Кровавое золото 01

Октябрь 1941 года. Недра Московского метрополитена...

...Тусклая лампочка на низком потолке, забранная сетчатым колпаком, светилась бледно-желтым светом. Тишина стояла глухая, ватная, отчего казалось, что весь остальной мир с разразившейся внезапно войной и человеческими смертями остался недосягаемо далеко.

Старший лейтенант госбезопасности, спрыгнув с грузовой мотодрезины, быстрым цепким взглядом окинул узкую, короткую платформу. Да, это то самое место. Ошибки быть не могло, инструкцию он выучил наизусть и докладывал полковнику чуть ли не распев.

Офицер поморщился — воспоминание о начальнике не принесло оптимизма.

«Та еще мразь...» - подумал старший лейтенант и, сдвинув на затылок фуражку с синим околышем, шагнул к единственной железной двери.

Та оказалась не заперта, и подалась наружу не издав ни звука — петли оказались обильно смазаны.

Короткий коридор вывел в глухую комнату - небольшую, пять метров на пять, освещенную такой же тусклой лампочкой как и на платформе. Здесь пахло еще не просохшим цементом, что и не удивительно — стены тщательно покрыты строительным раствором.

Выйдя на платформу, офицер окинул взглядом четверых солдат в форме стрелкового полка НКВД, нерешительно топтавшихся около мотодрезины.

- Так, на все про все пятнадцать минут! Выгружаем ящики в комнату прямо по коридору. Осторожно, не спотыкаемся и не роняем! И чтоб никаких разговоров! Всем ясно?!

Солдаты молча закивали. Навалившаяся глухая тишина и черный зев тоннеля с расплескавшейся в нем тьмой действовали угнетающе, невольно подталкивая побыстрее сделать работу и убраться отсюда.

- Приступили!

Штабель длинных ящиков, тщательно упакованных в брезентовые чехлы, высился в грузовом отсеке мотодрезины. Никаких маркировок, лишь на горловине чехла свинцовая пломба. Судя по тому, с каким усилием их поднимали бойцы, весу в каждом было не менее двух десятков килограмм.

Старший лейтенант взглянул на наручные часы — двенадцать минут с начала разгрузки.

- Готово, товарищ старший лейтенант госбезопасности! - отрапортовал боец, назначенный старшим.

Офицер лишь молча кивнул, направляясь в комнату, превратившуюся в склад. Штабелированные ящики заняли почти все свободное пространство, оставив лишь узкий проход посередине.

Старший лейтенант тщательно пересчитал груз, словно бы боялся, что часть его может растаять в воздухе в каменном мешке глубоко под землей.

Двадцать четыре штуки.

По двенадцать с каждой стороны.

- Три минуты перерыв и выдвигаемся! - бросил солдатам офицер, выходя в узкий коридор.- Молодцы, резво работу сделали!

На мгновение он замер в дверях, выходящих на платформу.

Обернувшись, посмотрел на запыхавшихся бойцов, и как-то недобро, ядовито усмехнулся.

- Можете перекурить...

Плотно прикрыв за собой металлическую дверь, старший лейтенант торопливо шагнул к дрезине, вытащив из-под сиденья холщовую сумку. Порывшись, извлек небольшой баллон с ярко-красной надписью: «Фосген. Опасно! Смертельный яд!»

Из той же сумки появился противогаз, который офицер быстро надел, перекинув через плечо противогазную сумку.

Подойдя почти вплотную к двери и хрипло дыша, он резким движением повернул на баллоне запорный вентиль.

С шипением ударила белесая струя сжатого смертельного газа.

Рывком открыв дверь, он швырнул баллон внутрь, тут же захлопнув толстую металлическую преграду и перекинув запор.

На глухие крики, едва слышимые из каменного мешка, офицер старался не обращать внимания.

Шагнув в сторону, он нагнулся и отыскал у самого пола едва приметное проволочное кольцо. Ухватившись обеими руками, он потянул его изо всех сил.

Раздался приглушенный скрежет — скрытое в глубине каменного лабиринта устройство встало на боевой взвод. Механический страж, которому все равно на кого и когда охотиться...

Забравшись на дрезину, старший лейтенант запустил двигатель. Старенький мотор чихнул, но завелся сразу. Вспыхнула единственная фара, разрезая световым клинком чернильный мрак тоннеля, из выхлопной трубы вырвалось сизое облачко дыма. Дождавшись, когда мотор выйдет на режим, офицер бросил короткий взгляд на тускло освещенную платформу и нажал на газ. Через пару мгновений дрезина скрылась во мраке.

На узкой бетонной платформе вновь воцарилась стылая, гробовая тишина. Из-за железной двери уже не доносилось ни звука...

… Осень накрыла прифронтовую Москву тяжелыми серыми тучами. Порывистый ветер гнал пожухлую листву и мусор, завывал в угловатых металлических «ежах», перекрывших опустевшие улицы, и заставлял зябко ежиться редких прохожих. Запустение и тревожное ожидание заполонили столицу; казалось, даже стылый воздух пропитался ими. На лицах людей — мрачная напряженность и безысходность, а воспоминания о недавнем счастливом прошлом уже успели подернуться пеленой забвения, задавленные ужасным настоящим.

Старший лейтенант госбезопасности торопливо шел по пустынной улице. До места встречи оставалось совсем немного — второй проулок от перекрестка. Свернув, он оказался в полутемном переходе — свет хмурого осеннего дня едва пробивался сюда.

Фигуру полковника Ярославского он различил сразу — тот стоял и курил, огонек папиросы вспыхивал ярким огоньком.

Офицер поправил фуражку и подошел к начальнику:

- Товарищ полковник, ваше приказание выполнено!

- Доложи по пунктам, Зеленин,- глухо произнес полковник, не выпуская изо рта папиросу.

Зеленин кашлянул в кулак, стараясь быстро собраться с мыслями, и коротко доложил о проделанной работе.

Полковник лишь скупо кивнул. Взгляд пристальный, колючий.

Зеленину вдруг стало как-то не по себе — ему показалось, что во взгляде всегда резкого и циничного полковника мелькнуло сожаление. И еще... Старший лейтенант вдруг понял, за что непроизвольно зацепился взгляд — кобура с «наганом» у полковника оказалась расстегнута.

Нехорошее предчувствие, копившееся на дне души, начало обретать конкретные формы.

- Молодец, Зеленин,- произнес Ярославский, выплюнув потухший окурок.- Большое дело сделал, государственной важности! Готовь дырку под медаль! Или под орден?!

Он рассмеялся — громко и хрипло.

Зеленин ответил лишь злой усмешкой.

- Представление оформим в ближайшие дни,- продолжил полковник, как бы невзначай коснувшись кобуры. - До завтра отдыхай. Постановку дальнейших задач...

Договорить он не успел — звук воздушной тревоги прокатился оглушительным ревом. Последовательно включались сирены, разрывая барабанные перепонки и оповещая о воздушном налете.

- Вот незадача! - крикнул Ярославский, пытаясь перекричать «ревуны». В его взгляде на секунду мелькнуло замешательство. — Давай к станции метро, живо!

Он подтолкнул Зеленина к выходу.

Что заставило его обернуться, он так и не понял. Во все времена это чувство называли интуицией.

Ярославский уже достал «наган» из кобуры, когда Зеленин посмотрел ему точно в лицо.

Недоумение, страх, растерянность — целая гамма чувств промелькнула на моментально покрасневшем лице полковника.

Оглушительно ударил выстрел.

Зеленин успел уйти в сторону в последний момент, перехватив руку стрелявшего.

Ярославский заревел от ярости и злости.

Старший лейтенант коротким ударом впечатал кулак под ребра противнику, от чего тот захрипел и вновь нажал на курок.

Очередная пуля ушла в пустоту, в стылом воздухе повис кислый запах пороха.

Не выпуская из захвата руку с оружием, Зеленин подсечкой уложил противника на мостовую, и тут же получил удар в лицо — полковник вовсе не собирался сдаваться.

Рот тут же наполнился солоноватой кровью. Злость и ярость накатила жаркой волной.

Глухо зарычав, Зеленин крутанул руку противника в запястье - «наган» вывалился и загремел о мостовую.

Вой сирен, гудение вражеских самолетов, лающие скороговорки зенитных орудий, гулкие звуки бомбовых разрывов — все ушло на второй план.

Сейчас он видел лишь искаженное злобой лицо противника.

Ярость захлестывала, придавала сил...

От следующего удара он успел увернуться и, ухватив полковника за ворот гимнастерки, резко приложил головой о мостовую.

Еще раз...

Зеленин хрипел, убивая врага и борясь за свою жизнь.

Близкий разрыв ударил в спину тугой волной и швырнул на мостовую. В голове раздался иссушающий звон контузии, перед глазами все поплыло.

Здание в сотне метров от них превратилось в груду обломков, сквозь серую пелену прорывались яркие языки пламени.

Старший лейтенант застонал, изо всех сил пытаясь удержать плававшее в полуобмороке сознание. Несколько раз шумно вдохнув пропитанный пылью воздух, он подполз к Ярославскому.

Тело не слушалось, но мысль заработала четко, ясно.

«Полковник погиб при обстреле... А меня контузило...»

Торопливо расстегнув планшет полковника, Зеленин вытащил кучу бумаг.

«Инструкция... Там план... Больше никто не знает».

Он торопливо пробежал взглядом мятые документы.

«Больше никто не знает...»

Мысли метались, словно безумные скакуны.

Торопливо сунув бумаги в карман, офицер с трудом поднялся, пытаясь разглядеть что-либо в белесой дымке. Пожар в разрушенном здании разгорался. Где-то рядом слышались крики, гудение машин.

Сплюнув горькую слюну, Зеленин, шатаясь, пошел прочь.

Он догадывался что лежало в тех ящиках.

Оружие? Нет! Зачем прятать оружие под землей, когда идет война?

Документы? Партийный архив? Тоже глупо — его проще сжечь.

Он жестко усмехнулся.

Золото! Золотой запас одного из госбанков Москвы! Двадцать четыре ящика!

И только он знает теперь, где оно спрятано.

Сотни килограммов...

Он обязательно вернется за ним. После войны. Главное — остаться в живых...