32. История одной буддийской статуи

Клиника доктора Мейсена.

Месяц эксперимента с приемом препарата подходил к концу. Впереди предполагался развернутый анализ крови на все возможные и невозможные компоненты, которые могут измениться в результате принятия эликсира. Предварительный, контрольный анализ месяц назад был сделан. Стив задействовал свои связи в клинике гематологии и хорошо приплатил за конфиденциальность результатов. Сейчас более-менее легальное тестирование должны были пройти только для Вейлера и Лиз. Остальные участники экспедиции даже близко не должны были светиться. Те показатели, которые явно изменились, собирались измерить, но каждый компонент отдельно и в разных клиниках, чтобы не привлекать внимания.

Вейлер догадывался, что Мейсен, и остальные участники экспедиции также принимают препарат, но не вмешивался. Он хотел ухватить свою удачу за хвост, а главное – ухватить ее вместе с Лиз и не отпускать ни одну, ни другую. Отношение с Лиз приобретали черты не просто кратковременной интрижки. При этом даже при упоминании где бы то ни было словосочетания «настоящая любовь» Марк кривился. Не верил он словам. Ну не верил. Даже себе не верил, когда внутри становилось тепло при взгляде на Лиз. Он боялся, что она в домашнем платье рядом на диване не настоящая, а просто играет в какую-то придуманную ею игру типа «влюби и проведи Марка». Хотя постепенно его неверие растворялось от прикосновений волос, когда ее голова лежала у него на плече, а рука гладила ключицы или когда она утром заспанная варила себе и ему кофе, а он делал омлет.

Он смеялся, когда Сэм и Мейсен, пытались продемонстрировать на экране прибора удивительную слаженность работы их с Лиз зеркальных нейронов.

– У вас удивительная синхронизация, я поражен, – говорил Стив, а Сэм хмыкал и сообщал, что они непостижимым образом настраиваются на одну волну.

Сам Вейлер относился ко всему с определенной долей иронии, считая, что в развитии их с Лиз отношений основная заслуга их самих. Ну, возможно, десятая доля процента – заслуга прибора.

Он не нарушал своих обещаний. Яхту готовили к отплытию. Собирали документы, разрешения на отплытие и выход из двухсоткилометровой зоны отчуждения, что позволяло не быть уничтоженными. Готовили провиант, медикаменты – все, что могло понадобиться в пути. Жанин была счастлива и дарила ощущение счастья всем, кто ей был дорог. Она, кажется, дождалась своего мужчину. Того, кто брал ответственность и за нее тоже, не прятал свою силу и страсть, не подбирался украдкой, шаг за шагом или с оглядкой на обстоятельства. Стив появился в ее жизни и предъявил на нее права, а она не возражала. Напускная самостоятельность и независимость рассыпались и оказались совершенно неважными. Она должна ему помогать – и это главное. Сейчас главное.

Мейсен передавал работу клиники Лиз, вводя ее во все, ранее не известные ей тонкости работы. Писал кучу бумаг. Клиника-то была частная. На него было грустно смотреть, он и оживал-то только рядом с Жанин. Пациентки долгое время были смыслом его жизни. А тут все, построенное им, становилось не его. Временами он проклинал тот день и час, когда Мэгги нашла тело Айи в коридоре. Новые, возникающие в нем чувства, не всегда радовали его. Например, он ненавидел. Ненавидел сидящую в нем личность, высунувшуюся в процессе испытания прибора. Но без всего этого не было бы Жанин, а значит, и жизни, опьяняющего чувства жизни.

В дальнейшей продуктивной работе клиники он возлагал большие надежды на изобретение Сэма. Прибор, усиливающий действие зеркальных нейронов, открывал новые возможности в лечении многих заболеваний, связанных с патологиями мозга. Идея непосредственной передачи в сознание позитивных ощущений и нравилась, и одновременно напрягала его скептический ум. Кто будет передавать? Если это такой человек, как Жанин, то да, а остальные? Жанин была уникальная, единственная, и она научила его чувствовать. Его Жанин. А он, оказывается, еще и собственник.

Сэм мастерил еще что-то и, кажется, перестал спать, хотя и до этого ему хватало четырех - пяти часов, чтобы выспаться. Некогда было. Иногда он так же, как Айя, будто улетал сознанием в неведомые края, где его было не достать, и находил там решения, которые не удавалось найти никому до него. Он вдруг сообщил, что энергия разлита по всему миру, и он уверен, что знает, как ее извлекать. И сейчас ему стоит этим заняться. Еле уговорили отсрочить это неотложное дело. Сэм смотрел на все вокруг с некой непонятной многим безмятежностью и даже отстраненностью. Он не позволял чувствам въедаться в кожу и душу, разрушая их сомнениями. Да и в душе у него, казалось, лишнего не оседало. Он воспринимал все с поразительной простотой, удивляясь и тут же забывая о реакции людей на тот или иной свой поступок.

Несмотря на занятость и полеты в непонятную и незнакомую никому реальность, он также умудрялся прокладывать маршрут и вычислял, куда стоит заходить, а куда нет, какой остров обогнуть, а куда удастся зайти безболезненно и без лишней угрозы. И еще у него как-то получалось связываться с нелегальными источниками информации, находящимися за пределами Австралии. Это они обсуждали только с Томасом.

У Томаса тоже было полно работы. Массажем он больше не занимался, но собирал и систематизировал все имеющиеся сведения о Китае, Монголии и Забайкалье. Об этом его попросила Айя, тихонько объяснив, что надо хотя бы приблизительно рассчитать нахождение места могилы Чингисхана.

А еще он был занят ухаживанием за девушкой, которое развернул со всей бьющей ключом молодой энергией и напористостью. Но дальше мимолетных поцелуев, скорее украденных, чем заслуженных, дело не заходило.

Айя для себя твердо решила не привязывать к себе парня на пороге неизвестной ситуации. Она старалась держаться отстраненно и не отвечать на обжигающие душу взгляды, прикосновения и приглашения на прогулки под луной. Но, как известно, чем сильнее сопротивляется и быстрее прячется добыча – девушка, тем сильнее возникает желание влюбленного парня догнать, схватить и никогда не отпускать.

По совету матери она готовила новый эликсир – это был ее вклад в подготовку экспедиции. Понимание, каким он должен быть и из чего состоять, пришло.

Томас не узнавал себя. Куда делся уравновешенный и спокойный историк? Куда? Откуда в нем эта горячее, сжигающее до костей желание хотя бы прикоснуться к кончикам пальцев, подержать Айю за руку? Защитить от всех и вся. Удостовериться, что она тут, а не улетела куда-то туда, как улетало ее сознание. Он не находил себе места, так как считал, что если оно не рядом с Айей, то вообще нигде. Ее рассказ про иллюзорность сущего раздражал, просто бесил. Ведь его чувства были реальны настолько, что если он проводил несколько часов без нее, его внутренности заполнял странный холод, дрожь, лихорадка, словно при высокой температуре. Он был болен. Серьезно болен. Поэтому всеми мыслимыми и немыслимыми способами старался чаще оказываться рядом с ней: спрашивал о пути, пытался разобраться в ее воспоминаниях. Айя же отстранялась и выскальзывала сквозь загребущие пальцы.

Спас его от полного отчаяния Мейсен. Он врач, и этим все сказано. Болезни надо лечить. Поэтому он настоятельно, с трудом пряча улыбку, рекомендовал Айе не прерывать массаж, так как мышцы еще не в том тонусе, в каком должны быть. Добавил, что в путешествии она нужна им здоровая. А также посоветовал почаще бывать возле моря, чтобы тело окрепло и привыкло к свежему воздуху. А лучшим способом попасть на пляж, конечно, оказалась машина Томаса, соответственно с ним в качестве водителя. Плавать, как и большинство китайцев, она не умела. В Китае и загар считался признаком нижайшего сословия. Но парень взялся обучать ее плаванию с особым рвением.

После проникновенной речи Мейсена, при которой присутствовала и Жанин, та наклонилась и тихонько проговорила ему на ухо:

– Не знала, что ты такой сводник.

– Мужская солидарность, – сказал ей Стив, когда они с Жанин оказались одни. – Тем более Томас – парень хороший. А еще мне нужно подстраховаться. Вдруг этот Чингисхан начнет у меня в голове невесть что творить. Заставит соблазнять Айю или того хуже – заделать ей ребенка, а так у меня двойная подстраховка. Ты ведь не позволишь мне теперь предаться разврату, правда, Жанин? Да и Томас, в крайнем случае, морду попытается набить. Он молодой, горячий, а я немного потертый временем мужчина, который боится потерять голову, вернее, предоставить ее в пользование другому.

Мэгги продолжала работать в клинике и помогать Айе. Однажды она въехала в ее палату с огромным тортом. Въехала, потому что в руках он не умещался, и его пришлось прикатить на столике.

– Есть повод для праздника. Я верила в тебя, – сказала довольная донельзя Мэгги. – Бог подбросил тебя мне тогда в коридоре. Младшенькая сделала тесты, и у меня будет еще один внучек или внученька. И знаешь, она словно очнулась от сна, в котором жила. Не буду говорить больше ничего. Боюсь сглазить. Ты чудо, Айя.

Они ели торт, и не только они, потому что съесть такое количество сладкого вдвоем было невозможно.

Клиника Мейсена. События

Время летело быстро. Вот уже и были сделаны анализы. Все было прекрасно у Вейлера и Лиз. Как ластиком стерся хронический гастрит и панкреатит у Марка и даже начинающийся геморрой, о котором он молчал. А Лиз, так кстати для Вейлера, и настолько же некстати для Мейсена, оказалась беременной.

– Я тебя задушу, Вейлер, – орал Стив, узнав результаты. – Как ты мог? Ты что, мальчик, не умеешь предохраняться? Что теперь будет с клиникой? Что делать? Откладывать поездку, когда все готово?

– Делать? – безмятежно улыбался Вейлер. – Мы идем регистрировать брак, а тебя с Жанин приглашаем на скромное, так желает Лиз, торжество по этому поводу. Успокойся. Лиз умница и рожать ей не завтра. Работу она не собирается оставлять надолго. Найдет решение. Поговори с ней, она сама в случившееся поверить не может.

Потом у Стива был разговор с Лиз. Долгий и трудный, деловой. Просто пришлось обсуждать много разного. Но нужно было решить главное. Они оба смотрели на результаты теста, полученного отдельно от других, и понимали, что появление антител против вируса – это главное чудо, подаренное Айей. Чудо, которое спасало всех уезжающих от возможного заражения в Китае. Это же чудо могло привести к запрещению выезда из страны людям, имеющим такую ценную кровь, если об этом узнают. Наличие антител в крови позволяло разработать сыворотку против ужасной болезни. Заложниками могли стать и Лиз, и Марк, но хотели ли они этого? Врачебная этика говорила Стиву и Лиз, что надо помочь, а собственная, человеческая, просто орала: придумайте что-нибудь, не хотим быть подопытными кроликами.

– Я делала анализ через Анет Кериэт, – рассказывала Лиз. – Она умница, и я хорошо ее знаю. Ей можно довериться. Она одна из ведущих вирусологов в той закрытой лаборатории, где можно было проверить, какие антитела выработались. Я ведь после приема эликсира сразу поняла, что надо искать. Поговорю с ней и предложу, как вариант, взять кровь у всех нас и, главное, у Айи. Кровь законсервируют. Она сделает сыворотку. Мировая слава и причитающиеся к этому огромные деньги обеспечены. Думаю, сторгуемся на моих условиях – забудет о нас. Мне быть под наблюдением всю жизнь не хочется.

– Немаленькую жизнь, заметь, – усмехнулся Стив,– поэтому привлекать к себе внимание не стоит ни за какие деньги в мире. Хорошо бы она сделала некоторое количество сыворотки сразу, чтобы мы могли взять с собой. Может понадобиться.

– Это вряд ли. Или конфиденциальность, или свобода.

Продолжение следует