18. Станция невозвращения (Проект Метро 2033). Глава 6. За горизонтом событий (окончание)

Теперь Орловский часто приходил сюда. Если быть точным – то каждый день. Возвращаясь с работы, он специально делал небольшой крюк на метро и выходил на Полянке. Садился на ближайшую скамейку на платформе и просто сидел, смотря на гомонящую, никогда не затихающую, людскую толпу.

Зачем он это делает, профессор и сам не знал. Наверное, в глубине души, Орловский все еще не верил в свое удивительное спасение, да и в невообразимое приключение, выдернувшее его из привычного мира на двое суток. Каждый раз, приезжая на Полянку, он словно бы искал подтверждение тому, что случилось с ним полтора месяца назад. Хотя какие могут быть подтверждения, если даже никому и словом обмолвиться нельзя – сразу примут за сумасшедшего. Что он пытался здесь найти? Ответа не было.

Однажды Орловский подумал - может, мысленно обратиться к тому неведомому существу, с которым он беседовал в последний момент? Идея попахивала откровенной паранойей, но Алексей Владимирович все же постарался сосредоточиться и представить платформу станции, какой он видел ее последний раз тогда. И безликий голос в сознании…

Его усилия не увенчались успехом, и профессор действительно ощутил себя по-идиотски.

«Хорошо, что никто не может читать мои мысли»- усмехнулся Орловский.- «Иначе дурка мне обеспечена».

Окинув взглядом платформу, он поднялся – нужно было возвращаться домой. Но сделав несколько шагов, профессор почувствовал - что-то не так.

Именно почувствовал, а не увидел.

Бросив короткий взгляд вокруг и, убедившись, что привычный мир никуда не исчез, Орловский подумал, что, видимо, переусердствовал в своих «мысленных» упражнениях.

Однако, странное ощущение не отпускало.
Оно крепло с каждой секундой.
Профессор вдруг ощутил, как воздух будто бы уплотнился, превратившись в невидимую упругую среду.

Холодок страха пробежал вдоль спины.

В мозгу мелькнула мысль: «Неужели опять?!»

Снующие вокруг люди вдруг стали терять очертания, словно бы истаивая в пространстве как облака сигаретного дыма.

Пара мгновений – и он остался один на пустой платформе.

Сердце гулко стучало в груди, на лице выступила холодная испарина.
Орловский, не в силах совладать с бьющей его дрожью, невольно шагнул назад, уперевшись спиной в поверхность колонны.

Тишина пустой платформы оглушала. Мгновение – и она взорвалась людскими криками и топотом ног.

Словно бы кто-то переключил кадр в неведомом кино - станция моментально наполнилась людьми.

Где-то в подсознании Орловский понял – он попал в тот день, когда свершился ядерный апокалипсис.

Осознание этой страшной истины оглушило и без того впавшее в ступор сознание; он почувствовал, как ноги стали ватными, ледяная дрожь страха пробежала по телу, и он наверняка упал бы, если бы не прижался к шершавой поверхности колонны.

Отчаяние, ужас и боль читались на лицах людей. Они были совсем рядом, но не видели его – лихорадочные, безумные взгляды, не останавливаясь, пробегали по тому месту где он стоял, будто бы сейчас он являлся бесплотным призраком.

Гул голосов нарастал, люди прибывали, заполнив почти всю платформу.

Раздавшийся мощный басовитый гул перекрыл гомон толпы.

Люди невольно в едином порыве повернулись в сторону звука.

Огромная стальная плита гермозатвора, с хрустом взломав декоративную обшивку стены, поползла по металлическим направляющим.

Кто-то истерично завизжал, людская толпа взвыла нестройным многоголосьем.

- Герма закрывается!! – раздался чей-то крик. - Скорее!!

Этот вопль, озвучивший и без того очевидное событие, сработал как катализатор.

Сотни людей рванулись вперед, сбивая и растаптывая себе подобных, стремясь успеть протиснуться в быстро уменьшавшийся проход.

Рев толпы стал оглушительным.

Паника и истерия распространились мгновенно, сорвав с людей хрупкий налет цивилизованности. Теперь ими владело только одно желание – выжить. Инстинкт самосохранения, дремавший на донышке сознания, бросал вперед; лица были искажены животным страхом… и злобой.

Но заложенные природой инстинкты оказались бессильны перед бездушной автоматикой.

Орловский стиснул зубы, с трудом сдержав накатившую волну отвращения, когда увидел, как бронированная плита гермозатвора сомкнулась, с хлюпающим звуком расплющив тела нескольких слишком торопливых человек. Отрубленная рука отлетела в сторону обезображенным куском плоти. Кровь брызнула широким веером, разукрасив мраморные стены ярко-красными брызгами и упав на лица людей багровым дождем, добавив в многоголосый гул тонкие ноты истеричного визга. Изуродованные куски тел тут же исчезли под ногами беснующейся толпы.

В воздухе повис отвратительный сладковатый запах. Людская толпа ревела нестройным многоголосьем; десятки рук колотили серую плиту гермозатвора, теперь превратившуюся в неподвижный монолит на многие годы.

Одни истерично кричали, другие выли, не в силах терпеть разразившийся кошмар, третьи просто закрыли голову руками, стараясь отгородится от ужасной реальности…

Орловский зажмурился, с судорожным свистом втягивая ставший густым и липким воздух – он не хотел этого видеть!!

Это был ад – страшный в своей простоте и ясности.

Ад, который сотворили люди…

Легкий укол в мозгу заставил вздрогнуть.
Уже знакомое прикосновение изнутри разлилось в сознании.

«Ад – это особая милость, которой удостаиваются те, кто ее упорно домогался,- прозвучал безликий голос. - Вы, люди, находите в жизни только то, что сами в нее и вложили. Помни об этом… Все может быть иначе…»

Орловский встряхнул головой – ощущение чужого присутствия внутри стало невыносимым, сладковато-приторный запах пролитой крови выворачивал наизнанку…

Мгновение – и все исчезло.

Он вновь стоял на платформе – вокруг сновали люди, с гудением подходили поезда, легкий сквозняк доносил запах разогретого металла и машинного масла.
Все было по-прежнему.
… Все может быть иначе…

Последняя фраза неведомого существа стыла в мозгу.

Профессор хрипло выдохнул и потер руками залитое холодной испариной лицо.
Он искренне надеялся, что все будет иначе…

… Орловский ждал этот день одиннадцать лет.

Память о страшном эпизоде, увиденном на Полянке, не потускнела и не стерлась со временем. Наоборот, она превратилась в неугасимый огонек где-то на дне сознания, молчаливое напоминание о возможном судном дне.
В это утро он не пошел на работу, а приехал на то место, где впервые увидел разрушенную Москву, выбравшись с Павлом из будки воздухозаборника.

Сидя на скамейке в густой тени склонившихся лип, Орловский смотрел в бездонный купол неба, представляя, что вот сейчас эту безмятежную синеву прочертит белесый след падающей ракеты и в зените вспухнет ослепительно-белый шар ядерного солнца…

Но ничего не случилось.

Проспект, который он помнил мертвым и разрушенным, гудел нескончаемым потоком машин, по тротуару сновали люди, переливаясь, сверкала реклама.

Шумел густой листвой сквер, около кирпичной ограды которого выглядывал бетонный купол вентиляционной шахты.

Жизнь продолжалась.

Все получилось иначе.

Огонек в сознании погас, но Алексей Владимирович помнил, что где-то там, скрытые пеленой времени и иного пространства, остатки выжившего человечества ведут жестокую борьбу.

Борьбу с последствиями собственного безумия.

И он всегда будет помнить это.

Потому что в любой момент все может стать ИНАЧЕ.


К О Н Е Ц