Маленькая звёздочка

В пасмурный и ветреный февральский день из подъезда панельной пятиэтажки вышел пятиклассник Саша Озёрский. На лице его, по обыкновению, застыло выражение мрачного недовольства. Он с отвращением взглянул на синий балкон на первом этаже.

«Часа через два мать, окончательно вымотанная стиркой, выйдет на него и будет развешивать бельё. Она всегда стирает по воскресениям. И вечно проклинает судьбу, а заодно, и неблагодарного лентяя Сашку, за то, что вынуждена тратить свой единственный выходной на тяжёлую, скучную и однообразную работу, - подумал он. - И никто-то никогда не помогает несчастной женщине. Не облегчает её печальную долю. А у Сашки весь дневник пестрит «двойками» и замечаниями. Вынести мусор или помыть посуду его не допросишься». Замечательно, что Озёрский всегда думал о самом себе в третьем лице.

Сашка больше всего на свете ненавидел подобное «бабье нытьё». Мать всегда «прорывало» на жалобы и стенания во время стирки, и потому каждое воскресенье мальчик ускользал из дома и бродил по бесприютным улицам родного городка.

Удивительно, что у Озёрского не было ни одного увлечения. Учиться мальчик ненавидел, за книжки брался со скандалом, спорт терпеть не мог. О рисовании или музыке не могло быть и речи. В свободное время Сашка бродил по улицам или смотрел телевизор.

Смотрел всё подряд: мультфильмы, новости, криминальные передачи с обилием крови и жестокости, юмор, тяжёлые житейские драмы, программы для самых маленьких вроде «Спокойной ночи, малыши!» и «Телепузиков». Казалось, мальчику решительно всё равно, что смотреть. У Сашки не было ни одного любимого фильма или мультика, ни одной передачи, которую бы он с нетерпением ждал.

У Озёрского совсем не было друзей. Одноклассники частенько подсмеивались над ним из-за его медлительности, туповатости, неуклюжести и лишнего веса. Сашка ел очень много. Но опять-таки язык не поворачивался назвать мальчика гурманом. Ибо он не делал различий между отварными макаронами без всего и вкуснейшим пирожным. Чаще всего насмешки ровесников Озёрский встречал равнодушно. Они отскакивали от него, как от стенки горох.

Но иногда Сашка не выдерживал, и в него как будто бес вселялся. В такие минуты Озёрский набрасывался на хихикающих одноклассников и расшвыривал их, как котят. Он был вдвое выше и крупнее всех своих ровесников.

Учителя часто ругали Сашку, а он в ответ огрызался или посылал их куда подальше. Точно так же мальчик обходился и с матерью, когда она его уж очень «допекала». По дому ей Озёрский совсем не помогал. Никогда не мыл посуду, не ходил в магазин за хлебом, не пылесосил ковры. Свои вещи швырял куда придётся, грязную посуду просто составлял в раковину.

Он никого не любил. Отца, погибшего, когда Сашке не было и года, мальчик, естественно, не помнил. Мать его бесила. Казалось, мальчик отгорожен от мира какой-то заслонкой, и все внешние впечатления приходят мимо него. Озёрский раз и навсегда погрузился в странное, отстраненное состояние, похожее на спячку.

Впрочем, одна страсть у Сашки была. Он просто обожал бросать петарды прохожим под ноги и слушать брань, вскрикивания и угрозы. Всё это приносило Озёрскому какое-то мрачное удовлетворение.

В этот февральский день в кармане его тёмно-синей куртки лежала петарда, единственный предмет, к которому Сашка питал искреннюю привязанность. Пройдя ряд абсолютно одинаковых дворов с панельными пятиэтажными домами, Озёрский оказался на оживлённой и многолюдной улице. К нему подошла смуглая, черноволосая и грязная на вид девочка лет трёх-четырёх в летних красных сандалиях и мятом, изорванном и грязном ярко-зелёном платье с мелкими оранжевыми цветочками. «И не холодно ей в этом идиотском прикиде в такую холодину», - подумал Сашка. Почему-то этот ребёнок вызвал у него глухую неприязнь, чуть ли не ненависть. Девочка протянула Озёрскому грязную картонку, где корявыми печатными буквами было выведено: «Падайте денек на хлебушег христо ради!».

- Да отвали ты, - резко бросил Сашка и посмотрел на маленькую нищенку с такой свирепостью, что она в испуге бросилась от него наутёк и застыла у какого-то большого магазина.

И тогда Озёрскому пришла в голову одна «замечательная» мысль. «Что если бросить под ноги петарду этой …..? А то обнаглела в конец!» - подумал Сашка, и тут же приступил к исполнению «гениального» плана. Следующие несколько минут выпали у мальчика из памяти.

Пришёл в себя он от криков каких-то женщин. «Что делается! Ой, что делается?» - выла какая-то бабка лет семидесяти в синем платке на голове и коричневом старомодном пальто.

- Это ты, негодник, виноват! - так и набросилась на Сашку высокая худая женщина лет тридцати пяти с обесцвеченными волосами. - Я тут одеждой рядом торговала и всё видела. Ты по что, негодяй, девчонке петарду под ноги кинул? Вот она испугалась и под колёса бросилась. Ах, ты! Тюрьма по тебе плачет.

Не помня себя, Озёрский ринулся к дороге. Там в луже крови лежала маленькая грязная нищенка. Некоторое время мальчик смотрел на мёртвую девочку, как заворожённый, и вдруг…Вдруг малышка начала исчезать. Да-да, просто растворяться в воздухе. А потом она превратилась в очень красивую золотую звёздочку. Мальчик наклонился и аккуратно взял её в руки. Звёздочка была такой маленькой, что легко умещалась на Сашкиной ладони. Тёплая, как крохотный котёнок, она совершенно не обжигала кожу. Краем глаза мальчик успел заметить, что лужа крови с асфальта тоже исчезла. Зажав свою добычу в руке, Сашка бросился бежать и пришёл в себя только сидя у батареи в каком-то незнакомом подъезде.

- Звёздочка, прости меня… Я не должен был… Я больше никогда, - бормотал Озёрский, как в бреду.

- Спасибо тебе, - послышался мелодичный, словно колокольчик, голос маленькой звёздочки. - Ты меня спас, освободил. Да-да. Я – звезда влюблённых. Должна была выходить на небо в пять часов утра. И вот однажды проспала. В ту ночь многие пары разорвали отношения, и им не суждено найти свою половинку до самой смерти. Отец на меня за это ужасно разозлился. Превратил в цыганскую девочку и отправил на Землю. Если бы не ты, я скиталась бы по миру в таком виде сотни лет. А теперь ты должен меня приютить.

- Да-да, - в каком-то невероятном восторге проговорил мальчик. - Я устрою тебе постельку у батареи. И мама не будет ругаться. Она разрешит… я её уговорю…

- Нет, если я буду жить на открытом воздухе, то погибну через несколько часов, - грустно сказала звёздочка. - Ты должен дать мне приют в своей груди.

- Но как? - Сашка смотрел на свою странную собеседницу во все глаза.

- Сними куртку и свитер и положи меня себе на грудь, - сказала девочка.

Мальчик, медленно и осторожно, словно лунатик, выполнил странное желание маленькой звёздочки. Спустя минуту Сашка почувствовал сильное жжение в груди, а потом его накрыла такая боль, что он потерял сознание.

- Бедная мама. Она там одна. Трудится, не покладая рук, и никто ей не помогает, - это была первая мысль, промелькнувшая в голове мальчика, когда он пришёл в себя.

Сашка бросился домой. «Что за удивительный сон мне приснился? Цыганская девочка, звёздочка, петарда. Никогда больше не буду их взрывать. Отвратительная штука. От них людям одно беспокойство», - думал он.

- А, явился, - встретила Сашку мать со всегдашней недовольной миной.

- Я помогу тебе развесить бельё, - сказал Озёрский. - Ты, наверное, очень устала.

- Поможет он как же! От тебя толку, как от козла молока, - и опять мать принялась методично перечислять все проступки и отрицательные качества нерадивого сына.

А Сашка почувствовал сильную боль в груди. «Ах, если бы мама стала молодой и красивой и никогда больше не кричала и не ругалась на меня. И была бы счастлива», - подумал Сашка, приложив к груди руку. И вдруг что-то забилось, запульсировало под его ладонью. Морщинки на лице матери разгладились, на лице показалась ласковая улыбка. «Ей же всего тридцать два года, - подумал Сашка. - На прошлой неделе исполнилось. А я ничего ей не подарил в тот день, да ещё и нахамил».

С этого дня Сашка стал помогать матери по дому. Развешивал на балконе мокрое бельё, ходил в магазин за хлебом, выносил мусор, пылесосил ковры, вытирал пыль. На письменном столе мальчика теперь царил идеальный порядок. Он больше не бросал вещи куда попало. Всегда дарил матери цветы на восьмое марта и на её день рождения. Кроме того, Озёрский серьёзно увлёкся рисованием. Нашёл новых друзей. Сашка стал хорошо учиться и больше никогда не хамил матери и учителям.

- А моего Сашку словно подменили, - как-то услышал Озёрский разговор между матерью и соседкой. - Похудел, побледнел. Но зато рисованием увлёкся, из школы одни «пятёрки» приносит. Не хамит, не грубит. И телек, слава тебе Господи, забросил. И по дому помогать стал.

- Да, дела, - проговорила соседка Зинаида Сидоровна, которой Сашка как-то разбил камнем окно.

Никто и не подозревал, что у Озёрского теперь целых два сердца.