именно проклятая всеми богами ведьма виновата в таинственном исчезновении градоначальника и требовали во что бы то ни стало сжечь чертовку, чтобы и другим неповадно было. Успокоить разгневанных, будто бы разом сошедших с ума горожан Добрыня не смог ни уговорами, ни напоминаниями о том, что именно Ялика помогла избавить город от недавно свалившейся на него неизвестной хвори. Именно поэтому, ведунье не оставалось ничего другого, кроме, как попытаться бежать из Пересеченя. Встреченный Добрыней на торжище Колояр, так кстати собиравшийся вернуться домой в Новоград, согласился помочь, поскольку, как он философски заметил, не понаслышке знает о том, вчерашний спаситель на следующий день может быть превращен молвой в лиходея и душегубца.

— Пес его знает, — чуть помедлив, отозвался Добрыня и вновь попытался заключить девушку в свои объятия.

На этот раз та не стала противиться. Удовлетворенно хмыкнув, или это только почудилось Ялике, здоровяк любовно и трепетно прижал ее к себе, словно боясь спугнуть ее неосторожным, неуклюжим движением. Странно, но ведунье вдруг сделалось необычайно легко и беззаботно, как никогда до этого, будто бы волны заботы и ласки, исходящие от богатыря, мигом смыли все ее ночные страхи и переживания. По телу девушки разлилось необычайно приятное тепло, а ее зачерствевшее, покрывшееся ледяной коркой сердце, вдруг оживленно затрепетало, радостно вторя взволнованному биению в груди богатыря.

— Я тут подумал, — неловко замявшись, прошептал Добрыня. — Может мы здесь останемся… Обживемся как-нибудь…

— Ох, Добрынюшка, — выдохнула Ялика, всем телом чувствуя, как напрягся здоровяк. — Ты же знаешь, я не могу. Я начала то, во что лезть не следовало бы. Нет мне теперь спокойной жизни. То создание, которому я дорогу перешла, в покое меня теперь не оставит. Те видения, что показали мне вужалки… Я знаю… Я должна защитить Великое Древо. Не знаю как, но должна.

— Не держи зла, пресветлая, — недовольно буркнул Добрыня. — Но та тьма, о которой ты говоришь, она ведь не из нашего мира?

Ялика коротко кивнула.

— А ты всего лишь человек, — горячо продолжил здоровяк. — Пусть о тайных знаниях ведающая, но... Что ты можешь ему противопоставить? Сгинешь только зазря! Может, пусть боги с ним разбираются? Чай, у них сил и достанет, с поганью этой раз и навсегда разделаться?

— Боги? — горько отозвалась ворожея. — Где они? Тихомир говорил, помнишь, что они покинули нас. Может так оно и есть, а может и нет. Вот только не всегда боги помочь могут там, где человек сам должен справиться. Понимаешь? Это мой мир, я в нем родилась, бежать некуда, нигде не спрячешься, другого у меня нет, да и у тебя тоже… Ведь то чудище пожрет не только меня, но и все сущее, ни перед чем не остановится. Костьми лягу, но попытаюсь его остановить. Так остается надежда… Кажется, так Царь-Аспид говорил. Надежда! На то, что ты жить будешь, что Митрофан целехонек останется, что солнце будет всходить по утрам, что люди жить будут… Мир жить будет… Пусть меня в нем и не будет уже…

— Неправильно это! — зло заметил Добрыня, выпуская Ялику из своих объятий. — Не должно так быть.

— Может и не должно, — примирительно обронила Ялика, поворачиваясь лицом к здоровяку и доверительно заглядывая в его полные бессильной ярости глаза. — Другого пути я не вижу. Колояр обещал подсобить ладью найти, на которой по морю можно будет до Буяна дойти.

— А что там? — с нажимом спросил здоровяк. — Что ты там найти жаждешь?

— Давно, я еще в ученицах ходила, — неожиданно тепло произнесла ворожея, словно воспоминания о прошлом всколыхнули в ней давно забытое чувство умиротворения и покоя, — в одной древней книге, тайком от наставницы прочитала я о диковинном племени ранов, обитавшем на Буяне-острове. Почитали они Свентовита-бога, светлейшего в победах, да в ответах самого ведающего. По заветам его жили, в гармонии и ладу со всем сущим, а потому им в благодарность многие тайны мироздания богом были открыты. А потом то ли война случилась какая, то ли они бога чем-то прогневали, а только земли их разом обезлюдели, от могучих городов да богатых селений только руины и остались. Может быть, что там я смогу найти ответы, как с напастью, на мир свалившейся справиться? А может, сам бог до ответа снизойдет, коли я к алтарю его явиться отважусь. Сколько ни думала, а иных способов так и не надумала.

— Как бы там ни было, — твердо произнес богатырь, не отводя взгляда и сжимая кулаки. — Я с тобой, хоть на Буян-остров, хоть к самому Кащеевому престолу. Перун мне свидетель, сам полягу, а тебя оберегу.

— Добрынюшка, милый, — едва сдержав выступившие на глазах слезы, пробормотала Ялика и нежно провела ладонью по заросшей густой бородой щеке здоровяка. — Не давай клятвы, которые, может статься, и сдержать не сможешь. Не надо.

Добрыня попытался было отвернуться, но Ялика вдруг всем телом прильнула к нему, а потом, встав на цыпочки, впилась жадным, горячим поцелуем в его губы.

— Не надо, — отстранившись через какое-то время ласково произнесла она, положив голову ему на грудь, и, внимательно прислушавшись к биению его сердца, едва слышно прошептала. — Пусть будет так, как должно. Пусть…

И только беззаботные крики петухов, радостно приветствующих очередной восход светила, заставили их разомкнуть объятия.

Колояр объявился через несколько дней.

Сидящие в обеденном зале Ялика и Добрыня, смиренно ожидавшие свои заказы, сначала услышали доносящуюся снаружи корчмы невнятную ругань. А потом тяжелая деревянная дверь, ведущая на улицу, вздрогнув, как от удара, с возмущенным скрипом распахнулась настежь, и в помещение, едва протиснувшись в узкий для него проем, ввалился чертыхающийся и бранящийся мужчина.

— Да чтоб вас, перуновы дети! — едва не стукнувшись белокурой головой о дверной косяк, громогласно пробасил он с заметным акцентом, характерным для уроженцев северных земель. — Кто, тролличье дерьмо, вас строить-то учил, Хель вас побери? Двери узкие, потолки низкие…

— Прекратил бы ты, Ульв, богов зазря поминать, — тут же отозвался вошедший следом Колояр, казавшийся на фоне поистине огромного спутника чуть ли не худосочным подростком.

Гигант с невозмутимым видом покачал головой из стороны в сторону, будто бы расправляя затекшую шею, и, горделиво одернув короткую, едва доходившую до бедер, куртку из плотной кожи, окинул пристальным взглядом обеденный зал, задумчиво поглаживая густую словно медвежья шкура бороду, заплетенную в частые косички и украшенную серебряными бусинками.

— Эта что ли? — спросил он, приметив замершую в изумлении Ялику, и, не дожидаясь ответа, сразу направился в ее сторону.

Добрыня вскочил из-за стола, приготовившийся вступить в явно неравную схватку, но подошедший гигант, смерив его оценивающим взглядом и усмехнувшись, лишь благосклонно кивнул, будто бы отдавая должное смелости богатыря.

— Не со злом пожаловал, — пояснил Ульв и взгромоздился на жалобно заскрипевшую под его могучим весом скамью. Мимоходом бросив на пораженную ворожею пытливый взгляд из-под кустистых бровей, он продолжил, как ни в чем не бывало. — Рыжий задохлик говорил, что ты драккар ищешь?

Упомянутый столь нелицеприятным образом Колояр, возмущенно скривился, но спорить не стал. Смущенно улыбнувшись рыжебородый, тихо сел рядом с Яликой.

— Это Ульв, мой давний знакомец, — счел за лучшее разъяснить торговец, заметив, как медленно опустившийся на место Добрыня, решивший что до поры до времени угроза миновала, неодобрительно рассматривает пришельца.

— Да, так меня зовут, — самодовольно подтвердил слова Колояра гигант. — Ульв из рода Снэбьерна. Под этим именем меня знают друзья. Враги же прозвали Волчьей Пастью — норд хохотнул, — за то, что, как волк, не разжимаю челюсти, пока неприятель не истечет кровью.

— Надоел ты со своим бахвальством, — устало оборвал его торговец, притворно закатив глаза. — Сколько можно? А? И на тебя управа когда-нибудь сыщется. Все под одним солнцем ходим.

— Может и так, — тут же отозвался Ульв, равнодушно пожав широкими плечами. — Не встретил пока.

— От тебя только драккар и команда сейчас требуются, — беззлобно огрызнулся Колояр. — А небылицы, тебя восхваляющие, будешь за кружкой глега девицам продажным в корчмах рассказывать, дабы они ночь с тобой провели. Они такое любят, окромя монет полновесных, разумеется.

Не дав искренне возмущенному норду возможности ответить, торговец поспешил продолжить, обращаясь уже к Ялике, прячущей робкую улыбку:

— Ульв — ярл. Ты говорила, что тебе ладья потребна. Вот, с ним можно обо всем сговориться. Ты не смотри, что он разумом неспешный, боги, видать, после того, как его силушкой недюжей облагодетельствовали, отдохнуть решили, вот он остротой ума и не может похвастаться. Но в остальном, да — человек надежный. Окромя того, больше северян в мореходстве никто не смыслит. Уж больно море они любят, как родителя почитают, а оно их и оберегает, никому, считай, не охота по волнам, аки посуху, ходить, берегов не видя, оно же их и кормит. Погано, правда, кормит. Ох, попробовала бы ты только, пресветлая, их рыбу, словно капуста, квашенную…

Колояра передернуло всем телом. Он скривил такую выразительную гримасу, что всем присутствующим немедленно стало ясно, что тот думает о подобных угощениях.

— Ах, ты ж гармова отрыжка, — благодушно расхохотался норд. — Уделал, нечего сказать. За то и вожу с тобой, задохликом, дружбу, что за словом в карман никогда не лезешь.

Впрочем, тут же посерьезнев, Ульв перевел взгляд с Колояра, на молчащую ворожею.

— Так зачем тебе драккар? — спросил он. — Куда идти надо?

Несмотря на предостерегающие покачивания головы Добрыни, Ялика, чуть помедлив, словно взвешивая все за и против, коротко ответила:

— Буян-остров.

— Буян, говоришь, — задумчиво повторил ярл, растерянно почесав затылок. — Первый раз слышу, Готланд знаю, на Рюген тоже хаживал… Это ж где такой остров-то есть? В каком море?

— Направление я укажу, — загадочно ответила ворожея. — Только в море выйди, а все остальное — моя забота.

— Ну, хорошо, — недоверчиво протянул норд, внимательно изучая похабный рисунок, выцарапанный на столе кем-то из прошлых посетителей корчмы. — Допустим, я согласен. А моя выгода с этого какая будет? Чем платить собираешься? Имей в виду, ты хоть и телом ладна, лицом смазлива, да золото с серебром куда приятнее взгляд ласкает.

Не выдержавший грязных намеков Добрыня, вскочил и без предупреждения наотмашь впечатал крепко сжатый кулак в самодовольное лицо наглого северянина. Тот даже не шелохнулся.

Растянув рот в благолепной улыбке, Ульв, тяжело опершись о стол, медленно поднялся со скамьи и угрожающе нависнув над яростно сверкающим глазами богатырем произнес абсолютно будничным тоном:

— Хорош. Молодец. А теперь моя очередь.

Норд замахнулся было для ответного удара, но возникший перед ним словно из ниоткуда Колояр успел остановить грозящую превратиться в избиение драку, примирительно выставив руки с раскрытыми ладонями перед собой.

— Ты сам виноват, — с неожиданной угрозой в голосе тихо произнес торговец. — Я тебе говорил, чтобы ты язык свой не распускал?

Гигант с сомнением посмотрел на стоящего перед ним рыжебородого, будто бы прикидывая что-то в уме, поиграл желваками, а потом, беззаботно махнув рукой, вернулся на место, раздосадовано потирая ушибленную скулу.

— Твоя правда, — виновато, словно нашкодивший ребенок, пробубнил он и, смущенно опустив голову, чтобы не встретится ни с кем взглядом, произнес, явно обращаясь к потерявшей дар речи ворожее. — Не держи на меня зла, должно быть сам Хведрунг говорил моими устами.

— То-то же, — удовлетворенно заметил Колояр и примирительно улыбнулся гневно раздувающему ноздри Добрыне. — А ты садись, в ногах ведь правды нет.

Взбешенный богатырь, украдкой бросив вопрошающий взгляд на едва заметно качнувшую головой Ялику, тяжело вздохнул, но решил-таки последовать совету рыжебородого.

— Ну вот, — беззаботно продолжил Колояр. — С недопониманием разобрались, теперь вернемся к делам насущным. Ульву помощь знающего человека нужна. А ты, пресветлая, как раз ему подсобить можешь. Сдюжишь, так иной платы с тебя Ульв требовать не станет. Верно ведь говорю?

Обиженно насупившийся норд, молча кивнул, соглашаясь.

— Сказывай давай, — поторопил его торговец.

Северянин замялся, прикидывая с чего начать, и нервно перебирая вплетенные в бороду бусины, заговорил, понизив голос до едва слышного шепота:

— С месяц назад, или около того, взбрела мне в голову блажь, будь она трижды неладна, поохотится в окрестных лесах. А что, рассудил я, Гуди, помощник мой, с торговыми делами справляется не в пример лучше, вот, пускай он этим и забавляется, а я себе поинтереснее занятие найду. Как раз кое-кому из ребят моих уже надоело до жути бездельем маяться, девок по подворотням мять, да медовуху без продыху по корчмам глушить. Вот, стало быть, я, Одд и Льетольв за дичью в чащи окрестные и двинули. Только незадача с этим вышла, никакого зверя так и не повстречали. Что ж, бывает. Решили обратно выдвигаться, да только день уже к закату клониться стал, вот мы и решили в лесу заночевать — места не то чтобы плохо знаем, но по темноте заплутать не долго. Стали место для ночлега искать, полянку какую подходящую выглядывать. А тут Одд возьми да провались сквозь землю, так и видали его. Только крик и слышен. Ну, мы с Льетольвом, к нему и кинулись на подмогу, мало ли куда он навернулся, ногу вывихнул или, того пуще, вообще сломал. И точно так и есть. Угораздило его в пещеру какую-то сверзиться. Лежит, орет благим матом, за лодыжку держится и Йормунганда, добрым словом поминает…

Ульв осекся на полуслове и горестно усмехнулся.

— Эх, знал бы к чему это все приведет… В жизни бы туда не полез. Но делать нечего, обвязались мы с Льетольвом веревкам, да в провал тот сиганули — товарища, как никак, выручать надо. Спустились, значит, смотрим, а весь пол костяками выбеленными усыпан, и столько их, что не разобрать, то ли человечьи, то ли звериные, а у самой дальней стены — не то камень, не то алтарь, и над ним что-то навроде саркофага без крышки, будто из чистейшего горного хрусталя выточенного. На цепях висит, земли не касаясь. Присмотрелись — внутри девица лежит, да такая красивая, что глаз не оторвать. Из одежды на ней только серебряный медальон диковинный, аккурат промеж титек болтается. В центре — вроде как солнце многолучевое выбито, да только лучи противосолонь вьются, а по краям — руны какие-то светило это опоясывают. Ну, Льетольв, голова пустая, недолго думая, цацку-то драгоценную и схватил, мол, чего добру пропадать. Только сделал это, как девица всем телом своим нагим вздрогнула, да тут же прахом и рассыпалась, будто и не было никогда. Льетольв от неожиданности украшение из рук-то и выпустил, так оно с таким жутким грохотом на алтарь упало, будто плиту чугунную уронил кто.

Внимательно слушавшая рассказ норда, Ялика неодобрительно покачала головой.

— И кто был первый? — деловито поинтересовалась она, не дожидаясь окончания истории.

— Чего? — непонимающе переспросил Ульв.

— Кого первым забрала?

— Пока, хвала Одину, все живы, — неопределённо пожал плечами ярл. — Только нутром чую, ненадолго это. Льетольв, чтоб его, пробудил что-то такое, с чем нам самим ни в жизнь не сладить. Мы все мужи достойные, перед опасностью не бежим словно псы побитые, хвосты поджимая, но тут… Нечеловеческое это… Не живое, в общем. Как с этим сладить, ума не приложу.

— Ежели бы ты, голова чугунная, — неожиданно вновь подал голос Колояр, — нормально сказывал, а не тень на плетень своими недомолвками да загадками наводил, то помочь тебе было бы куда проще…

Отчего-то смутившийся Ульв укоризненно посмотрел на рыжебородого.

— Тут дело такое, — буркнул он недовольно — срамное. Явилась мне во сне девица та, из саркофага хрустального, да не просто явилась, а непотребства всякие предлагать начала. И так настойчиво, что сил противиться нет. В общем, возлег я с ней, как муж с женой, не особо-то и кочевряжась. Думал, сон все-таки. Ну, под конец, когда мне совсем уж хорошо сделалось, она возьми да укуси меня за шею, как раз там, где жилка бьется. И такая нега по телу в этот момент разлилась, никогда такого прежде не было… А утром проснулся, как из могилы вылез. Ни сил в теле, ни радости на душе. Одна тоска черная, да на шее ранки глубокие, кровью сочащиеся, будто кто-то клыками тонкими кожу проколол. Я сразу смекнул, что дело тут нечисто. Гляжу, а Одд с Льетольвом смурные ходят, меня ничуть не лучше. Потолковал с ними. Так им тоже самое ночью чудилось. Страшно стало, до жути. Однако ж, следующая ночь спокойно прошла, и за ней идущая тоже… Неделя минула, я успокоился, мало ли какие чудеса на свете бывают. Напилась гадина кровушки моей да отстала. Ребята тоже и думать забыли. В общем, повторилось все… Только на утро еще хуже было, чем в прошлый раз. Душа страдает, волком воет, в тисках бьется. Словом, такая тоска смертная одолела, что хоть сам ложись да богам душу вручай. Ничего не хочется, свет белый не мил. У ребят тоже самое. Понял я тогда, что третий раз последним для нас будет. А тут как раз Колояр пожаловал, друг давнишний. Слово за слово и вот я тут, перед тобой, пресветлая, исповедь держу…

Северянин замолчал и выжидательно уставился на ворожею. Та, не обратив никакого внимания на полный надежды и отчаянной мольбы взгляд норда, чуть склонила голову набок, словно настороженно прислушиваясь к своим собственным мыслям, и принялась задумчиво покусывать губы.

— Пожалуй, ты прав, Ульв, — наконец-то нарушила она гнетущее молчание — третий раз последним для вас будет. Вы, сами того не ведая, Моровую Деву пробудили. Видать, ее когда-то давно в той пещере заточили. Ни живую, ни мертвую. Да от людей скрыли заклятьем страшным, на кровушке густо замешанным. Уж не знаю почему, то ли из-за того, что колдовавшему умения не хватило, то ли еще почему, но заклятье со временем силы свои утратило. Потому-то Одд, на вашу беду, в пещеру ту и провалился, исторгла земля-матушка зло в себе заточенное. Все бы ничего, если бы Льетольв печать не сорвал. Девица, которая в саркофаге покоилась, по добру ли, по принуждению, но телом своим пожертвовала, чтобы узилищем для Моровой Девы стать. Пока плоть в прах не распадется. А для того, чтобы этого никогда не случилось, и нужен был оберег, который вы по недоразумению за простое украшение приняли.

— Ну, теперь-то хоть понятно, что за напасть за нами охотится, — с кривой усмешкой отозвался норд. — Только, как знания эти помогут от беды уберечься?

— Ну, коли знаешь, против чего сражаться надобно, — философски заключил Колояр. — То и средство найти легче. Так, пресветлая?

— И то верно, — доброжелательно улыбнувшись, согласилась Ялика. — Погани разбуженной ты, Ульв, и други твои нужны, как раз для того, чтобы плоть в реальном мире обрести. Из семени вашего, по большой глупости ей дарованного, плоть и нарастет, а кровь ваша подобие жизни подарит. Ваше счастье, что по какому-то неведомому правилу, всякая нечисть и нежить число «три» страсть как любит. Трое вас, три раза она к вам явиться должна, три раза вы добровольно должны ей дар принести.

— Ну, значит, третьему разу не бывать! — самодовольно заявил Ульв. — Откажу, какими бы наслаждениями не соблазняла, ну ее к Хель, напасть эту.

Недоверчиво хмыкнув, Ялика склонила голову набок и, даже не попытавшись скрыть недоверие, ехидно поинтересовалась:

— Уверен, что воли достанет? Она ведь просто так не отстанет, пока желаемое не получит. Рано или поздно поддашься ее чарам. И все пиши — пропало. Дело-то даже не в вас троих. Это Моровая Дева пока призраку подобна, живым вредить не может, окромя тех, кто ее пробудил. Обретшую же плоть так запросто назад, в духа бесплотного, не оборотишь. Многие полягут, от ее поцелуев смертоносных, пока она голод свой не утолит, или пока не найдется тот, кто с ней на равных потягаться сможет.

— Так делать-то что? — взорвался Ульв, яростно стукнув по столу кулаком так, что скрывающаяся в щелях между плотно подогнанными друг к другу досками пыль возмущенно поднялась в воздух и закружилась в неспешном танце, заставив присутствующих морщиться и тереть зачесавшиеся вдруг носы.

— Побороть ее, пока она слаба, — бесстрастно, будто сообщая какую-то ничего не значащую новость, объявила Ялика, и, предвосхищая шквал вопросов, добавила. — В физическом мире она не существует, во всяком случае, пока, а потому нужно немного схитрить и обманом заставить уйти в мир иной.

— И как это сделать? — искренне удивился норд.

— Вернуться туда, где все началось и отдать ей тех, кто прервал ее сон.

— Вот уж ни в жисть, — задохнулся от возмущения Ульв. — Придумай иной способ.

— Иного нет.

— А ты придумай…

— Ну, раз пресветлая говорит, что другого способа угомонить поганку нет, — вновь подал голос Колояр, многозначительно растягивая слова и задумчиво почесывая бороденку, — то и спорить с ней резона нет. Пусть расскажет.

Не поверивший своим ушам Ульв оторопело уставился на приятеля, ожесточенно играя желваками. Многочисленные косички его бороды пришли в движение и стали напоминать странноватые щупальца диковинного обитателя морских глубин.

— Ах ты, дерьмо собачье, никак от меня избавиться надумал? — угрожающе процедил он. — Словно Хведрунг коварно нож в спину вонзить намереваешься? Да кому? Тому, кто тебе жизнь доверил?

— Да угомонись ты уже, — небрежно махнул рукой Колояр. — Как пес брехливый, честно слово. Сложновата партейка-то для такого остолопа, как ты. Реши я тебя прикончить, так труп твой хладный с перерезанным горлом давно бы уже в канаве придорожной гнил да червей помойных кормил. Пусть ворожея договорит. Чую, небывалое она что-то придумала.

— Не хитрое дело, — равнодушно пожала плечами девушка. — Заставить ее поверить в то, что она получила надобное. Вас троих, — Ялика коротко кивнула в сторону остервенело заскрежетавшего зубами Ульва, — я в сон, ничем от смерти не отличимый погружу. Вернее, не так — вы на самом деле мертвы будете. А вот ваши жизни, я охраню, не спрашивай как, не твоего ума дело. Поганка мертвой кровушки вашей хлебнет, да только не силу полную получит, как ожидает, а на миг краткий смертной сделается. А вот тут-то я ее и подловлю, в Серые Пределы отправлю, да вход понадёжнее запечатаю.

— Сказываешь-то ты ладно, — буркнул Ульв. — Только почему именно в пещере той волшбу твою творить надобно?

— И тут все просто, — не стала утаивать Ялика. — Каким бы неумехой не был чародей давнишний, Моровую Деву упокоивший, а заклинание мощное сотворить сумел. Его-то силой оставшейся я и воспользуюсь, и себя, и вас оберегая. Окромя того, мне просто там сподручнее будет врата в мир мертвых открыть.

Рейтинг:
1
СИРена в ср, 20/05/2020 - 15:39
Аватар пользователя СИРена

Уррра!!! Новые приключения!!!

И громоподобные шаги, неизбежно приближающие с каждой секундой, с каждым биением обезумевшего, захлебывающегося кровью сердца.

приближающиеся

не понаслышке знает о том, (что) вчерашний спаситель на следующий день может быть превращен молвой в лиходея и душегубца.

впилась жадным, горячим поцелуем в его губы.

Лишнее. не в Митрофановы же. Большая улыбка

да вход по-надёжнее запечатаю.

понадёжнее

__________________________________

События не всегда подконтрольны нам. Но мы всегда можем контролировать свое понимание этих событий и свою реакцию на них. "Iuppiter iratus ergo nefas".

Pan Shafran в ср, 20/05/2020 - 16:06
Аватар пользователя Pan Shafran

Уррра!!! Новые приключения!!!

Да, совсем малость.=) Ошибки проглядел.=( Вроде исправил. Благодарю.

__________________________________

„Не успеешь найти смысл жизни, как его уже поменяли.“ Джордж Карлин