Фотонные грёзы

Я родился вместе с космической эрой, и это определило мою судьбу. Я бросал детские игры, чтобы стоя у радиоприёмника выслушивать сообщения ТАСС. Сначала – о запусках спутников и ракет, а потом – собак и людей. В мечтах я видел себя среди тех, кто находился в кабинах космических кораблей или среди конструкторов новых ракет для полётов на Луну и Марс. Если в мои руки попадала книга о полётах в космос, то остальное отходило на второй план. Те немногие фильмы о полётах в космос, которые я мог видеть в те годы, просматривались по многу раз.
Тогда же я впервые прочитал о фотонных ракетах. Фотонные ракеты предназначались для полётов к другим звёздам. В центре чаши параболического зеркала, расположенного в основании ракеты, вещество и антивещество аннигилировали, испуская при этом такое количество света, что этот свет начинал толкать ракету вперёд. Я уже знал, что свет – это маленькие частички, и пусть масса каждой из них ничтожна, но вместе они могут сообщить ракете скорость, близкую к световой. При таких скоростях время на ракете замедлялось, и космонавты получали возможность достигнуть самых глубин вселенной. Наличие некоторых проблем – скажем, отсутствие антивещества в природе, невозможность его хранения - меня не смущали, я не допускал существования таких проблем, каких бы не сумел преодолеть пытливый ум.
Конечно, попадались и скептики. Один из них – по фамилии Смилга – даже опубликовал статью под названием «Фотонные грёзы». На рисунке в начале статьи добродушный толстячок, наполовину вылезший из непропорционально малюсенькой ракеты, подносил к зеркалу в торцовой части ракеты зажжённую спичку.
Я постоянно возвращался в этой статье, находил всё новые упущения и нестыковки, тщательно выписывая их в отдельную тетрадь.
Куда идти учиться после школы – у меня не было сомнений. Московское Высшее Техническое училище имени Баумана, энергомашиностроительный факультет. Именно на этом факультете под скромной вывеской «Двигатели летательных аппаратов» скрывалась та самая кафедра, на которой учили, как делать ракетные двигатели. Правда, не фотонные, а обычные, жидкостные. Меня это нисколечко не смущало, как начинающего музыканта не смущает необходимость начинать с гамм…
Я уже писал дипломный проект, когда в популярном журнале мне попалась статья о фотонных ракетах. Возможность межзвёздных полётов автор отбрасывал как изначально абсурдную – при скорости в сто или двести тысяч километров в секунду, писал он, любая пылинка пробьёт в космическом корабле такую дыру, что полёт далее продолжать будет некому.
Я вспомнил, что когда-то об этом уже писал Смилга, и именно в подобных выражениях. Автор статью был не просто жалкий плагиатор, он покушался мечту моей жизни!
На несколько дней я оставил диплом в сторону и засел за книги. А затем написал сердитое письмо автору этой статьи, объяснив ему, что он использует давно опровергнутые отговорки. Обычная пылинка в межзвёздной среде имеет размер примерно десять с минус пятой сантиметра и массу примерно в десять в минус пятнадцатой грамма. При попадании такой пылинки в броню межзвёздного корабля выделяться такое-то количество энергии, плотность этой энергии будет... – я плавно переходил от рассуждений к расчётам. Далее я рассказал ему, что именно такие энергетические воздействия легко моделировать с помощью луча лазера. И переходил к описанию взаимодействия сверхкоротких лазерных импульсов с различными материалами. Итог – эмоциональный страх перед межзвёздной средой не имеет под собой никакого основания. Точно так же до наступления космической эры сильно преувеличивалась метеоритная опасность при полётах в солнечной системе. В знаменитом фильме «Планета бурь» один из трёх космических кораблей был вдребезги разбит метеоритом, и это не показалось членам экипажей других кораблей исключительным невезением.
Я не ожидал ответа. Статья опубликована, и вряд ли редакция сочтет необходимым через несколько месяцев возвращаться к старым материалам. Но у автора той статьи – я надеялся – появятся сомнения в правильности сделанных им суждений.
Я почти забыл об отправленном письме, когда получил письмо с незнакомым мне обратным адресом. Автор этого письма писал, что отклик на статью в журнале ему очень понравился, и он просит разрешения использовать его в другой публикации. Если я не возражаю, то должен написать ему об этом. Также предупреждал, что мой отзыв будет подвергнут небольшому редактированию, конечно так, чтобы содержанию не было бы нанесено никакого ущерба. Так же меня просили немного написать о себе. Подписано письмо было «проф. Лучинский».
Это не был автор той статьи. Он так же не числился в списке членов редколлегии журнала - я проверил. Оставалось только догадываться, как моё письмо попало к нему.
Я немедленно согласился. Тогда я представить не мог, как это изменит мою жизнь. Но это потом, после защиты дипломного проекта. Именно в день защиты пришло еще одно письмо от профессора Лучинского. Раскрывать не стал – в день защиты было не до писем.
Лишь на следующий день я раскрыл этот пухлый конверт и нашел в нем экземпляр отпечатанного на ротаторе журнальчика «Фантастика и наука». Журнал издавал клуб любителей фантастики МФТИ и ответственным за выпуск был профессор Лучинский. В одной из колонок присланного номера была дискуссия о фотонных ракетах, одним из авторов материалов под этой рубрикой значился я. К номеру было приложено небольшое письмо профессора - в нём он писал, что был бы рад, если бы я удостоил своим посещением одно из заседаний этого клуба. Далее сообщалась дата и место проведения встречи.
Естественно, в назначенное время я был там. Увиденное меня заворожило. Это было место, где можно было свободно говорить о межзвездных полётах и о летающих тарелках, о внеземной жизни и таинственных знаках в пустыне Наска.
Я стал завсегдатаем клуба. Но, что более важно – меня очаровал профессор Лучинский. Казалось, в нём сочетались все самые замечательные качества, какие только могут быть у учёного – огромная эрудиция, железная логика, твёрдый характер, умение убеждать. Всё это подкрашивалась тонким юмором и некой долей цинизма, который, впрочем, некогда не выходил за рамки приличия. У него было необычное умение – он мог говорить об одном и в то же время делать на бумаге пометки, относящиеся к совсем другому. День его был жёстко распланирован, и он мог – абсолютно не смущаясь – прервать собеседника: «К сожалению, сегодня я не могу вам уделить больше внимания – дела. Продолжим в другой раз». Иногда этим всё и заканчивалось – «проситель» не возвращался к начатому разговору, возможно осознав несущественность затронутой темы и, тем самым освободив профессора от продолжения беседы. Многие считали – и не без основания – что такая фраза в его устах – это просто сигнал собеседнику, который говорит о том, что профессору неинтересна обсуждаемая тема, и он не желает продолжать. Но если после такой фразы всё-таки случалось возвращаться к прерванной беседе, то профессор – как правило – помнил не только тему беседы, но и момент, на котором беседа прервалась. Профессор охотно делился с окружающими домашними делами – все знали о приближающихся семейных праздниках профессора и о его своеобразных взаимоотношениях с тёщей, об отдельных эпизодах из которых он рассказывал с изящным юмором.
В клубе иногда обсуждались вопросы, казавшиеся мне сошедшими со страниц фантастических книг. Одно из заседаний клуба прошло под девизом «фотонную ракету делаем сегодня!». Мы обсуждали такую схему: небольшой космический летательный аппарат, состоящий из мощного лазера - это и есть фотонный двигатель, панели солнечных батарей – для обеспечения лазера энергией, системы стабилизации с гироскопами, миниатюрных электродвигателей, которые по необходимости будут поворачивать солнечные батареи к солнцу, системы связи. Всё, из чего бы состоял этот маленький аппарат, можно было сделать сегодня! Расчёты оказались не утешительными: если этот аппарат стартует с околоземной орбиты, то для достижения Луны – по раскручивающейся спирали – ему потребуется целый год. Конечно, такой аппарат – всего лишь игрушка – но ведь многие великие проекты начинались с того, что - казалось вначале – практического значения не имело. Радиосвязь начиналась с «грозоотметчика» - простейшего прибора, способного «уловить» разряд молнии за несколько десятков километров. Казалось бы – какой толк от этого?
Тем временем я начал работать на заводе, по производству ракетных двигателей, в цехе турбонасосных агрегатов. Это было очень далеко от фотонных двигателей, о которых я мечтал. И это была дорога в другую сторону.
Спустя два года я оставил завод и поступил в аспирантуру МФТИ к Лучинскому.
Я уходил заниматься лазерами. И не мог предположить тогда, что за много десятилетий колесо судьбы совершит полный оборот и вернёт меня к тому, о чём грезил в детстве. Как никогда, я сейчас понимаю, что значит развитие по спирали.
* * *
Медведь протянул мне назад текст выступления.
- Хорошо, но как-то суховато. На твоё выступление придут в первую очередь журналисты, ловцы сенсаций и прочая шушера. Серьёзные люди будут потом, после пленарного заседания. А на пленарном ты должен ублажать публику рассказами о невероятных перспективах - так, что бы все почувствовали, что мы в начале дороги и что бы у всех зачесалось продолжить исследования. Там будет парочка политиков – у них должно возникнуть желание немедленно увеличить финансирование. После перерыва половина разбежится, тогда уже поговорим серьёзно.
- Два выступления готовить?
Медведь кивнул.
* * *
Я листаю странички дневника. Короткие, на первый взгляд ничего не значащие записи. Но для меня – они – та нить, которая разматывает клубок воспоминаний. Написано одно слово: Клички. Но для меня – это целый мир.
* * *
В нашем институте распространены клички. Медведем зовут нашего директора. Иногда люди забываются настолько, то начинают использовать эту кличку в присутствии обладателя оной. Что тут удивительного, если его фамилия – Медведев. И телосложения подходящего – высокий, широкоплечий. Плюс десяток-другой килограмм избыточного веса – из-за малоподвижного образа жизни. Михаил Ильич относится к прозвищу с явным удовольствием и иногда сам использует. Курьёзов из-за этого случается немало. Мне особенно запомнился случившийся однажды на Учёном совете. Савченко - руководитель соседней лаборатории, маленький и сутулый человек, нудно жаловался на тесноту в выделенных ему помещениях. В какой-то момент выдал фразу «Надоело ощущать себя медведем в посудной лавке».
Члены Учёного совета дружно хмыкнули, а сидевшие рядом с Савченко попытались поправить - вы хотели сказать «слоном». Но Савченко уже утонул в своих мыслях, в коих медведи и слоны перемешались настолько, что расставить их по местам превратилось в проблему. Попытку поправить, принял как вызов. «Медведем» - грозно и громко повторил он.
Члены учёного совета начали сползать со своих стульев. Михаил Ильич улыбался во весь рот и старался изо всех сил не рассмеяться. Два человека бросились объяснить Савченко допущенную оговорку, но тот никак не соглашался признать упоминание о медведе оговоркой…
* * *
Особого внимания заслуживает Наш Никита Сергеевич. Инженер по электронике, приборист. Но выглядит столь солидно и представительно и столь по-академически, что гости, не знающие его, принимают тут же за профессора. Но с некоторых пор его стали звать не просто Никита Сергеевич, а Наш Никита Сергеевич. Вот как это произошло:
Давным давно в СССР сняли фильм о тогдашнем руководителе государства – Никите Сергеевиче Хрущёве. Назвали этот фильм просто – «Наш Никита Сергеевич». Энтузиасты из нашей лаборатории отыскали этот старинный фильм, смонтировали несколько фрагментов из него вместе с фотографиями нашего Никиты Сергеевича, отзвучали самым что ни на есть оригинальным текстом, и подарили нашему главному прибористу на сорокалетие.
Успех превзошёл любые ожидания. Весть об оригинальном фильме с космической скоростью облетела институт. Несколько дней сотрудники при встрече прежде прочего спрашивали – «Видел?»
А нашего любимого прибориста с тех пор стали звать не иначе, как «Наш Никита Сергеевич», превратив слово «Наш» в часть имени. Доходило до курьёзов. Гость из университета однажды поинтересовался у меня - «Почему вы всё время говорите «Наш Никита Сергеевич»? Есть ещё один Никита Сергеевич, которого вы своим не считаете?»
Нашему Никите Сергеевичу новый вариант имени понравился. Человек высокой внутренней культуры, такта, а так же обладатель отменного чувства юмора и любитель розыгрышей ухитрялся делать вид, что не замечает изменения в имени и воспринимал оба прозвания одинаково ровно.
* * *
Нельзя не упомянуть о нашей лаборантке – Белке. Её настоящее имя - Бэла. Но ей нравится быть Белкой. Стремительная, подвижная, и острая на язык девушка, считает белок своим тотемным животным и сама предложила звать её Белкой. Стол её украшает целая шеренга фигурок и статуэток белочек разного вида и размера. В первый же месяц её работы в лаборатории произошёл курьёз, о котором вспоминают до сих пор. Медведь зашёл и увидел незнакомую сотрудницу. В принципе, он знает всех сотрудников института, приём на работу научных сотрудников происходит только при участии Михаила Ильича. Но для лаборантки согласие директора было не обязательным, и она «проскочила» без знакомства с Михаилом Ильичом. «А это кто?» - весьма дружелюбно поинтересовался Медведь у Людочки, то есть у нашей Людмилы Павловны. «Наша новая лаборантка, Белка» - с гордостью отвечала Людочка, не задумываясь о том, насколько тактично при представлении директору новой сотрудницы использовать прозвище. «Белка?»- удивился Медведь. Белка кивком подтвердила, да, она Белка. Медведь удивился и даже немного растерялся, но затем подумал - почему бы и нет, каких только имён не бывает в наши дни. Повернулся к Белке и протягивая руку для знакомства, спросил – «А по отчеству?» Белка немедленно ответила, что Георгиевна. Далее прозвучала фраза, вошедшая в золотой фонд институтского фольклора - «Ну, здравствуйте, Белка Георгиевна…» и начал поздравлять её с началом работы в замечательном коллективе.
Наш Никита Сергеевич закрыл лицо руками. Его трясло от смеха. Другие пытались сдержаться, но получалось плохо. Лаборатория наполнилась, дипломатично говоря, неоднозначного трактуемыми звуками.
Медведь мгновенно оценил ситуацию. Тем более, что и самой Белке было сложно сдерживаться.
- Ну а полным именем как?
- Бэла Георгиевна Черткошвили,- гордо ответила она. Но Белка произнесла свою фамилию нечётко, наверное, из-за шума, начавшегося после «Белки Георгиевны».
- Чёртошвили? – озадаченно переспросил Медведь.
Более удержаться от смеха было невозможно. Медведь воспринял это достойно и смеялся вместе с другими.
К моему великому сожалению я при этом не присутствовал, но каждый из тех, кто был свидетелем этого знаменательного события, рассказывал мне о нём подробнейшим образом не менее двух раз, так что я имею столь подробное описание случившего, что могу считать себя очевидцем.
* * *
Особого внимания заслуживает Людочка, наш химик. Никакая кличка к ней не прилипает. Просто Людочка. Сразу скажу, что бы ни у кого не было сомнений: Людочка - отличный химик. И при этом ухитряется быть совершенным профаном во всём, что химии не касается. Я не имею объяснения этому феномену, и, наверное, к этому никогда не привыкну. Во всём, что не касается химии – Людочка – классическая блондинка из анекдотов. Однажды - к примеру - я стал свидетелем такого случая:
Людочка вернулась из гермозоны, бурча под нос о том, что массу времени приходится тратить на подготовку реактивов. Печь медленно нагревается, фильтры нужно слишком часто менять, приборы приходится заново калибровать. Упоминание о приборах заставило Никиту Сергеевича поднять голову.
- Это из-за глобального потепления,- сказал он, поворачиваясь к Людочке.
- Что?- не поняла она.
- Приборы приходится часто калибровать из-за глобального потепления,- невозмутимым голосом повторил Никита Сергеевич.
- Какая связь? – фыркнула Людочка.
- Из-за глобально потепления стала меняться скорость света. За последние двадцать лет она увеличилась уже на треть процента. А при тонкой настройке приборов даже сотые доли процента имеют значение.
Людочка озадаченно посмотрела на него. На её лице появилось выражение сомнения.
- Не из-за этого. Просто у того, кто их делал руки кривые. Цейсовский микроскоп у нас работает как…
Людочка «проглотила» объяснение Никиты Сергеевича не моргнув глазом! Я уставился на Людочку. А она – как ни в чём не бывало – села за компьютер. Я видел, как понимающе улыбались свидетели её разговора с Нашим Никитой Сергеевичем. Если бы такое «выдал» кто-то другой – разговоров бы было на неделю. Но к Людочке ничего не пристаёт.
Но главное достоинство Людочки - в её обаянии, в кажущейся наивности и незащищённости. Этой кажущейся незащищённостью она в состоянии одолеть дружину богатырей. Поэтому для всех она Людочка, и лишь в официальной ситуации – Людмила Павловна.
* * *
Перескакиваю через несколько страниц. Короткие обрывки фраз, записанных мною когда-то, немедленно превращаются в скелет, на который нарастает мясо воспоминаний.
* * *
Однажды, по возвращению из непродолжительной командировки, увидел на дверях лаборатории приклеенный скотчем листок из школьной тетради, на котором фломастером было выведено: «Лаборатория имени perpetuum mobile». Я с возмущением сорвал листок и отправился выяснять, кто позволяет себе такие вольности. И, кстати, в чем смысл этой записки? Какое отношение имеет perpetuum mobile к работе с графеновыми лазерами?
В лаборатории были почти все. Я продемонстрировал листок и спросил – чье художество? Медведь увидит – будет не смешно.
- Медведь уже видел,- успокаивающе ответил Сергей. – И, кстати, срывать не стал. А велел разобраться. Второй день пыхтим, вчера до восьми сидели. Вас ждем-с.
- Ты членораздельно объяснить можешь?
- Мы начали проверять работу лазера на графеновой слоенке шесть-б. Подключили питание – 500 миливатт. Сколько может быть луч? Ежу понятно – максимум 300. Ну 350, если произошел какой-то прорыв. Ну 400, если чудо случилось. Промерили – пляшет на уровне 510-515. Два дня все лопатили – чисто. От Нашего Никиты Сергеевича вчера дым шел. Три девятки гарантировал. Чисто. Вечный двигатель-с.
Я замешкался. Перепроверять? Что-то такое, что явно не лежит на поверхности.
- Покажите хоть…
Направились гурьбой в бокс. Конечно, с ходу такие крепости не берутся. Надо подумать. Но прежде всего - что-то поменять.
Людочку я поймал в лаборантской.
- Людмила Павловна, дорогая, последняя слоенка на чем была?
- На кобальте,- она удивилась такому вопросу. И я сам не понял, зачем спросил то, что знал.
- Еще две-три таких сможешь смастерить? Сколько времени потребуется?
- Дня три. Одну слоенку завтра к концу дня сделаем. И еще две – в понедельник и вторник.
- Быстрее никак?
- Профессор! – сердито сказала она. – Вам нужно качественно или быстро?
- А вместе – никак?
- Вместе никак,- категорично сказала Людочка. – Почему все с ума посходили из-за этого кпд?
- Видишь ли,- начал я объяснять со скрытой насмешкой – если узнают, что у нас работает установка с кпд больше 100%, то обвинят в связи с нечистой силой и сожгут на костре.
Людочка фыркнула и позвала Белку. Вместе они направились в гермозону. А мы с Алешей и Сергеем вернулись в лабораторию – обсудить опыты. Наш Никита Сергеевич уселся за соседний стол – послушать. Это его любопытство меня всегда радовало. От того, что Никита Сергеевич был в курсе всех дел, лаборатория лишь выигрывала. Приборист он сильнейший, плюс обладал завидной интуицией. Я думаю, он бы и на младшего научного потянул. Если бы захотел.
* * *
Снова пролистываю дневник. Где та, следующая точка, которая всколыхнёт массу воспоминаний?
* * *
Медведь перекладывал графики – теперь они были разложены по длительности опытов.
- Ты отдаешь отчет себе? Если это действительно ядерная реакция, то мы, прости господи, сидим на атомной бомбе . А если твоя «слоенка» рванет?
- Откуда, Михаил Ильич? Это же не классическая ядерная реакция, вы же знаете, никакого излучения не зарегистрировано,
- Не зарегистрировали! А кпд в 140% зарегистрировали? Источник энергии не известен! Ты понимаешь, что по-хорошему я обязан остановить ваши эксперименты? А если рванет?- затянул он свою нудную песню.
- Какой «рванет»! Там же милливатты.
- Забудь про милливатты и думай про цепную реакцию! Мы уперлись в то, чего не знаем и не понимаем. Значит, возможно все. Или ядерная реакция - или закон сохранения энергия перестал работать и распахнул врата ада. Твои милливатты могут перерасти в киловатты и так далее, и тогда лабораторию придётся собирать по кусочкам
Медведь нервно постукивал пальцами по столу.
- Установку сложно перевезти?
- Куда?
- У меня есть связи в Объединенном Институте Ядерных исследований. Запустим твою установку там. У них измерительной аппаратуры – горы. Любое излучение регистрируют.
- А кто деньги даст?
Медведь заерзал.
- Наука призвана удовлетворять любопытство людей,- начал он размышлять вслух. - Новое увидели – надо покопаться, узнать, что это. А там,- он указал пальцем в потолок, имея ввиду не потолок, а высокое начальство – первым делом про отдачу спрашивают. Отдача лет через 20 начнется. Если повезёт.
- Вот именно. Если повезёт.
На том наш разговор с Медведем закончился. Надо отдать ему должное. Он сумел все. Пробил деньги. Договорился о сопровождении наших опытов. И даже мобилизовал пару членов Ученого совета Объединенного института Ядерных исследований – может они сумеют объяснить то, что объяснению не поддается. Тщетно. Никаких следов вторичного излучения, которым сопровождаются ядерные реакции, обнаружено не было.
* * *
День рождения. Круглая цифра.
* * *
На столе лежал подарок – перевязанная цветной ленточкой книжка. Я поблагодарил всех и развязал ленточку. «Conformal map in the Hilbert space for Dummies” (Комфрные преобразования в Гильбертовых пространствах для чайников) профессора Финка из Кембриджа. Мы знакомы - однажды встречались на каком-то симпозиуме в Праге. Впрочем, всего лишь обменялись любезностями, и разошлись. Не совсем обычный подарок – в книге обстоятельный анализ конформных преобразований – это интересно только для узких специалистов, я к их числу не отношусь. Может быть, эту книгу выбрали для подарка из-за того, что я - по всеобщему убеждению - знаком с Финком? Но что за странное добавление – “for Dummies”? Для чайников? Сомнительно, что бы тех простачков, которых обычно называют «чайниками» заинтересовала бы эта книга. Но Dummies – это не только чайник. В английском языке это еще и манекен, и пугало, и наверняка еще куча других значений, мне не известных. Надо будет покопаться в словаре. Я стал листать книжку.
Через минуту я замер. Вся лаборатория внимательно наблюдала за мной, хотя и делали вид, что чем-то заняты.
Подарок был с сюрпризом. Далее я листал книжку медленно, чтобы не пропустить загадочный сюрприз. Что-то вложено в книгу? После раскрытия очередной страницы выскочит сложенный чертик? Постепенно я дошёл до оглавления. Чертик не выскочил. Еще покрутил книжку в руках и аккуратно положил на край стола.
Работники лаборатории были разочарованы. Они вздохнули и начали заниматься текущими делами. Ничего, подумал я, у кого-нибудь терпение лопнет и секрет раскроется.
Секрет раскрыл Медведь. Он как бы случайно проходил мимо и решил заскочить и поздравить. Сказал своим громовым тоном несколько стандартных фраз и тут его взгляд упал на лежавшую на столе книжку. Он схватил ее.
- Что это?
- Это мне подарок от коллектива.
Михаил Ильич покрутил книжку в руках.
- Какие чайники могут обитать в Гильбертовых пространствах! Что за чушь!
И тут он сделал то, чего я сделать не догадался. Полез в выходные данные книги.
- Ну, вот же! Книжка называется «Комфорные преобразования в гильбертовых пространствах». И никаких чайников! Они новую обложку наклеили!
И, повернувшись к сотрудникам, с наигранной грозностью спросил:
- Издеваетесь над любимым завлабом?
Взрыв смеха. Михаил Ильич смеялся вместе со всеми. Я пытался сдерживаться, но не получилось.
- Не обижайся на них, это они любя, - громким шепотом, но так, что бы слышали все, объясняет мне на ушко Михаил Ильич. – За чайника тебя тут никто не держит.
И, повернувшись к сотрудникам, спросил:
- Никита Сергеевич, твоя работа?
- Почему моя? – наигранно развел руками Наш Никита Сергеевич. – Это подарок от коллектива.
- Ну, ну, коллектив. А в типографии художником твоя дочь работает. Думаешь, не знаем?
Медведь посмеиваясь ушел. А вскоре к нам в лабораторию вереницей потянулись сотрудники института. Более полюбоваться книжкой, чем поздравить. Работать не дали.
У нас есть традиция – именинник приносил в день рождения торт. В конце обеда торт торжественно нарезается на части и идёт к чаю или к кофе. В тот день я принёс домашний торт, подходивший для дюжины человек, которые работали в нашей лаборатории. Но вскоре я понял, что гостей будет больше. Одного торта не хватит. Послать кого-либо из лаборанток купить ещё один? Но этот тут же вариант отпал – и Белка и Марина работали в гермозоне. В конце концов пришлось идти к Нашему Никите Сергеевичу. Я тихонечко объяснил ему ситуацию и попросил помочь. Но так, чтобы никто не видел. Никита Сергеевич сделал знак – не беспокойтесь, все будет в лучшем виде – и вышел в коридор. Через минуту он вернулся, пряча мобильник в карман. Все в порядке, через пол часа торт привезут.
Я изумился. Я полагал, что он или отправит кого-то из своих техников или сгоняет сам. Он не редко ездил по делам, к этому привыкли. Но он просто позвонил и заказал торт из кондитерской с доставкой. Почему мне это в голову не пришло?
Мой тривиальный промах, нелепая случайность, не давала покоя. Сколько раз я проходил мимо открытых дверей? Нужно было всего лишь иначе посмотреть на проблему – и она решилась. Но что значит – иначе посмотреть на излучение «слоенки»?
В тот день ни поработать, ни пообедать не получилось. То и дело заходил очередной гость с поздравлением. Получал дежурный стакан чая или кофе с тортом, спрашивал о новостях и просил показать книжку про комфорные преобразования для чайников.
В четыре часа я сбежал с работы – ко всеобщему удовольствию. А вы видели, что бы сотрудники огорчались из-за отсутствия в офисе начальника?
На работу и с работы я ходил пешком. Хоть какой-то противовес гиподинамии - злейшему врага научных сотрудников. Прогулка освежает голову, и первым результатом этого стало проснувшееся чувство голода. Я так и не пообедал. Дома – я это знал – шли приготовления к приёму гостей, рассчитывать на то, что удастся что-то «перехватить» до того, как все соберутся, было мало. И я заскочил в кофейную-стекляшку под оригинальным названием «Прокофьев», которая была в пяти минутах ходьбы от дома.
И надо же! Не успел я съесть и половины заказанного куска яблочного пирога, как в кафе появилась дочка. Не знаю, зачем она заскочила, но – как мне показалось – увидев меня, забыла, зачем. Я жестом позвал её и указал на свободный стул рядом.
- Пап, - она продолжала изумлённо смотреть на меня, - Тебя дома не кормят?
Я объяснил, что, во-первых, не сумел пообедать на работе. А в-вторых, через час с четвертью у нас дома собираются гости, и я уверен, что у мамы элементарно не будет времени, чтобы предложить мне обед. И в-третьих – самому мне взять что-нибудь и поесть также не удастся, поскольку мама во время подготовки праздничного стола никого на кухню не пускает.
Дочка согласилась со мной. Я хотел заказать ещё кофе, но она отказалась. Вместо этого стала изучать тот яблочный пирог, который я заказал. Сказала, что сомневается в его качестве, поскольку тесто выглядит темнее, чем полагается. И что лучше бы я заказал слоёнку – выпечку из слоёного теста.
Я перестал жевать. Опять «слоёнка». И тёмное тесто в придачу. У меня в лаборатории тоже есть «слоёнка». Правда, другая. А тёмное тесто где?
* * *
На следующей страничке - строки из песни Высоцкого: «А в конце дороги той – плаха с топорами»
* * *
Общее собрание сотрудников лаборатории. Подведение промежуточных итогов. Лазер на «графеновой слоенке» с кадмием-109 на протяжении 207 минут генерировал луч мощностью в 800 милливатт. Затем внезапно – сама по себе – мощность луча упала до типичных для этой модели 300 милливатт и держалась на этом уровне белее 11 часов. Затем снова подскочила на несколько минут до 750, опять упала. Я велел не вмешиваться и только фиксировать наблюдения. Через четыре дня стало ясно – просматривается цикличность. Но только просматривается. Определить какие-либо параметры не удалось.
Наши теоретики выглядят так, как будто только что пришли с похорон. Ещё одна гипотеза рассыпалась. Химики – во главе с Людочкой – наоборот, выглядят довольными и беззаботными. Лаборантки шепотом обсуждают что-то не относящееся к работе.
- Ну почему вы такие грустные? – возмущается Людочка. С непредвиденными ситуациями приходится сталкиваться часто. И дома, и на работе.
Людочка, и этим все сказано.
- Людмила Павловна, - объясняю ей, как школьнице. – С последней слоенкой мы уже можем собрать вечный двигатель. Лазерный луч направим на фотоэлемент, и выработанный им электроэнергии хватит для питания лазера. Круг замыкается.
- И вовсе не хватит! – возмутилась Людочка. – С теми фотоэлементы, которые у нас есть – ничего собрать нельзя. Их выбрасывать пора, я уже много раз говорила!
Алеша не выдержал. Подобрался к жене и стал что-то возмущенно шептать ей на ухо.
Алёша – муж Людочки. Замечательная семья: муж – физик, жена – химик.
- Если мы признаем наши эксперименты «чистыми», то придётся закрывать классическую физику вместе с Теорией относительности.
- Нам этого не простят,- отозвался Сергей.
«А в конце дороги той – плаха с топорами» - замурлыкал Наш Никита Сергеевич.
И тогда я решился. То, что последние недели созревало в моей голове, вдруг кристаллизовалось и приняло чёткую форму.
- Есть у меня одна мысль. Только просьба – не кидайте в меня тяжелые предметы, пока я не закончу излагать…
- Как вы могли такое подумать, профессор! – Наш Никита Сергеевич подъехал поближе на своем стуле с колесиками. – Клянусь, у каждого, кто кинет в вас что-то, отличное от шоколадной конфеты с ореховой начинкой, отсохнет рука.
Смех разрядил обстановку. И я начал.
* * *
Строчки, заполненные обрывками фраз. Некоторые из этих фраз уже не вызывают никаких эмоций и воспоминаний. Другие выглядят зловещим напоминанием
* * *
Медведь прохаживался по лаборатории взад-вперёд. Алёша и Сергей дели вид, что занимаются делом. Наш Никита Сергеевич демонстративно скрестил руки на груди в ожидании реакции директора института.
- Ну, - не выдержал я. – Есть возражения?
- Откуда? – Медведь остановился. - Вы тут пол года эту кашу варили, и хотите, что бы её за минуту расхлебал?
- Значит, да? С этой минуты основная рабочая гипотеза – подпитка «слоёнки» происходит за счёт тёмной энергии?
- Михаил Ильич,- неожиданно вмешался Никита Сергеевич. – Даже неверная гипотеза есть большой шаг вперёд по сравнению с отсутствием хоть какой. Мы начнём. А если выяснится в ходе работ что-то другое, признаем неправоту. Отрицательный результат – тоже результат.
- «Признаем неправоту»! – передразнил его Медведь. Наш Никита Сергеевич был, пожалуй, единственным прибористом, который позволял себе разговаривать с Медведем на равных. – А деньги на что спишем? Ты, кстати, знаешь какова плотность тёмной материи во вселенной?
- Если удастся доказать, что наши «слоёнки» хоть как-то подпитываются тёмной материей, то это будет доказательством неправомерного распределения этой энергии во вселенной, что само по себе уже станет научным прорывом.
- Никита Сергеевич, ты профиль нашего института помнишь?
Начавшаяся перепалка между Медведем и нашим Никитой Сергеевичем мне не нравилась.
- Михаил Ильич! Отправим обстоятельное письмо в адрес Академии Наук, - начал я. Никита Сергеевич перехватил инициативу.
- Письмо нужно составить таким образом, что бы по каким-то пунктам они могли бы написать отказ – без последствий для нашего дела, а по другим – разрешить продолжить исследования. Например - написать одним пунктом – сделать пристройку для многосторонних исследований явления, а в следующем пункте – на базе имеющегося оборудования изучить что-нибудь другое, скажем, температурные поля в пятиугольных ячейках графена при работе «слоёнок». По одному пункту они, разумеется, откажут, но тогда уже точно по другому пункту разрешат.
- Вот тебе и поручим составить,- не то сердито, не то насмешливо сказал Медведь.
* * *
Я переворачиваю страничку блокнота. На ней всего два слова, обрамлённые кривой жирной линией: «Крокодилят иттрия».
* * *
Тотемным животным нашей Белки, Бэлы Георгиевны считается белочка. Но я подозреваю, что её настоящее тотемное животное – кошка. Известно, что стоит завести кошку, как уже спустя несколько дней начинает казаться, что жила у вас всегда. Также и Белка. Спустя неделю нам стало казаться, что она работала у нас всегда. Она стремительно вошла в курс дел и ещё быстрее – в коллектив. Вдруг выяснилось, что ни одно начинание невозможно без участия Белки. Если вы хотите узнать, куда делся тот или иной сотрудник – нужно спрашивать у Белки. Если вы хотите знать институтские новости – спрашивайте у Белки. Авторитет Белочки в наших глазах стремительно рос и однажды поднялся на недосягаемую высоту.
Я предположил, что ещё один слой графена на иттриевой подложке должен стабилизировать мощность установки. Сделать подобную слоёнку было не просто, и Людочке приходилось выказывать чудеса изобретательности. После двух недель кропотливых работ новая слоёнка заработала. Мощность луча действительно стала стабилизировалась колебания не превышали двадцати процентов. Я велел не выключать, стараясь отследить параметры системы на как можно большем отрезке времени. Организовали круглосуточные дежурства. И надо же – посреди второго дня испытаний мне пришлось отлучиться на несколько часов.
Именно в это время в лаборатории появился Медведь.
Медведь – замечательный человек и талантливый учёный. Но и недостатки у него есть. Мы с этим давно смерились – подобно тому, как люди смерились с тем, что на солнце есть пятна.
У него есть удивительное свойство – появляться именно тогда, когда его меньше всего ждут.
При плохом настроении Медведь начинает ходить по лабораториям, проверяя - кто чем занимается. Разумеется, он заходит не во все лаборатории, а лишь в те, в которых в данный момент местное руководство не на месте. На это у него особое чутьё. И летят потом пух и перья. Никаких последствий такие «разгоны» обычно не имеют.
Первое, что бросилось в глаза Медведю – отсутствие сотрудников на рабочем месте. В помещении сидели три человека – Белка, Алексей и Сергей.
Директору тут же объяснили, что сейчас идёт испытание, люди работают в три смены, поэтому в лаборатории столь малолюдно. Но это всего на несколько дней – пока не закончится проверка нового лазера.
- Чего вам удалось добиться? – грозно вопрошал Медведь.
Ему объяснили – уже 25 часов излучение стабильно.
- Как вы этого достигли?
Сергей, которого отвлекли от чего-то важного, ответил скороговоркой, чтобы не отвлекали:
- Обработали подложку крокодилятом иттрия.
Слово «крокодилят» у нас давно стало местным жаргоном – так мы обозначали любые вещества с длинными названиями.
- Чем??? – вопрос Медведя прозвучал угрожающе – он быстро превращался во льва, готового к прыжку. Сергей замер.
Неожиданно вмешалась Белка. Сделала по-детски наивное лицо и звонко пояснила:
- Это иттриевая соль крокодиловой кислоты.
Медведь повернулся к ней. Казалось, сейчас в бедную Белочку полетят громы и молнии. Но Белка не думала упускать инициативу.
- Мы называем эту кислоту крокодиловой потому, что у нас некоторые, - она сделал вид, словно все обязаны сейчас посмеяться над этими «некоторыми»,- не в состоянии выговорить её полное название - карбонтринуклеатидксициннаменилакрилическая кислота. В состав названия входят буквы к-р-к-л, что созвучно слову «крокодил».
И ещё раз повторила нараспев, словно приглашая Медведя повторить вслед за ней:
- Карбон-три-нуклеатид-ксицинн-аменил-акрилическая кислота.
Медведь оторопел. Белка выжидательно, и в то же время с какой-то наигранной наивностью во взгляде, смотрела на Медведя.
Директор института дрогнул. Он неопределённо покачал головой и на цыпочках вышел из лаборатории.
Белка смотрела на всех победителем.
- Белочка… - начал было Сергей, но Белка его прервала.
- Ты понимаешь, что если бы не я - Медведь разорвал бы тебя на клочки?
- Я твой раб…
- Я знаю об этом.
Именно в этот момент я вернулся в лабораторию с радостным сообщением, что есть объяснение - почему иттрий стабилизирует излучение.
* * *
Несколько обрывочных записей. Что-то меня отвлекло.
* * *
Людочка и Алёша развешивали на стене листы с графиками. Рисовали графики и таблицы наспех, но для небольшого семинара, которой организовал Медведь, это было нормально.
Медведь и два приехавших из Москвы академика ходили от листа к листу. Толпа из наших сотрудников почтительно держалась поодаль.
- Вы изготовили полторы сотни слоёных элементов? – удивляется академик Интов.
- Не совсем. Сначала мы действительно изготавливали каждый раз новый элемент, но потом научились делать составные конструкции, используя нелинейность оптических свойств графена. Так мы получили возможность изучать влияние различных факторов на излучение.
- Вы опирались на эффект Холла?
- В том числе. Сначала мы пытались установить связь холловской проводимости с уровнями Ландау, а потом расширили матрицы Паули в пространство Минковского и получили результат. Некоторые параметры излучения нам уже удаётся предсказывать.
Второй академик – Борташ Евгений Владиславович оживился.
- Какие параметры вам удаётся предсказывать?
Пришлось развести руками.
- Надёжные предсказания есть пока только в отношении одного свойства, которое мы назвали лучезарностью.
Оба академика смотрят на меня с любопытством.
- Да вы романтики! – смеётся Интов. – И кому в голову пришло столь прелестное название?
Я показываю на Людмилу Павловну и представляю её академикам. Борташ, надо добавить, вице-президент Академии наук. Оба обсыпают Лидочку комплиментами, которые она принимает, как должное.
- Как я понимаю, исследования у вас в полном разгаре. Какой помощи вы хотите? Про финансирование сейчас не говорите, это отдельная проблема, касающаяся всех учёных во все времена.
- Мы боимся пропустить какие-либо ошибки в наших рассуждениях и расчётах. Всё примелькалось, всё хорошо знакомо. Нужно чтобы кто-то со стороны просмотрел наши работы свежим и беспристрастным взглядом. – сказал Медведь.
- Попросту говоря,- замечает академик Интов – нужен адвокат дьявола. Спасибо за интересное предложение.
Борташ фыркает.
- Адвокат дьявола – это очень уважаемая в католицизме должность. Именно благодаря адвокатам дьявола в святые не попадают те, кто этого не заслуживает. Кстати, некоторые называют эту должность иначе – «защитник бога».
- В нашем варианте – «защитник науки», - смеётся Медведь.
* * *
Я отложил дневник в сторону.
Завтра мне предстоит вступить с докладом, в котором будет объявлено, что существование тёмной энергии можно считать доказанным и что – с большой степенью вероятности – мы можем говорить о возможности её использования.
Но я думаю о другом. С тех пор, как впервые прочитал о фотонных ракетах, прошло более полувека. Большую часть этого времени я не задумывался над тем, осуществима ли эта идея. Я читал о самых фантастических идеях, но ни одна из них не приближала эпоху межзвёздных полётов ни на йоту. И вот теперь мне всё-таки повезло сделать первый реальный шаг в этом направлении.
Когда-то под руководством профессора Лучинского мы – группа любителей фантастики – рассчитали, что простейший спутник, приводимый в действие лазером, сможет достичь Луны примерно за год.
Если на тот спутник времён моей юности, поставить лазер на «слоёнке», то он достигнет Луны вдвое быстрее. Топливо ему не потребуется.
Это, конечно, вызывает улыбку. Но эксперименты ещё не закончены. Я надеюсь, что удастся создать системы, увеличивающие мощность излучения лазеров на «слоёнке» во много раз. Я уже нащупал пути решения этой проблемы.
В мечтах я уношусь на несколько лет вперёд, когда можно будет провести первый эксперимент в космосе. В голове мне уже рисуется компактный разгонный блок с набором из десятков лазеров на «слоёнке» плюс радиоизотопный источник питания. Суммарная мощность лазеров – за счёт использования тёмной энергии - будет в несколько раз выше, чем мощность источника питания. Такой будет двигатель, работать годами. Прирост скорости, за это время составит заметную величину и сократит время полёта к дальним планетам в два-три раза.
Я пытаюсь понять – как семена, брошенные в землю давным-давно, дали всходы там и тогда, где никто не ожидал? Статья Смилги в журнале «Знание-Сила» заставила меня собирать доводы в пользу фотонных ракет. Статья в другом популярном журнале привела к знакомству с профессором Лучинским. Благодаря ему я занялся лазерами. После окончания аспирантуры случайно попал в Обнинск. Лишь потому, что в Обнинске жили родители жены. Спустя много лет мне поручили заняться графеновыми лазерами. Из всего этого и родился первый, маленький шаг по пути реализации фотонных грёз. Судьба?
Большая дорога начинается с маленького шага.