27. Сказки тетушки Мелиссы. История 6. Для нечисти пожива (II)

Как бы то ни было – а жених нашелся.

Стали готовиться к свадьбе, Стефан отправил с кем-то из знакомых письмо жене: мол, собирай детей да приезжай. В этот раз не рискнул он ехать в родное село. Да и проку: Мируна замуж выйдет, да останется здесь же, на родине мужа. Чего мотаться? И сплетни досужих кумушек без надобности.

Жених и сам не думал ехать в такую даль – в родную деревню невесты – чтобы там обвенчаться.

Мируна только рада была такому раскладу. Уж в родную деревню ей ехать точно не хотелось! Снова видеть всех тех, кто небылицы про нее сочинял да в глаза ей же тыкал мнимыми ее прегрешениями. Здесь, вдали от дома, и нравы другие были. Девушка точно воздуха свежего глотнула, из подземелья глубокого выйдя.

Здесь не тряслись и не ждали, что за любую ошибку нечистая сила утащит.

Жених ей понравился. Не мальчишка зеленый, но и не старик. Молодцеватый, щеголеватый, обходительный, веселый. Беседы интересные вел.

Радовалась Мируна ровно до того момента, как увидела однажды вечером нареченного своего с какой-то девицей на улице. Та слезы роняла, причитала.

- Ну, чего ты? – уговаривал жених. – У меня ведь дела не ахти идут – сама знаешь. Время сейчас трудное. А за ней знаешь, какое приданое папаша дает?! Девка-то порченая, болтают. А мне чего! Порченая – так и пусть. Да хоть бы и с приплодом была! А приданое ее в дело пойдет. Долги раздам, товара куплю. Ни тебя, ни дочурку нашу я не оставлю, ты не думай. И пусть не колют тебе глаза – мол, безотцовщину принесла в подоле! А что женюсь – ну, что ж. Дело-то житейское.

- Так тебя и пустит жена не оставлять меня с дочкой, - плакала девица. – Как вот возьмет за шкирку – попробуй-ка, вырвись!

- Не возьмет, - увещевал тот. – Она девка тихая, как пришибленная. Малахольная – одно слово. Говорю ж тебе – порченая, не пойми с кем якшалась. То ли младенец у ней остался, то ли плод вытравила. Да она мне по гроб жизни благодарна будет, что взял ее такую от позора!

Не стала Мируна дальше слушать, попятилась, пока ее не заметили. Ладошку к губам прижала. Это ж надо!

Думала – убежала от сплетниц досужих и сплетен. А оно вон оно как! За спиной у нее уж такого понаворотили, что жуть берет. Гляди-ка ты, благодетель нашелся! За приданое ее, что отец дает, готов взять хоть такую, хоть сякую! Слезы злые глаза застили.

Малахольная она – вон как! Тихая да пришибленная. По гроб благодарна будет. Узнают они, какая она тихая да благодарная!

Это ей, значит, по гроб жизни терпеть мужнины гулянки. Небось, и руку поднимать станет. Мол, порченая – так терпи! Наплели про нее – попробуй-ка, отмойся. Зло в душе поднялось. Это ей оправдываться! За что?! За чужие языки длинные, поганые? Ей оправдываться да терпеть?!

Для того ли она удирала от духа лесного, что хотел ее в зачарованном лесу оставить? Для того хотела остаться в мире людей, прожить обычную жизнь?

А у духов бесплотных – ни забот, ни хлопот. Ни горя, ни болезней. Только пляски и смех на лесных полянках, куда не пускают людей.

«Ну, что – не нашлось места среди людей? – прозвучал в голове смутно знакомый голос, заставив вздрогнуть. – И усомнилась… даже не усомнилась – прямо подумала, что вот сейчас покажешь им всем: возьмешь да уйдешь в мир потусторонний! И сама терпеть ни сплетен, ни измены не станешь. Ни женишку твоему приданого не достанется».

Разом похолодела Мируна. Правду, правду ведь голос-то говорит! И знает она отлично, кто это разговаривает с нею.

Пусть столько времени прошло – но она помнила духа, встреченного на поляне в зачарованном лесу. Вспомнились разом и слова, что услышала она тогда на прощание. И насчет сомнений, одолевших ее, он сказал правду: она и до того сомневалась. А тут – вовсе надумала: раз наговаривают на нее, раз нужно от нее только приданое, так уйдет и не вернется!

Нет, нет! Она встряхнула головой. Что за мысли! Уйти из мира живых – означает сделаться мертвой!

«Нет, милая, - неслышный смех рассыпался серебряным звоном. – Не выйдет отказаться! Я ведь говорил – если усомнишься, заберу. Моей будешь! Теперь-то не убежишь».

- Нет, нет! – Мируна затряслась.

Разом все сделалось неважным: и досужие сплетни, и наговоры злые и глупые. И измена жениха – тоже еще, важность! Ведь можно просто рассказать все отцу. Он не станет бранить, что отказалась от свадьбы. Он поверит! Только не то, о чем говорит дух.

«Именно то, - снова рассмеялся голос в голове. – И отчего это ты в мертвые себя записала? Сделаться духом бесплотным – это и есть самая настоящая жизнь! Сначала посмотри».

Не успела Мируна глазом моргнуть – подхватило ее, закружило. Земля из-под ног ушла, нырнула далеко вниз да и пропала, точно никогда ее не было.

Заклубился вокруг светящийся туман – и тут же рассеялся. Приземлилась Мируна на зеленую поляну. Не удержалась на ногах, шлепнулась в мягкую траву. Огляделась – никогда такого не видела! Поляна зеленая, кругом – цветы невиданные, и бабочки яркие так и порхают. Птичьи трели звенели со всех сторон. Над головой – высоченные кроны сошлись в купол, и меж листьев солнечные лучи искрятся, переливаются.

Не поляна лесная – дворец!

И дух лесной рядом. Только что не было его, и вот – соткался прямо из воздуха! Руку протянул – идем, мол, а сам смеется.

Что поделать? Не сидеть ведь вечно в траве. Глупо! Взяла протянутую руку, поднялась.

- Идем! – он потянул ее в сторону.

- Куда?! – Мируна выдернула руку.

- Просто пойдем, - он отступил на шаг. – Я хочу всего лишь показать тебе, куда ты попала. Ты видела в прошлый раз лишь крохотный кусочек нашего леса. А лес – лишь малая частица нашего мира. Я хочу, чтобы ты осмотрелась здесь получше.

Девушка хотела было сказать, что уже поняла, куда попала – но оробела, смолчала. Что ж, пусть покажет, раз такая его добрая воля.

Мимо лица пролетела большая бабочка, едва коснулась лица нежными воздушными крылышками.

Дух повел ее прямо под своды леса, на тропинку, незаметную с поляны.

До чего же непохожа была эта тропинка на ту, по которой пробиралась Мируна когда-то в зачарованный лес! И по которой удирала в страхе. Та тропка была узкой, темной, пугающей. А это – даже и не тропа: широкая утоптанная дорога в окружении исполинских стволов деревьев, и все те же кроны сходились в вышине, образуя свод над тропою. Точно шла она по коридору в королевском дворце – даром, что никаких дворцов в жизни не видала.

По бокам вдали виднелись лишь смутные силуэты деревьев да зелень, пронизанная солнечными лучами.

А по бокам тропы, прямо в ярком мху, цвели изумительные цветы. И так же порхали бабочки, щебетали птицы.

- И куда эта тропка ведет? – осмелев, спросила Мируна.

- Вперед, - легкомысленно отозвался дух.

- А если я хочу в сторону?! – воскликнула она, отпрыгивая к обочине тропки.

Он недоуменно захлопал глазами – а ресницы-то длинные! Только сейчас заметила. Рот раскрыл – а Мируна уж по корням исполинского дерева вспрыгнула и стоит над тропой, глядит сверху. Потом развернулась, несколько шагов сделала по пружинящему мху.

Оглянулась.

Ничего не изменилось. Все такой же сияющий зеленый резной купол над головой. Все так же играют солнечные лучи, и звенят птичьи трели. И цветы, и бабочки – все осталось прежним.

- Ну, в сторону, так в сторону, - дух легко вспрыгнул следом за ней.

- Что, вот так просто? – удивилась девушка. В душе всколыхнулось разочарование. – А как же – запретные места в лесу? Где чудища, где болота, что должны затянуть и поглотить того, кто посмел сойти с ровной дороги?

- Так это про людей, - расхохотался дух. – А ты теперь мне принадлежишь. Мне и миру потустороннему. Этому миру, - он повел радушно рукой вокруг. – А значит – ты такая же как я. Одна из нас, духов неприкаянных. И мир этот тебе принадлежит, как и всякому из нас. Здесь тебе повсюду дороги открыты, - он посерьезнел. – Никто и ничто здесь, в лесу зачарованном, не посмеет нанести тебе вред.

- И я могу идти, куда захочу? – недоверчиво переспросила девушка.

- Можешь. Куда захочешь – владения зачарованные бескрайни, мир наш прекрасен и необъятен. И бесчисленные его чудеса.

- А в мир живых выбраться не могу, так?

- Можешь выбраться и туда, - отозвался ее провожатый. – Да не забывай: юдоль земная опасна для нас. Осмотрительно нужно вести себя, когда покидаешь зачарованные владения.

- Я отца хочу увидеть. Хотя бы на прощание.

«И отца, и мать, и братишек с сестренками!» - хотелось ей закричать. Сдержалась.

- Что ж. Это не запрещено. Можешь пойти да повидать его. Я покажу, что здесь и где. Как выйти на землю. Только ты и сама не захочешь часто там бывать. Я уж знаю…

*** ***

Человеку из зачарованного леса выйти можно по узкой пугающей тропке. По той, по которой зашел в него с дарами в положенный день.

А духу бесплотному – запросто пролететь под самым небесным куполом да спуститься на землю в любом месте, где захочется. Жутко и боязно. Необычно и волнующе. Ново и радостно.

Дух увязался за Мируной в дом несостоявшегося жениха. Сделалось любопытно – так он сказал – поглядеть, что за человек довел ее, что сама в мир потусторонний захотела. Она не возражала – привыкла к нему. Он – даром, что дух нечистый – не обижал ее, был добр и внимателен.

Неприютным показался людской поселок Мируне после красот мира потустороннего. И дом жениха бывшего убогим глянулся.

- Ты только гляди – не пускают нас в дома-то, - шепнул ей спутник.

- Как так? – удивилась Мируна. – Я-то думала – мы, духи бесплотные, носимся над землею беспрепятственно, проходим свободно сквозь стены и преграды.

- Сквозь стены мы проходим. И носимся всюду свободно. Но погляди – зря ли знаки обережные над дверьми и окнами нанесены? Вон символ Солнца, а вон – Луны. А вон – звезды Лучистой, да созвездий Охотника и Охранника: не просто ли так, за ради красы нанесены здесь?

Холодом леденящим повеяло от его ласкового голоса.

Да, были духи бесплотные беспечны и беззаботны. Но от них – от их шалостей и злой воли – хранили знаки обережные дома человеческие. Оставь дом без защиты – проберутся духи, нарушат покой. Сведут с ума во сне, утащат или умертвят детей. Внушат что непотребное ослабшему разуму, пребывающему в горе или тревоге. Не просто так люди испокон веку вырезали над входами в свои жилища знаки-обереги!

Так что духам приходилось сторониться и жилья человеческого, и их поселений. Мало ли, что у духа на уме? Заметят люди пришельца незваного – так мало не покажется!

Вот и ей, Мируне, теперь следует вести себя с оглядкой. Только ведь она не вредить явилась! Просто поглядеть. Еще хотелось шибко спросить – мол, как дела-то идут теперь, без приданого порченой малахольной невесты?

- А ты спроси, - хихикнул дух, когда она ему об этом сказала. – Или лучше я спрошу!

- Не надо! – она испугалась, сама не зная, чего.

- Не бойся, - он усмехнулся, глянул на нее пронзительно. – Не сделаю я ему дурного. До смерти, по крайней мере, не доведу. Так, поморочу чуток! Или ты на него не в обиде?

А ведь в обиде. В горькой, жестокой обиде! Она, Мируна, хотела жизни человеческой. Хотела женой примерной быть, матерью детям. А не такой-сякой, которую порченой берут, чтобы попрекать потом да насмехаться.

Пожалуй, и не прочь она поглядеть, как испугается бывший ее жених. Как станет метаться, заплутав на знакомой улице, на пороге собственного дома.

И глядела, и хохотала в ночи, одурев от запаха человечьего страха. Она тогда не понимала еще, что это страх так будоражит, пробуждая в душе нечеловеческие чувства. А дух – спутник ее – ухал и хохотал, кружа вокруг растерянного купца туманом. И тот вопил, метался туда-сюда, визжал и поскуливал от страха. Жалкий вид. Слезы, текущие из глаз по побелевшим щекам, трясущиеся посеревшие губы.

Опомнилась, только когда увидела – взгляд погас, забился бывший жених под куст. Воет и трясется. Светало, и с неба спускался настоящий туман, растворяя ее – незримое и невесомое ныне – тело.

Спутник исчез, как засветлело – его растворило. Он только шепнуть успел – мол, не задерживайся! Дневной свет в людских селах дурно действует на детей мира потустороннего.

А она уже не дитя рода человечьего! Все никак не могла запомнить – знать, времени мало прошло. Она успела понять, что жених бывший умом тронулся, когда его тормошить стала, а он только хихикал глупо и мычал. А потом донесся крик петуха… Да, дурное время – рассветный час, ежели застанет он тебя подле человеческого жилья. Это Мируна навсегда запомнила. Отныне она всегда станет удирать подальше от людей, не дожидаясь петушиного крика.

К отцу она, притихшая, отправилась уж после того. Семья ее давно домой уехала, там она нашла и родителей.

*** ***

- Как же ты, дочка? – Стефан разом постарел, сник. По щекам покатились слезы.

- Ты не плачь обо мне, отец, - Мируна вздохнула. – Ведь не померла. Жива я, рядом. В лесу возле нашей деревни. Помню о тебе. О вас обо всех помню, родные. Я ведь смогу навещать вас. Если примете…

- Так что ж, - кузнец вздохнул. – Примем, коли придешь. Только уж не обессудь: разговор через порог будет. Да с амулетами охранными тебя встречать будем.

- Это правильно, - она кивнула, посерьезнела. – Мало ли, кто увязаться за мной надумает. Лучше вам под охраной быть. Но ты знай, отец: я о вас обо всех помню. И никогда дурного никому не сделаю.

Сказала так – и растаяла. Морок, туман ночной.

- Никогда, - прошептал кузнец горько. – Морок лесной затягивает человеческое очень быстро. Ты и не представляешь, насколько, - он покачал головой. – Забудешь и семью, и родных, и земную жизнь…

Постоял он немного, глядя на звезды. Потом встрепенулся, пошел в дом. Пусть дочь больше не человек. Но она хотя бы жива. Надо жене рассказать – какое-никакое, а утешение. Чего ведь только не передумали, когда внезапно пропала дочка накануне своей свадьбы!

Эх, своими руками сгубил девку. Думал – мужа ей хорошего нашел. А человек-то оказался подлый, пропащий.

И чего Мируна сразу ему все не рассказала? Неужто стал бы он принуждать ее к замужеству? Ну, хоть жива. Пусть и не человек – жива дочка.

*** ***

Мируна приходила еще не раз к родителям.

Они ей всякий раз радовались. Правда, радость была со слезами на глазах – видеться приходилось в ночи, подальше от людских глаз. И не расскажешь никому про такое. Бывало, и братишки с сестренками приходили поглядеть на нее.

В дом ее не впускали: мало ли – все же дух бесплотный теперь! Не то фея, не то привидение. А ну, как вовсе упырица?!

Виделись или в бане нетопленой, или в амбаре. Поначалу-то Мируна приходила часто. А потом все реже и реже. Отец с матерью вроде как смирились, и со временем перестали ее считать за живую. Младшие дети подросли, требовалось о них думать. Сыновей – женить, дочек – замуж выдавать. И внуки пошли.

Да и Мируне странно было видеть постаревших родителей. Братишек и сестренок повзрослевших. Сама-то она какой была, такой и осталась.

Юной, красивой, задорной. Жизнь в зачарованном краю оказалась легкой и веселой. А обо всем не расскажешь. Не расскажешь об играх на чудесных полянах, о песнях и хороводах при свете звезд.

В сравнении с зачарованным краем земля казалась неприветливой, а жизнь здесь – тяжелой и беспросветной.

Полной бед и горя. Вот кто-то заболел. Грудной малыш, сынишка одной из сестренок. И Мируна глядела, как сестричка, которую помнила пухлой девчушкой, осунулась, разом постарела. Малыша выходить не смогли… Через время – отец заболел, потом – мать. Одному из братьев в лесу руку расплющило, когда лес валили. Выздороветь – выздоровел, а вместо руки культя осталась.

Жутко Мируне было глядеть, как стареют мать и отец. Как тускнеют и мрачнеют взгляды повзрослевших сестер и братьев.

Она так и не попрощалась с родителями. Мысль о смерти ее пугала. Поэтому она попросту перестала выходить на землю, постаралась забыть, что жила когда-то среди людей. Родные тоже ее забыли – не до сестрицы, удравшей в мир потусторонний. У них – свои заботы, тревоги. Они-то еще живы! А Мируна – все равно, что умерла. Что приходит – так это все равно, что приходит морок или привидение. Уж лучше бы и не являлась – жутко больно видеть ее, не живую. Молодую, как в далеком прошлом.