13. Тайна девяти тысячелетий

При виде «конюшни», расположенной на городской окраине, у меня пробежал мороз по коже. Это было вытесанный в отвесной скальной стене монолит с рядами полукруглых ниш — почти как в Петре набатеев. Каждая ниша служила норой для птеродактиля. Заключённые в них чудовища вытягивали наружу длинные шеи и хищно клацали усеянными страшными зубами клювами. Изнутри доносилось отвратительное зловоние тухлой рыбы.

Людей вокруг не было — ужасное гнездовье не пользовалось популярностью у горожан. Охраны я тоже не заметил. Мимо прошествовали двое вууров, катившие тачки с рыбой. Они вошли в одну из открытых арок на цокольном ярусе.

Сейчас мне стало ясно всё безумие нашего замысла. Говоря по совести, я порядком струхнул. Хотя, по словам Лейрис, дрессированные птеродактили отличались смирным и послушным нравом, я не имел ни малейшего навыка в подобном «конном спорте». Кроме того, «лошадка» могла просто меня невзлюбить. Справиться с разозлённым страшилищем размером с хорошего нильского крокодила — чёрт возьми, настоящим драконом! — будет весьма затруднительно...

Мелькнула мысль бежать отсюда без оглядки. Но преданность туласи придала мне если не храбрости, то мальчишеского безрассудства. С полчаса я прождал, пока вууры вышли, и прокрался в арку.

Меня встретил почти невыносимый затхлый смрад. К горлу подкатилась тошнота. Пошатываясь, я сделал несколько шагов по тенистому коридору, похожему на храмовую галерею, и наткнулся на лестницу, которая вела к норам.

Казалось странным, что в «конюшне» не было людей. Потом я узнал, что укротители и жокеи избегали появляться здесь без особой нужды, а уборкой помещений и кормлением птеродактилей занимались исключительно вууры. Краж в этом кошмарном питомнике ещё не случалось. (Между прочим, по законам атлантов воровство каралось смертью). Поднявшись по лестнице, я очутился наедине с летучими ужасами.

Вблизи птеродактили были точно такими, как их изображают в справочниках по палеонтологии и, надо сказать, крайне неприятными на вид — изогнутые полумесяцем кожистые крылья из перепонок, натянутых на длинные когтистые пальцы, узкие головы на змеиных шеях, оснащённые заострёнными гребнями. Окраска их бороздчатой, похожей на слоновью, кожи разнилась от буровато-серой до аспидно-чёрной. Толстые тросы, привязывавшие задние лапы к каменным подставцам, удерживали животных в гнёздах.

Дрожа всем телом, я вошёл в выбранную наугад нишу. Рыбное зловоние здесь стояло такое, что я едва не лишился чувств. Квартирант каморки повернул голову в мою сторону и не слишком приветливо защёлкал зубами. На нём уже была сбруя — упряжь на птеродактилей надевают в самом начале дрессировки и никогда не снимают. Я забрался в седло на копчике твари, ласково потрепал «жеребца» по «холке» и, вытащив спрятанный под накидкой нож, принялся перерезать канаты.

Атланты достигли совершенства в металлургии — их тёмная сталь превосходит лучшие европейские марки. Нож рассекал железные пряди, которые в жизни не смог бы перегрызть самый зубастый птеродактиль, словно масло. Не прошло и полуминуты, как Пегас (так пророчески я окрестил своего нового друга, не ведая ещё, какого Персея мне самому придётся изображать) был свободен.

Насладиться волей, однако, он не спешил. Мне никак не удавалось заставить его взлететь. Я понукал его, уговаривал, пинал пятками по плоскому хребту — всё бесполезно. Проклятый ящер только вращал налитыми кровью глазами, выгибал шею и пронзительно шипел. В конце концов в отчаянии я схватил его за гребень и хорошенько тряхнул. Это произвело неожиданное действие. Чудовище содрогнулось так, что я едва не вывалился из седла, взмахнуло крыльями и вырвалось из гнезда в сумеречное «небо».