Кукловоды. 15

Крыса подняла голову и принюхалась, шевеля усами – еда. Постоянно оглядываясь, она подкралась к аппетитно пахнущей кучке мяса. Стащила один кусок, стремительно отбежав обратно в груду обломков. Второй кусок. Осмелела и присев рядом, принялась за обед. Это стало ее последней ошибкой.

Резкий удар приклада тяжелого армейского лучемета, короткий писк и удовлетворенное бормотание охотника.

Тимофей быстро отрубил голову лапы и хвост, снял шкуру, сноровисто выпотрошил тушку и закинул в сумку. Взял приманку и отнес ее дальше – крысы не приходили туда, где убивали их собрата. Этому ему пришлось научиться, чтобы выжить. Как и многому другому.

В гулких пустых коридорах базы гуляло эхо. Он привычно старался двигаться тихо – брошенная база была желанным местом для разнообразной агрессивной живности. Он сидел в одной из сохранившихся комнат жилого сектора и жарил крысу на плазменной горелке. Аппетитно пахло шашлыком. В котелке закипал концентрат. В наушниках тихо играла музыка из найденного плеера, а он думал, что близок к цели, которая несколько месяцев назад казалась невыполнимой.

Он тогда не умер, потому что не дал себе умереть. Непонимание, обида, злость, упрямство. Почему? Что случилось? Что с ней? Дикий коктейль, бурлящий в его лихорадочных спутанных мыслях, не давал ему провалиться в спасительное ничто. Вот сейчас откроется люк, она вытащит его, и он ее сразу простит. Но не приходила и не вытаскивала. Холод поселился во всем теле. Было дико больно дышать, и он заставлял себя это делать, массируя сведенными синими пальцами горло. Нужно разобраться. Нужно понять. Нельзя засыпать – ведь так легко не проснуться. Мучала дикая жажда. Потом присоединился голод. Штаны были многократно изгажены. Вонь от стухающего мяса, крови и его испражнений уже не чувствовалась – привык.

Броневик двигался – трясло, ревел двигатель. Иногда все стихало. Когда он уже начинал ворочаться, чтобы выбраться, движение возобновлялось. На одной из остановок он понял – или сейчас, или уже никогда. Собрав все последние силы, он ползком добрался до кормового люка, навалился на рычаг разблокировки и вывалился в снег, упав в него лицом, и тут же начав жадно его запихивать в рот.

Сколько он так пролежал, блаженно вдыхая чистый холодный воздух, ощущая влагу на лице и внутри себя, он не знал. Рядом кто-то остановился. Его подняли в воздух. Она смотрела на него, будто не понимая, что он такое и откуда взялся. Ледяные синие глаза. Он ей улыбнулся.

- Привет, любимая.

Удар о стенку десантного отделения, куда был небрежно заброшен, погасил его сознание.

Он пришел в себя, когда его аккуратно переложили в сторону. Безразличные золотистые глаза Эльдара, загружающего в броневик какие-то ящики. Желтый огонек.

- Привет, двадцать пятый, - прохрипел он, - рад тебя видеть.

Солдат, конечно, ничего не ответил. По крайней мере, он не собирался его бросать или бить.

В распахнутом люке было темно. Пахло дымом и снегом. Тимофей выбрался и переполз под борт броневика. Осмотрелся.

Жарким пламенем горел головной грузовик. Его методично тушили сразу несколько Эльдар. Сороковой видно не было. В отсветах огня с трудом различалась целая колонна грузовиков, на вид вполне гражданского вида и черные распластанные кляксы тел на сиреневом снегу.

Он подбежал к ближайшему. Он был толще Тимофея, но рост подходил. Он быстро его раздел, сняв даже нижнее белье. Заглянул в кабину грузовика, схватил оставленную сумку с пассажирского сиденья. Сунулся в бардачок: фонарик, мультитул, какие-то бумаги, несколько банок энергетика – все полетело в сумку. Сорвал путевой планшет с крепления. Спрыгнул на дорогу. Присмотрелся к следующему грузовику. Но заметил стремительную серебристо отсвечивающую фигурку, идущую в его сторону и со всех ног, метнулся в броневик и забрался внутрь, крепко сжимая в руках добычу. Она мгновение постояла около створок и ушла.

Ничего вкуснее этого бутерброда он не ел. Иногда, он кусал его прямо с оберточной бумагой, яростно работая челюстями, прерываясь только на то, чтобы сделать экономный глоток из банки.

Сытый, одетый в мешковатую, но чистую и теплую одежду, он дремал, удобно устроившись у ящиков с ручными ПЗРК. Ему было хорошо в этот конкретный момент, но он четко понимал – ему повезло. А везти так будет не всегда.

Сражения, переезды, смена подбитого броневика на другой такой же, снова сражения и снова длинные перегоны. Разоренные лагеря с горами трупов, разбитые колонны техники, развалины каких-то строений, где они прятались почти двое суток, бросив всю технику. И далеко не всегда, ему удавалось найти сухпаи или даже пригодную питьевую воду.

Оказалось, что жареная крыса – это вкусно. А большой земляной червь может успокоить болящий от голода живот на целых два часа.

Что пить воду из лужи нельзя, даже если очень хочется. И что всего лишь одна инъекция из найденной универсальной аптечки и мгновенно наступившее облегчение после недельного кровавого поноса с лихорадкой, может доставить почти сексуальное наслаждение.

Ей до него не было никакого дела, а, чтобы избежать агрессии, достаточно было не попадаться на глаза. Он, будто зритель затянувшегося многосерийного фильма наблюдал за ее успехами и неудачами.

Как бы не было эффективно управление в бою, с какой бы отчаянной изобретательностью, граничащей с безумством, не использовалось оружие, техника и местность, их было всего сорок против всей мощи взбешенных людей, которым какая-то жалкая кучка повстанцев, с непонятными целями, уже полгода мешала спокойно идти по их Пути. Потом тридцать пять. Потом восемнадцать. Все большие силы вовлекались в операции по их поимке. После уничтожения отряда, целиком состоящего из местных, Тимофей подобрал с трупа листовку, где за его голову, как командира, была назначена сумма, за которую можно было купить поместье на центральных мирах. Было приятно. Он понимал, что заслуги именно его в этом немного, но втайне был горд таким признанием со стороны врага – все-таки, Сороковая использовала именно его тактические наработки, пусть и на совершенно другом уровне реализации.

Им бы скрыться, исчезнуть, чтобы все успокоилось. Но Сороковая, или все же, Валькирия, и не думала прекращать партизанские действия. С маниакальным упорством, она ровняла с землей тактические базы, уничтожала конвои, превращала места дислокации войск противника в кладбища. Тимофей, пытавшийся анализировать причины произошедших изменений, с горечью признавал, что та, кого он называл Сороковой, ушла в глубь того, что заменяло ей разум, отдав всю власть над телом своей боевой ипостаси - той самой Валькирии, у которой включилась программа противодействия захватчикам.

Иногда, проезжая мимо автоматических ферм, он хотел взять и сбежать туда. Туда, где есть еда, чистая вода, одежда, где можно ходить в полный рост, где есть нормальная кровать и аптечки. Но он гнал эти мысли прочь – никто, кроме него не сможет помочь его девушке, заточенной где-то внутри этой машины, несущей смерть. Ему казалось, только благодаря этому, он все еще жив – слишком сильная у них установилась связь и даже там, в глубине подсознания, Сороковая спасала его. Нужно было вытащить ее оттуда.

Над тем, как это сделать, он и думал постоянно.

Сперва – исключительно эмоционально, часто скатываясь в мечты. Но постепенно, ход мыслей переходил во всё более практическое русло. Разгадка близилась.