Мародер

Новогодняя сказка
Если не проклинать судьбу - не взирая на те испытания, которые она посылает - то можно добиться удачи. Вопреки всему.
)

Свет ворвался через образовавшуюся в стене дырку. И осветил тысячи пылинок, которыми был заполнен воздух.
Ладони с содранной кожей жгло от боли, но он старался не обращать внимания на такие пустяки. Жизнь, со всеми её внезапными поворотами и сюрпризами, зигзагами и неожиданностями разом упростилась , словно на смену гамме красок цветов пришло лишь чёрное и белое. Сумеет пробить стену и выбраться из того каменного мешка, в котором оказался после обрушения башни – останется жив. Не сумеет – умрёт от жажды. Так какая разница , с какими руками умирать: ободранными в кровь или просто грязными от крови и пороха? И он долбил, отвлекаясь лишь на то, чтобы вытереть со лба пот.
Последние дни ему везло, как никогда. Одни из его товарищей были убиты снарядами и пулями неприятеля. Другие погибли, когда враги ворвались в крепость. Третьи оказались погребены под завалами, когда взорвался пороховой погреб.
Ему повезло, что не погиб под завалом. Повезло, что в помещении, в котором его застал взрыв, было оконце, пусть и заложенное камнями. Повезло, что на полу валялся брошенный кем-то лом. Повезло, что через трещину в потолке пробивались крохи света, позволившие сориентироваться в этом каменном мешке.
Камни сдавались неохотно. Но закон сообщества действовал и здесь. Сложнее всего было выковырять первый камень. Затем пошло быстрее.
Затем настала очередь решётки, составленной из толстых – в два пальца прутьев. Концы прутьев уходили глубоко в камень, и за их освобождение нужно было бороться.
Наконец, они сдались, и освобождённые прутья упали на заваленный камнями пол. Джино высунулся в окошко.
До земли – полого скоса холма, на котором стола башня, было не менее двадцати футов. Шанс есть. Всё зависит от того, что у подножия башни. Если песок или мягкий грунт – выживет. А вот если камни… Что ж, умрёт у подножия башни, мучаясь от болей в переломанных ногах и рёбрах. Умирать от жажды не легче.
Джино разорвал весту на полосы, сделав некое подобие верёвки. До земли, конечно, не достанет, но здесь тот случай, когда каждый фут дороже фунта серебра. Привязал верёвку к единственному оставшемуся в оконце железному пруту и протиснулся ногами вперёд в свободный мир.
В очередной раз ему повезло. На несколько футов он спустился по верёвке, сделанной из весты. Затем, вспомнив имя пресвятой богородицы, отпустил её и упал на кучу мусора, поросшую высохшим бурьяном. Перекатился по склону и остался лежать на холодной земле, с наслаждения вдыхая воздух свободы.
Видеть сине бездонное небо после стольких дней пребывания под каменными сводами крепости, башен, подвалов было сущим чудом, и он жадно впитывал этот свободный от пороха и гари воздух, чистые лучи склонявшегося к горизонту солнца и запах не обожжённой огнём земли.
Вскоре ему стало холодно, так что пришлось подняться. Проснулась затаившаяся в теле жажда, и он устремился к ложбине, в которой мог быть ручеёк или хотя бы лужица, оставшаяся после бывшего третьего дня дождя.
Лужица с водой отыскалась быстро, и Джино припал к ней, жадно втягивая спасительную влагу. Казалось, он слышал, как капли воды перекатываются и заполняют иссохшее, как прошлогодняя солома, тело.
Над крепостью, уже наполовину разрушенной, вились дымы, уносившие надежду получить обещанный когда-то заработок. Шум почти утих, и приближающаяся тишина пугала своей непредсказуемостью.
В противоположенной стороне, внимание Джино привлёк старик на гребне косогора, шагах в тридцати, с мешком за плечами и с массивным посохом в руках. Старик, видимо, уже некоторое время наблюдал за ним, ибо, поймав взгляд, тут же заторопился сделать вид, что не видел пьющего из лужи. Такие люди всегда появлялись после боёв. Пренебрегая опасностью, они промышляли брошенным оружием, стягивали с покойников или с умирающих амуницию, не гнушаясь прочими вещами, за которые можно было выручить деньги. Пойманных мародёров обычно не щадили, иногда даже владельцы земли, на которой «паслись» мародёры назначали премии за поимку людей удачи.
- Эй, мародёр,- окликнул его Джино. – Куда добро несёшь?
У старика массивная палка, но ловкость, которой Джино было не занимать, была хорошим противовесом палке.
– Я бы на твоём месте ноги уносил побыстрее,- отозвался старик, сбавляя шаг. – Сегодня тихо, последних по крепости ищут, а завтра по округе рыскать начнут. Сдаётся мне, что ты не из числа победителей.
- С чего ты взял, старик, что я воевал? – Джино потихонечку приближался к старику.
- Выглядишь, словно в аду сковородки чистил. Умылся бы из лужицы, а то лицо черней земли.
Старик прибавил ходу. Джино поймал себя на мысли, что ему ничуть противно, что в двадцати шагах от него мародёр. Каждый зарабатывает, как может. Он тоже хотел заработать. В итоге счастлив сполна тем, что ноги сумел унести.
- Подожди, старик! Кратчайшую дорогу в Лурчано знаешь?
Старик остановился.
- Тебе не дорогой идти надо, а тропками, да оврагами, лесами да гущинами. Не скорость нужна, а хитрость.
Старик был прав. Как быстро бы он не шёл, всадник в два счёта догонит. И, поди знай – поверит ли, что он случайный путник.
- А ты куда идёшь?
- До лесу. Мой лес близенько – мили полторы. Хочешь – ступай за мной, в лесу покажу нужную тропинку.
Теперь они шли гуськом. Впереди – старик с мешком, шагах в десяти от него – Джино. Еле успевал. На левую ногу было больно наступить из-за нелепой раны – вчера на шип напоролся. Из-под повязки на плече, наложенной братом Оксандро, сочилась кровь. Вдобавок, донимал холод. Вечереет, а ночи сейчас такие – льдом лужицы зарастают. Старик заметил и остановился.
- Ты – я смотрю – не то, что до Лурчано, до Куны не доберёшься. Постой, у меня одежонка есть.
Он сбросил с плеча мешок, приоткрыл его так, чтобы Джино не видел содержимого, покопался и вытащил короткий плотный плащ. Бросил его парню.
- Тебе сколько лет?
Джино, прежде чем ответить, натянул на себя добротный плащ. Интересно, старик его с убитого стянул, или подобрал? Дыра на плаще есть, со стороны спины, должно быть копьём проткнули - а вот пятен крови не видно.
- Восемнадцать уже.
- Ух ты! Уже восемнадцать! Надо же! Ты, зубы сожми, да иди за мной. Свалишься – я тебя тащить не буду, сдохнешь в поле.
Полторы мили до леса дались Джино не просто, старик видел это, но шаг не сбавлял. Лишь в лесу разрешил присесть на поваленную сосну.
- Отдохни чуток,- смиловался он.
- Покажи мне, где ночь у костра перетерпеть можно. Обогреюсь, отдохну и пойду завтра. На мне заживает, как на собаке.
- Ага. Отогреешься. Уснёшь у костра – а утром вставать будет некому. Ладно уж, бог велел помогать ближним. Переночуешь у меня – и ступай с богом.
Джино посмотрел на своего благодетеля с изумлением. Гнусным промыслом занимается, а душа есть. Значит, опять повезло.
- Далеко ли до твоего жилища?
- Мне – близко, тебе – далеко. Тащить не буду, помнишь?
Джино шёл, иногда падал, вставал и снова шёл. Несколько раз отставал, но старик каждый раз поджидал. До дома старика дошли уже в темноте. Впрочем, какой это дом – землянка, вырытая у подножия скалы. А может, пещерка с присыпанным землёй входом.
Пока Джино приходил в себя, старик растопил очаг, землянка – как оказалось – достаточно просторная – начала заполняться теплом. Вскоре котелки над очагом стали источать благословлённый запах пищи.
На столе тем временем появились маслины, сыр, мочёные яблоки. В какой-то момент старик погнал Джино на улицу – умыться, после чего дал чистую рубаху.
- Нечего тебе в грязной рубахе за праздничным столом сидеть.
- Праздничным? Что за праздник у тебя?
- Тот же, что и у тебя. Новый год наступает. И не просто новый год, а новый век. Слышал?
Джино кивнул.
- Знаю я. Тысяча семисотый год с рождества Христова наступает. Восемнадцатый век. Я даже читал, что новый век должен людям счастье принести.
- Ты что, читать умеешь?
Джино кивнул. Старик удивился и начал копаться в одной из куч хлама, что были в жилище. Вскоре откопал и протянул Джино потрепанную книгу:
- Читай!
- Кампенелла, стихи. Читал я эти стихи. Я и «Освобождённый Иерусалим» Тассо читал. И другие книги.
- Так что же ты в солдаты подался?!
Джино молчал. Стыдно было признаваться в собственной глупости. Начитался нелепых стихов, наслышался баек и решился. И представить не мог, чем служба обернётся.
Пока Джино читал стихи Капанелло, старик накрывал на стол. Яства не бог весь какие – полента, кусок лазаньи, кассола. Но после казармы, после недель полуголодного существования, когда кусок хлеба с сыром был единственным лакомством, этот стол показался ему королевским пиршеством. В довершение старик притащил кувшин с вином.
- Ну, грамотей, выпьем за то, чтобы новый год, новый век, были лучше старого.
Джино выпил вина, оказавшегося довольно-таки крепким, и набросился на еду. Старик ел спокойно, казалось, что он даже посмеивается над торопливостью юноши.
- Ты не торопись, никуда еда не убежит. А то Фея придёт, а ты икаешь от обжорства.
- Какая фея?- не понял Джино.
- Мне видение было – сегодня Фея нового века придёт. Такая Фея, что ни к богатым и знатным, а к простым да горемычным приходит. И, если ей кто понравится – одаряет подарками.
Джино посмотрел на него с недоверием. Понятно, если бы Ангел господень пришёл, ему это в самый раз. А то фея какая-то. Читал он про фей однажды, да то сказка была.
- Разве феи по лесу ходят?- неуверенно спросил он.
На лице старика появилась улыбка.
- А то. Зачем ей ходить, когда она существо волшебное, летать умеет.
- Брешешь.
- Стар я брехать. Вина добавить?
После второй кружки на душе стало легко. И еду перестал хватать, а ел чинно, спокойно – словно дворянин.
Старик близко к очагу несколько еловых лап на верёвке повесил – словно вертеп свой решил украсить.
И когда уже совсем Джино наелся, старик ему в третий раз кружку наполнил. Наливал спокойно, неторопливо, как вдруг рука дёрнулась и отставил он кувшин в сторону. Джино глянул на него с удивлением, и тут понял, что старик не на кувшин, не на кружку, и не стол смотрит, а на вход в землянку. Повернулся.
У входа стояла девушка в длинном белом платье из нескольких слоёв шёлка, каждый другого оттенка, с серебряной вышивкой. Золотые кудри её достигали плеч.
- Спасибо тебе, дорогуша, что не забыла… - старик попытался стать на колени, но Фея ловко подскочила и удержала его.
- Ну что вы, дедушка! Не пристало вам унижаться,- её голос звучал как тысяча серебряных колокольчиков.
- Да разве…- начал было старик, но Фея перебила.
- Угостите меня!
Фея уселась на небольшой стул, невесть откуда взявшийся в землянке и оказалась напротив юноши. Старик поставил перед ней глиняную миску. Джино ожидал, что миска превратится в серебряную или даже золотую – раз она фея, но этого не случилась. Она положила себе в миску ложку поленты и кусочек кассолы. Откусывала крошечные кусочки и весело смотрела на Джино.
- Дедушка, а почему этот мальчик окаменел? – весело спросила Фея.
- Бог с тобой, разве окаменел! Прежде чудес не видел, теперь глазам своим не верит!
- Ну если ты глазам своим не веришь, поверь ощущениям,- она протянула свою нежную руку, предлагая прикоснуться.
Джино прикоснулся. Рука была тёплой и гладкой. Он даже чуть погладил её. Но тут Фея резко схватила его за кисть руки и повернула ладонью вверх, больно сжав пальцы.
- У тебя не рука, а сплошная рана! И ты молчишь!
- На мне заживает, - начал было Джино, но Фея прервала его.
- Держи руку!
Неизвестно откуда у неё в руке появилась хрустальная баночка с золотой крышечкой. Фея быстро открыла её и стала смазывать ладонь кремом из баночки. Каждое прикосновение её нежных рук разливалось по телу волной необыкновенного тепла. Затем потребовала вторую руку.
- Теперь сиди и ничего не делай – пока бальзам не впитается. Ещё раны есть?
Джино хотел отрицательно покачать головой, но старик его выдал.
- Посмотри, что у парня с левой ногой. Наступить на неё не может.
- Покажи! – требовательно сказала Фея.
- Да как же я перед вами,- смутился Джино.
- Я Фея, значит ты должен выполнять любой мой приказ! Потребую – штаны снимешь. А ну-ка, покажи ногу!
После ноги взялась за его левую руку. Также смазала чудесным кремом и наложила новую, чистую повязку на плече.
- Вот теперь ты можешь встречать новый век. Дедушка, налей всем вина.
Старик налил себе и Джино по полной кружке, а Фее – чуть-чуть. Видимо знал, сколько ей нужно.
Лишь после кружки вина Джино решился на разговор с Феей.
- Скажите, начал он,- будущий век будет лучше нынешнего?
- Конечно, что за вопрос! В конце жизни ты будешь с иронией и улыбкой вспоминать – как плохо тебе жилось прежде, и как хорошо ты живёшь сейчас.
- Я долго проживу?
- Если в солдаты более не пойдёшь, то долго.
- Он грамотный,- вставил старик. – Так красиво стихи мне читал.
- Почитай мне.
Джино на секунду задумался, опустил голову, затем вскинул её - словно в атаку готовился - и начал:

В ту пору дня, когда небесный свод
Склоняется к закату, обещая
Иным, быть может, племенам рассвет,
Старик усталый, отдых предвкушая,
Один пустынной стороной бредет.

- Браво! – захлопала в ладони Фея. – Узнаю старика Петрарку. Ты знаешь много стихов?
- Ему учиться надо, - не дал ответить юноше старик.
- Почему вы только обо мне говорите? – вспыхнул Джино. – А разве вам ничего не надо? Неужели вы не мечтаете о нормальном доме вместо этой землянки?
- Я могу исполнить только одно желание,- сказала Фея.
- Ну так подарите ему дом! Я молодой, пробьюсь. А у него жизнь позади, так пусть хоть последние годы в нормальном доме поживёт!
- Что ты обо мне знаешь! – вспыхнул старик. – Ты меня двадцать лет назад не видел!
Фея подняла руку, чтобы остановить перепалку.
- Он двадцать лет назад ещё не родился. Налей нам ещё вина.
Теперь старик распорядился так: юноше – полную кружку: себе – половину, а Фее – четверть.
Джино пил вино по глотку, наблюдая за Феей. Она также наблюдала за ним, их взгляды встретились.
«Никакая она не фея» - неожиданно подумал Джино. «Просто красивая девушка из благородной семьи. Разве феи пьют вино и едят поленту с кассолой? Настоящие феи миниатюрные и питаются цветами.»
Сознание того, что перед ним обычная девушка, которой можно восторгаться, которую можно любить, и которую можно взять в жёны , наполнило его сердце трепетом. Он уже не мог смотреть ни на кого, кроме, как на неё, постепенно черты лица красавицы стал окутывать туман, который и поглотил незадачливого влюблённого.
Утром Джино нашёл себя лежащим на тюфяке, набитом соломой , посреди утоптанного пола землянки. Старик копошился в очаге, отгребая головешки непрогоревших поленьев.
- Проснулся наконец-то? День уже на дворе. Давай, перекуси – и в путь, мне тут и без гостей тесно.
Джино поднялся. Неприятно болела голова. Хотелось пить.
- Что, хорошенько вчера выпил? То-то, во всём меру знать надо. Выпей цветочной настойки,- старик указал на стоявший на столе кувшин.
Джино выпил две кружки. Головная боль ослабла.
Джино медленно ел оставшуюся с вчера поленту и вспоминал пригрезившуюся вчера девушку. Почему – всё самое прекрасное и замечательное - только во сне, а гадкое и противное – наяву?
Поблагодарил старика за ночлег, обильную трапезу, новую рубаху и плащ, дырку в котором старик успел уже закрыть заплаткой. Выслушал объяснение – как найти дорогу до Лурчано.
- Вот и хорошо, - сказал старик. – На солдата ты теперь похож, как я на епископа, идти можешь спокойно. Если дорогой ворон ловить не будешь – к вечеру дойдёшь. А чтобы поминал добрым словом – собрал тебе чуток еды на дорогу.
Дал юноше небольшую котомку из простой ткани и благословил на дорогу.
Не сказать, чтобы Джино шёл скорым шагом, но и неторопливой его походку назвать нельзя было. Таким шагом идут когда главное – экономить силы. Воспоминания о прекрасном сне чередовались с размышлениями о том, какое занятие или службу искать теперь. Дядя в Лурчано годами и опытом богат, может, поможет ремесло по душе отыскать.
В середине дня ему попался полуразрушенный сарай и он счёл это место подходящим для того, что бы отдохнуть и подкрепиться. Уселся на растресковавшуюся колоду посреди сарая и вытянул уставшие ноги.
И тут словно вспышка молнии озарила его. Что с левой ногой? Он же вчера еле шёл из-за того, что пропорол её шипом.
Стащил ботинок и осмотрел ступню.
Никаких следов. Словно не было того шипа среди груды камней у пробитой ядрами стены.
Натянул ботинок на ногу и тут словно другая молния озарила его. Руки. Ладони были чистыми. Настолько чистыми, насколько бывают таковыми руки, которые моют от случая к случаю. Но на них не было и толики следов того, что всего сутки назад он ободрал ладони до мяса.
Несколько времени Джино сидел неподвижно, а затем раскрыл котомку. Сверху лежал кусок лазаньи, завёрнутый в тряпку. А внизу?
Он осторожно развернул второй свёрток. Записка. Кривые буквы наползали друг на друга, поэтому Джино не сразу разобрал написанное:
«Иди в Падую учиться»
Под запиской был кошелёк, набитый серебряными монетами