Каспий в огне

Альтернативная история.

29 апреля 1909 года. Адмиралтейство в Санкт-Петербурге гудит, как растревоженный улей. Рапорты приходят потоком, или, как шутит морской министр Рогатинский, «их приносит стреженью». С объявления войны минуло от силы трое суток, а Каспийская флотилия под командованием решительного и даровитого контр-адмирала Тимофея Степановича Нарзина одерживает победу за победой. Сухопутные войска, наступающие на Решт, не поспевают за моряками.

Министр Рогатинский распечатывает очередную депешу с пометкой «В собственные руки». Пакет несколько отличается от других. Хотя он пришёл с фельд-курьерской почтой, на нём нет надлежащих наклеек. Внутри — веленевая бумага дорогой выделки с незнакомым гербом. Послание на французском языке, которым Рогатинский прекрасно владеет.

О!..

Пробежав глазами короткий текст, министр поджал губы и хватил кулаком по столу так, что письменный прибор подпрыгнул, а чернила наполовину разлились, безнадёжно испортив краповое сукно. Адъютант, капитан второго ранга фон Корф, с тревогой взглянул на начальника.

— Что-нибудь не так, ваше превосходительство?

— Вы слышали о каком-то корсаре Нораксе? — рявкнул Рогатинский.

Фон Корф нахмурился, раздумывая, но так ничего и не вспомнил и ответил:

— Никак нет.

— Этот подонок осмеливается бросить вызов Российской империи!

— В самом деле, ваше превосходительство?

Рогатинский швырнул адъютанту депешу.

— Ознакомьтесь, — процедил он сквозь зубы. Подняв брови, фон Корф принялся за чтение:

«Персидский залив, 28 апр. 1909 г.

Василию Рогатинскому.

Я не трачу слов впустую и делаю предупреждения лишь однажды. Если Нарзин до полуночи 30-го не прекратит своего разбоя и не уйдёт в Баку, Каспийское море станет могилой его флотилии. Кроме того, мне нужна Г.М. Так Нарзину и телеграфируйте — он сообразит, о чём идёт речь. Корсар Норакс.»

— С позволения вашего превосходительства, мне кажется, что это чья-то недостойная шутка, — сказал фон Корф.

— Шутка?!

— Причём нелепая, ваше превосходительство. Если шельмец действительно находится в Персидском заливе, как он может угрожать флотилии в Каспийском море? И что за Гэ Эм?

— Батенька, мы не вправе позволить себе ни малейшего риска. Ни малейшего! Персия должна стать на колени ко дню рождения государя! — произнёс Рогатинский тоном Марка Порция, призывающего к разрушению Карфагена. — Любой ценой! Вам задание: выясните, каким путём пришла сюда треклятая депеша и найдите мне этого самозваного корсара! Понятно?! — кулак министра снова обрушился на крышку стола, и чернильное озеро на сукне превратилось в море.

— Так точно, ваше превосходительство, — невозмутимо отозвался фон Корф.

Оставим Августа Петровича фон Корфа, остзейского барона, неглупого и в высшей степени исполнительного человека, разбираться с фельд-курьерской службой и отправимся на юг. Сначала ненадолго задержимся в водах Варгана, как огнепоклонники некогда называли Каспийское море.

Оперирующая здесь флотилия состоит из четырёх канонерских лодок и полудюжины вспомогательных судов — баркасов, пароходов и плавучего маяка. Флаг контр-адмирала Нарзина развевается на канонерке «Карс», отличном семисоттонном корабле с шестью новейшими орудиями. Ничего удивительного, что в первом же сражении Нарзин добился полного господства на море, нанеся сокрушительное поражение дряхлой эскадре персидского шаха. Победоносный флотоводец теперь беспрепятственно бомбардирует вражеское побережье и даже высадил десант в городке Астрабад, захвативший разнообразные трофеи.

Контр-адмирал Нарзин стоит на мостике, вперившись в окуляр подзорной трубы. Это рослый, кряжистый, степенного вида мужчина лет пятидесяти, с безупречной осанкой и волевым лицом, обрамлённым опрятной седоватой бородой. Рядом с ним командир «Карса» капитан-лейтенант Усов. Взгляды, искоса кидаемые им на адмирала, какие-то вороватые и даже неуважительные.

Эти взгляды тревожат Нарзина больше шифрованной телеграммы, час назад пришедшей из Санкт-Петербурга. Адмиралтейство, похоже, обеспокоил бред какого-то сумасшедшего, скорее всего, европейского щелкопёра, оказавшегося свидетелем разорения десантом Астрабада. Г.М.!

Но субординация требует ответа морскому штабу. Что делать? И ещё Усов и, наверное, другие офицеры, за глаза его, Нарзина, высмеивающие. С этим мириться нельзя. Как нельзя было и превратить корабль в дом терпимости...

Наша следующая остановка — Персидский залив. Здесь мы наблюдаем любопытную картину. На ленивых густо-бирюзовых волнах лежит узкая продолговатая платформа. Как она держится на плаву, даже не покачиваясь, непонятно.

На платформе два человека. Они одеты в облегающие костюмы из серой прорезиненной ткани, а в руках держат цилиндрические шлемы с забралами из флинтгласа. У одного поверх костюма наброшен алый плащ, застёгнутый золотой фибулой, точь-в-точь повторяющей герб на загадочном письме, вручённом накануне министру Рогатинскому.

Субъект в плаще отличается стройным сложением, оливковой кожей уроженца низких широт и тонкими чертами лица, подчёркнутыми бородкой клинышком. На вид ему не больше сорока, но в кудрявых волосах цвета воронова крыла поблёскивают серебряные нити. Его спутник несколько старше, со смолисто-чёрной бородой, сделавшей бы честь вавилонскому царю, и согбенной горбом спиной. Их настоящие имена ничего нам не скажут, да они ими и не пользуются, называя себя Корсаром Нораксом и просто Горбуном.

Над платформой витает необычайный предмет, вроде огромного воздушного змея, сработанного из полупрозрачной материи. На нём, словно на полотне кинематографа, видны корабли под белыми флагами с косыми синими крестами, движущиеся на полных парах.

— Всё-таки идут к югу! — восклицает Корсар Норакс. — Они не приняли мой ультиматум всерьёз!

— Глядите, капитан! — с ужасом говорит Горбун, приближая изображение при помощи соединённого проводом со «змеем» шара с циферблатом — он высится на платформе на треножнике.

Корсар стискивает зубы в бессильной ярости. Он наблюдает за тем, как на носу передового корабля человек в адмиральском мундире обращается к своим офицерам, держа за длинные волосы девушку в богатом шальваре, увешанную роскошными восточными драгоценностями. В её широко раскрытых чёрных глазах читается непередаваемый страх. Это Гомартадж, дочь Мамед-хана, правителя Астрабада, пленённая десантом Нарзина.

— Что он... — голос Горбуна обрывается. Побагровевший, разгневанный адмирал поднимает персиянку за шею и ноги и бросает её в клокочущие буруны, рассечённые форштевнем «Карса» — корабль, где разыгрывается эта страшная сцена, флагман Каспийской флотилии! Над хищным водоворотом на мгновение появляется нежная смуглая рука, потом не видно уже ничего.

— Они дорого заплатят, — после минутного молчания произносит Норакс. — Но видит Бог, я этого не хотел!

Послан сигнал механику удивительной машины. Внезапно платформа вздымается над волнами, и оказывается, что она установлена, так сказать, на «спинном хребте» исполинского судна — чудовищной рыбины из металла, раз в пять больше подводных лодок Холланда или Норденфельта, недавно поступивших на вооружение некоторых флотов. К бокам «рыбы» крепятся широкие веерообразные понтоны, назначение которых пока неясно. Из блиндированного колпака на носу высовывается пушка. Это весьма странное орудие — вместо жерла его ствол заканчивается своего рода лампой, зарешёченным сфероидом из матово-опалового стекла.

В следующую минуту «Циклоп» — такое имя вычеканено на обшивке — устремляется ввысь, паря на своих веерах подобно раскинувшему крылья буревестнику.

В Санкт-Петербурге бледный, как смерть, фон Корф с кипой старых газет в руках буквально врывается в кабинет Рогатинского.

— Что у вас? — спрашивает министр.

— Ваше превосходительство, мне так и не удалось проследить путь этого дерзкого ультиматума, — отвечает адъютант, — однако я выяснил кое-что о Корсаре Нораксе! Никто не знает, кто он такой, но уничтожение испанской эскадры у берегов Кубы, несколько лет назад решившее исход войны за независимость острова, загадочными молниями неизвестного до сих пор происхождения — дело его рук! Здесь всё написано! — он кладёт газеты на стол. — Нужно немедленно предупредить Нарзина!

— Так! — Рогатинский судорожно сжимает и разжимает пальцы с побелевшими костяшками. — Так!

Второй телеграмме из санкт-петербургского адмиралтейства суждено было достичь Баку, когда она уже потеряла значение.

Корсар Норакс сдержал слово.

Первыми грозного летающего кита замечают вахтенные «Карса». Они изумлены, но им не приходится долго предаваться наблюдениям. Небо и море занимаются ослепительным карминным сполохом, словно средь бела дня вдруг вспыхивает необычайно яркая вечерняя заря. Таинственные лучи, изрыгаемые прожектором «Циклопа», струятся отвесно, как потоки ливня. Пламенеющая завеса обрушивается на «Карс». Страшной силы взрыв разворачивает канонерку, и скрученные жгутами столбы кипящей воды возносят обломки высоко к зениту. Не спасается никто. Идущего за флагманом в кильватере «Казака» постигает та же участь. В полыхающих объятиях истребительных лучей гибнет и пароход с десантом. Два других корабля обращаются в бегство на север, к Свиному острову, прочь от свирепствующего в южном Каспии огненного ада...

Корсар Норакс не стал их преследовать. Его гнев был удовлетворён, и он не желал большего, чем необходимо, количества жертв. По знаку капитана «Циклоп» полетел к югу, к своей тайной пристани в неведомой для всех, кроме корсара и его товарищей, бездне океана.