Ягодная поляна, или "Зим-М"

Попугай едва не опрокинул свою клетку, метаясь по ней, как смертник на электрическом стуле, без возможности высвободится. Мгновением ранее проснулся старый холодильник «Зим-М»: издал не подобающий ему, но характерный короткому замыканию звук и вновь уснул. На этот раз – навсегда. Изжившая себя проводка, отслоившиеся, от примыкающей к холодильнику стены, обои, краска и разноцветный снегопад перьев попугая вспыхнули разом, словно крепко сплоченный коллектив, внутри спичечного коробка.

Деревенский пожарный расчёт среагировал должным образом: спас от огня близстоящие хаты, не считая трёх. По счастливому стечению обстоятельств, когда произошло возгорание, все жильцы пострадавших соседских домов давно умерли, а хозяева попугая – нет. Вся семья уехала сбывать сельскохозяйственную культуру. Не добрая весть настигла их на третьем проданном ведре картофеля. Сражённого горем хозяина семейства добивала истерикой хозяйка: «А я тебе говорила! Не уступай, не уступай! Хлыщ старый!» - сквозь слезы не сбивала себе цену женщина. Мужчина смотрел сквозь неё, будто она была пустым местом, и думал: «У всех туроператоры, как туроператоры, а нам в прошлом году честные попались, даже переселили из трёхзвездочного в семь… Извинились, даже, сволочи… Кинули бы с билетами, как всех порядочных людей, того глядишь жили бы до сих пор… На море». Дети хозяев громко плакали. Их оставили без обещанного мороженного.

Деревенский люд рассеялся по домам, как дым над пожарищем. Смеркалось. Издали, четыре остова печей парили, словно их души неторопливо покидали свои кирпичные тела. Не дать, не взять – символы всего не вечного под пятью планетами. Вблизи же, в первую очередь, ваш взгляд зацепился бы за полуметровую искореженную колонну, увенчанную страной формы куполом. Не дать, не взять – птичья клетка. Огонь намертво вплавил старого «Зим-М» в бывшую тюрьму птицы. Ну, или наоборот. Так, или иначе, вид у конструкции был устрашающий. Огромная, матово-черная, неведомая рыбина, выпрыгнувшая, казалось, из самой преисподней, застыла на краю деревни, раскрыв, усеянную множеством игл, пасть. Будто кто-то убил её изнутри, выел все внутренности и вышел прочь, выгнув зубы-прутья наружу. Ну, или вылетел.

Сгоревшие хаты были на улице с краю, точнее та стала таковой после пожара. Сразу за ней раскинулась ягодная поляна, которую, далеко на западе, венчали джунгли. Никто уже не расскажет вам, почему не стали застраивать деревню в том направлении, как, впрочем, и во всех прочих направлениях, так никто и не расскажет вам о пожаре, и о скитаниях погоревшей семьи. Но пока не извелись люди помнящие, как это охота может быть тихой, и что такое самокрутка, может быть, вам повезет услышать небылицу про ягодную поляну прямо из уст оных.

Если вы читаете дальше, значит, вам не повезло.

Поговаривают, стоит дождаться на поляне рассвета, или заката, часа, когда наступает полное безветрие, и можно увидеть, как без явных на то причин образуются целые борозды примятой травы; услышать, как высокий, звонкий, но не громкий, словно птичий, голос непрестанно повторяет одни и те же слова. Люди второй планеты верят, что голос этот принадлежит демону ягодной поляны, тому, кто приминает траву. И никто специально не ищет с ним встречи, и никто не знает, как он выглядит, ибо всякий увидевший его каменеет на месте, чернеет, как обгоревший холодильник, и испускает дух, как кирпичная печь.
Такие дела.