01. Птицедева

Это вторая книга из серии «Сказки птицы Гамаюн». Первая отдельными главами была размещена на сайте. Вы могли прочитать следующие главы: « Сказки зачарованного леса», «Марья Искусница», «Змей Горыныч», «Кощей Бессмертный и Василиса Премудрая», и «Приют нужных путников».

Принцы Карен и Михел и их спутница Лотта в этих главах имели другие имена. Сначала думала привести и тут славянские имена, но, подумав, менять не стала. Оставила первоначальные. Думаю, это не существенно.

Еще покаюсь – последняя сцена прощания Лотты с Кареном на сайте выложена совершенно в платоническом варианте, а это не так. Результат их отношений будет раскрыт в первых главах.

Решила выложить сказку – фэнтази сейчас, так как мне показалось, что в последнее время выкладывается много произведений с серьезными, скажем так, с жесткими, кровавыми сюжетами. Надо внести немного разнообразия. Надеюсь читать будет интересно. Книга читается почти как самостоятельное произведение. Даже тем, кто не знаком с первой книгой все будет ясно.

Аннотация

Все переплелось в жизни Лотты. Из гадкого утенка она превратилась в прекрасную птицедеву. Пришла неожиданно любовь, да так, что сразу и принять ее трудно. Появляется пророчество, и предстоит выяснить, о ней ли речь в нём идет? На перекрестке параллельных миров кто-то должен спасти современный мир, но в силах ли она справиться, можно ли его вообще спасти, и кто поможет ей в этом? Пока всё неясно и запутано. Боги посылают новые испытания, имеют на нее свои виды. Испытания невозможно странные, например, в голове поселяется еще одна личность, и нужно как-то с ней уживаться. А впереди разлука с любимым, дорога к неизведанному острову Буяну, где ждут ее мистические создания, такие же, как она, и новые приключения…

Лотта. Начало пути

Михел с осёдланными лошадьми и пожитками ждал меня на краю леса, как мы и договаривались. Я ещё раз умылась в ручье, заплела волосы в тугую косу, но выглядела, скажем, прямо, не очень…. Что только Ха обо мне подумает?

«Да пусть думает, что хочет, – возразил внутренний голос. – После того, что ты сама про себя думаешь, все остальное – ерунда».

И всё же попыталась соврать Ха:

– Извини, я не очень хорошо себя чувствую, не обращай на меня внимания.

Сказала, а к горлу подкатил комок. Приказала себе: только не реви, Лотта!

Постаралась вдохнуть глубже, но поняла, что дышать совершенно нечем, комок застрял в горле и не уходил, готовый прорваться наружу судорожными всхлипами. Как заговор повторяла: всё правильно, так нужно, всё верно… Правильно, правильно, так и должно быть, он принц, а я, хоть и не уродина теперь, но и не принцесса, и у меня своя задача, а он…

Наблюдала за собой как бы со стороны. Смотрела, как стискивались зубы, так сильно, что кажется, ещё немного – и раскрошатся в пыль. Холод вьюгой врывался в сознание, разрывал лёгкие, прерывая дыхание. Хотелось плакать от жалости к себе, Хи, нам... Жаль, что все кончилось, практически, не начавшись. И пусть он обещал ждать, но я ухожу в никуда, и, возможно, навсегда. Смогу ли вернуться и стоит ли возвращаться?

– Ха, я тут в кустики… – пробормотала, еле сдерживая подступившие слёзы, – подожди немного, а лучше, поезжай вперёд, я догоню.

Спрыгнула с лошади, нырнула в кусты и побежала, куда глаза глядят, пока не споткнулась о какую-то корягу. Рухнула на неё, содрогаясь в рыданиях. Потеряла счёт времени, слезы и сопли размазывались по траве, на которую сползла в конвульсиях, и рыдала, рыдала, рыдала… Вздрогнула, когда чьи-то сильные руки подняли с земли, и загрубевшая ладонь прошлась по волосам.

– Не знаю, что у вас с Хи, только не плачь, – прозвучал родной и заботливый голос. – Хочешь, вернёмся, вы поговорите, и все уладится?

Слёзы постепенно высохли, грудь перестала вздрагивать от судорожных всхлипов. Я подняла зарёванные глаза на спутника.

– Прости… Всё так сразу навалилось… А я… Я не могу разобраться… – пробормотала.

Ха обнял меня за плечи, прижал к груди, уткнулся лицом в макушку и с нескрываемой нежностью прошептал:

– Такая непривычная, отчаявшаяся и заплаканная, просто совсем не ты… Лотта, наша Лотта – всегда такая сильная, рассудительная, сдержанная, а эта раскисла при первом же затруднении, – тёплая ладонь мерно скользила по волосам, успокаивая и расслабляя. – Ты справишься, я верю. Хочешь, поделись, от чего тебе так горько, не хочешь – и не надо. Но знай: я всегда рядом, только руку протяни. Поехали, дорога лучше, чем кто-либо, утешит тебя, путницу. Поехали.

Я вытерла глаза и нос и побрела к лошади. Весь день мы молчали, я больше не плакала снаружи, слезы текли внутри меня – невидимые, но такие горючие девичьи слезы…

Вечером костёр разводил Ха. Тихо завернулась в плащ и легла по другую сторону огня, в стороне от него. Он не сказал ни слова, сидел и смотрел на ночное небо. Большая Медведица грустила вместе с нами, звезды тихонько перемигивались и что-то обсуждали. Может, и нас. Шелестели верхушки деревьев, а мы думали каждый о своём.

Не так я представляла начало нашего нового путешествия, вовсе не так.

Забыть вчерашнее?

Ночью, как ни странно, спала крепко, но под утро приснился странный сон: чьи-то радостно переговаривающиеся, зовущие голоса. Сон не отложился в памяти, осталось только ощущение, что пропустила что-то важное.

Когда открыла глаза, солнце уже поднялось над окоёмом, ветер гулял в верхушках деревьев, раскачивая и срывая жёлтые листья клёнов, которые опускались на землю и на мой плащ, как яркие солнечные птицы. Вставать не хотелось. Почувствовала, как по лицу что-то ползёт, вынула руку и поймала букашку. Красная божья коровка, возмущённо шевеля усиками, побежала по ладошке, перебежала на вытянутый палец и полетела на «небко». От такой простой радости на душе посветлело. Улыбнулась.

«Я ведь тоже могу летать, только надо научиться управлять крыльями. Вот улечу на этот Буян, подальше ото всех, забуду всё, что было вчера, и стану птицей, а не девой».

«И от себя тоже улетишь? – съязвил внутренний голос. – А как же договор с Макошь? Ха тоже домой отправишь? Благо дело, недалеко отъехали».

Вспомнив о Ха, повернула голову, ища взглядом спутника. Парень будто не ложился, сидел перед костром в той же позе, что и вечером, заваривал чай и поглядывал в мою сторону. Ветер шевелил тёмные волосы, и на фоне красно-золотой листвы они казались ещё темнее, а глаза – ещё печальнее. Поймав мой взгляд, грустно улыбнулся:

– Ты такая красивая, даже не верится. Хотел бы я стать этой божьей коровкой, чтобы касаться твоего лица. Зачем ты превратилась в красавицу?

– Не знаю… Самой не нравится. Непривычно, да и без надобности мне. Все такое… слащавое, что ли, чрезмерное. Хочу быть прежней Лоттой, – буркнула и начала подниматься.

– Нет, оставайся такой! – быстро произнёс Ха. – Ты даже с красным носом и опухшими глазами необыкновенно красива! Не могу налюбоваться тобой... Как же ты мне нравишься!

Только выяснения отношений с Ха мне не хватало. То, что у нас с Кареном случилось, пережить не могу, как с этим жить – не знаю, а тут ещё Михел со своей романтикой. Нельзя думать об этом, нельзя.

Попыталась настроиться на дорогу, и это немного помогло. В голове прозвучал её тихий голос: «Ты моя, ты путница. Поезжай вперед. Я тебя не подведу, не оставлю, постелюсь лентой, прямой скатертью, постараюсь не пылить, не подпущу лихих людей. Все для тебя, доченька. Оставь прошлое в прошлом, живи сегодняшним. Если прошлое догонит – с ним пойдёшь, а пока вперед, Лотта, вперед!». От ее слов стало чуть легче. «И правда, – подумалось, – что я могу изменить сейчас? Пути назад нет, надо ехать на Буян, учиться летать, учиться жить в новом теле, учиться многое понимать». И опять слова матушки: «Поднимайся, Лотта, – и в дорогу, я зову тебя».

Я чувствовала этот зов, он будоражил кровь, наливал силой ноги, зачаровывал и манил неизведанным, еще не виданным: тягой к горизонту, который то появлялся, то пропадал, когда мы въезжали в лес, но всегда был впереди и звал к невидимой цели. «Люблю тебя, матушка-дорога», – поблагодарила я ее за поддержку. «Ты не одна, помни», – будто пропела она. «Ты не одна», – послышались в шелесте деревьев еще и слова отца. Он тоже решил подбодрить и шептал: «Я согрею и ободрю тебя во сне, когда ты будешь ночевать в лесу; дам пропитание, припасу лучшие дрова, а духи леса споют тебе колыбельную, ведь ты – мое дитя».

Я встала и почувствовала прилив сил, подаренных мне дорогой и лесом, обрадовалась их словам и подумала: «Хватит себя жалеть, ты сможешь. Если не ты, то кто?».

Только мысль, что Карен с каждым шагом становится все дальше и дальше, обжигающей болью стискивала сердце. «Прости меня, Хи, постараюсь не обмануть тебя, да и себя тоже». Все проверяется и решается расстоянием и временем.

Махнула рукой и обратилась к Михелу:

– Что-то не слышу слов: «А что новое нас ждет впереди?» И что день солнечный, листья желтые, небо синее и дорога ровная. Где твоя жизнерадостность, Ха, она мне нужна. Прости за вчерашнее. Постараюсь больше не впадать в уныние, только почаще говори, что я сильная, а то я забываю. И давай сделаем так, чтобы все было, как раньше.

– Лады, Лотта... Слово принца, – не очень охотно ответил Ха.

Совсем чуть-чуть дороги</p>

Совсем чуть-чуть дороги – это три седмицы, таких сложных для меня седмицы. По утрам я тренировалась в полетах, уже научилась разворачиваться, умело маневрировала между препятствиями, но быстро уставала – мышцы-то не разработаны.

Сейчас мы передвигались по озерному краю. В каждом из водных зеркал отражалось осеннее небо и облака, березы и сосны, ели, перелетные птицы, поэтому реальность будто раздваивалась, живя и воздухе, и в воде.

Дубравы остались позади, уступив место березнякам, которые перемежались с ельниками. Леса, такие разные, рождали различные эмоции. Если солнечные, будто улыбающиеся березняки дарили свет и радость, то хмурые таинственные ельники настраивали на мистический лад, и везде мерещились фигуры лесной нечисти.

Лес оберегал меня. Мы не застревали в болотах, находя удобные тропки; на берегах озер и рек, что преграждали путь, словно случайно встречались люди, которые помогали, переправляли на другой берег. В пути видели множество зверья и птиц. Однажды несколько зубров подошли совсем близко к вечерней стоянке. Сначала я немного испугалась, что огромные животные могут растоптать нас, но они спокойно прошли мимо, поедая ветки подлеска, совершенно не обращая на нас внимание.

Иногда мы останавливались в деревнях или небольших городках. Я больше не стеснялась общаться с людьми. Беседы с ними отвлекали меня от грустных размышлений и воспоминаний о Карене.

Еще меня занимала проблема: как приспособиться к новому телу? Оно оказалось не только слабее прежнего, но и очень изнеженное: быстро уставало, все время хотело спать, не могло лежать на жёсткой земле, отвечая на неудобства болями и синяками. Еще и сны: почти каждую ночь меня то поздравляли непонятно с чем, то говорили, что счастливы и ждут встречи, то торопили с приездом. От недосыпа накатывали апатия и раздражительность. Утром вставала с трудом, разбитая, рассеянная и сердитая. Порой даже есть не хотелось. Я похудела и осунулась. Только полеты возвращали меня к жизни.

А еще смущали отношения с Михелом. Сильный, слишком пристальный интерес у него ко мне. Это проявлялось во всем: он старался оказаться ближе ко мне в любой удобный момент (например, подсадить на коня, хотя я могла сделать это самостоятельно), смущал постоянными прикасаниями, от которых я вздрагивала, а он старался задержать руку подольше и смотрел как-то по-особенному.

Раньше оба принца мне нравились, но я выбрала Карена, не сказав ни слова Михелу… Нужно, наконец, решиться и всё ему рассказать, но я тянула время и откладывала разговор. Получив слово принца, что все будет, как прежде, я отодвинула время выяснения отношений, но только отодвинула. Необходимо всё ему рассказать о наших отношениях с Кареном, отправить его домой и ехать дальше, но мне и так было сложно в новом теле, не хотелось создавать новых трудностей, да и путешествовать в одиночестве я не привыкла. Можно ещё попросить Ветра отнести меня поближе к острову Буяну, а уж как на него попасть, я решила бы сама. Но ещё во время недолгого пребывания у Микулишны я поняла, что соскучилась по дороге, смене мест и новым впечатлениям. И главное, мне нужно время, чтобы осмыслить изменения в жизни и привыкнуть к ним. Поэтому я медлила, оттягивая прояснение ситуации. А еще, хоть и стыдно себе в этом признаться, мне нравилось внимание Михела и хотелось, пусть не интимных отношений, но хотя бы ласковых прикосновений и ненавязчивого тепла тела, согревающего меня ночью. Раньше на ночные обнимашки никто не обращал внимания, во всяком случае, смущало это меня только в самом начале нашего пути, когда я еще мальчика из себя представляла. Принцев, видимо, только первое время, когда поняли, что я девушка. А потом все осознали, что спать на холодной земле, сильно прижавшись друг другу, гораздо комфортнее, и я спокойно засыпала в дружеских объятьях. Только во время возвращения домой, когда лето вошло в свои права, я спала отдельно – жарко было, но теперь... Листья с деревьев почти опали, холодные дожди все чаще заставали нас в пути, изо рта шел пар и, как бы ни были теплы наши плащи и сделанные из лапника постели, спать в одиночку было холодно. Прижимаясь к Ха, я ощущала его тщательно скрываемое желание, поутру просыпалась в кольце его рук, да и сама засыпала, уткнувшись в теплое плечо носом. Я слышала его тихие вздохи, пока не проваливалась в сон, и мне это доставляло удовольствие. Как я ни корила себя, но со мной что-то происходило непонятное и неотвратимое. Сначала я старалась чаще ночевать на постоялых дворах, специально делая крюк, но потом поняла, как нужны мне эти ночевки, эти прикосновения, только не близость – это стало табу. Я понимала, что, принимая скромные ухаживания Ха, накручиваю парня и подталкиваю к более серьезным шагам, но ничего не могла поделать. Желания – страшная сила. И если бы не внутренняя ответственность перед Кареном, то отношения с Ха, безусловно, развивались бы в определённом русле. Днём я держалась, и не давала Ха никаких надежд, но наступала ночь... Ведь они с Хи были так похожи! «Все-таки влечение влечением, а голова-то у меня на плечах есть? – уговаривала я себя. – Пора, пора с этим разобраться».

Как поступить, что сделать? Все это так неправильно… Помоги мне, Макошь!

Но помогла не она, а другая женщина, и как!

Михел

Лотта еще спала: маленькая, красивая, нежная, желанная. Она безмятежно прижималась ко мне, вздрагивающие ресницы показывали, что она скоро проснется, опять упорхнет в свои мысли и отдалится от меня. А сейчас я, как дурак, пялился на её прекрасное лицо, и не мог не обнять ее покрепче хотя бы спящую, такую неприступную днем, беззащитную и близкую ночью. Моя мука и мое счастье. Я не знаю, что случилось у них с Хи, она не рассказывала, но искусанные губы не заметил бы только слепой. А ещё та истерика... Эти отчаянные рыдания нарушили все мои планы. Я пообещал, что все будет, как раньше, что дам ей привыкнуть к новой сущности, не стану проявлять чувства. Но чего это мне стоило! Вот, думаю, нарушить обещание, просто не могу так больше! Ведь она не чувствует ко мне неприязни. Только что у неё с братом? Хи не мог ее обидеть, слишком сильно и давно она ему нравилась. Еще на постоялом дворе я удивлялся его необычайной привязанности к Лотте. Мне и самому было неприятно, когда Ветер увез ее с собой, но Хи просто безумно ревновал. А после, когда ее почти неживую вернули от Мораны, и он не отходил от нее ни днем, ни ночью, я понял, что она ему не просто нравится.

Не буду врать: я часто подражал старшему брату. Когда он обращал внимание на какую-либо из фрейлин, она нравилась и мне. Желание посмотреть мир было обоюдное, но пришло оно сначала в голову Хи. Я всегда был его тенью, подражателем. И сейчас, осознавая это, захотел стать самим собой. Для этого мне нужна Лотта.

Все-таки, что у них с Кареном? В конце прошлой поездки Хи серьезно задумался, как признаться Лотте в своих чувствах. Он всегда был серьезнее меня, это и понятно – наследный принц, и его поступки не могут быть безответственными. Вспоминалось, как, оказавшись дома и потеряв возможность видеть Лотту, Хи не находил себе места, и, в конце концов, решил объясниться и сделать ей предложение. Его больше не смущали ни ее внешность, ни происхождение, он скучал и думал только о ней, говорил со мной только о ней, мечтал о ней. Я тоже скучал, вспоминая ее – такую непосредственную и в то же время загадочную; понимал, что она нравится мне. Но ее внешность, не буду лукавить, смущала меня. Да, я эстет, мне нравится всё красивое. Хи говорил, что нужно смотреть в суть вещей, но разве красота – это не суть? А потом бал, это чудо, эти туфельки и эта поездка. Мне выпало счастье видеть и быть рядом с самой красивой девушкой на планете. Ни Елена Прекрасная, ни Василиса Премудрая не сравнятся с ней красотой, возможно, только Лилит своей надменной, неземной красой могла затмить ее. Непонятно, зачем она так звала меня с собой тогда, у Кощея? Но Лотта… она настолько лучше – близкая и сказочно красива. Как жаль, что я не умею рисовать, я запечатлел бы на холсте каждую чёрточку её божественного облика, каждый взгляд и каждую улыбку. Её полеты, крылья, изящество, грациозность. Все в ней прекрасно: мягкие и шелковистые волосы, изумительные губы, созданные для поцелуев, длинные ресницы – все идеально! Что же делать? Нужно поговорить с ней, может, ну его, это слово принца? Как можно вытерпеть эту муку: быть одновременно рядом и за тридевять земель?

Продолжение следует