Драматические рассказы

Они сидели в парке. На скамейке.
Точнее, на скамейке сидел он, а она уютно пристроилась на его коленях.
Идти было особенно некуда, да, наверно, и незачем - секса она явно не хотела.
Так он думал.
Так ему было хорошо думать.

Обычно Яков страдал от запахов. От его закадычного друга, Шуры, всегда дурно пахло. Частое мытье ног и смена носков почти не помогали. И что самое смешное - Шура пользовался отменным успехом у женского пола.
Какой-то мазохизм!

Больше всего Яков не терпел запах молодых блондинок.
Резкий, дикий.
Старых блондинок он еще не нюхал.

Такая хорошая девочка! Все дети хорошие. Да, безусловно, все.

Она закручивала свои медовые локоны на ручку расчески, сидя перед зеркалом, и мечтала.

В детской мечте милая видела себя настоящей королевой. Королевой путешествующей всюду и всюду ей были рады, и всюду говорили, как красива она!

Как-то раз, тёплым осенним вечером, какие бывают в начале сентября, когда природа ещё не рассталась с летом, а осень не вступила в свои права, я возвращался домой с работы. Неподалёку от автобусной остановки, прямо на улице, продавали беляши.

Анна-Мария

Она ненавидела эти мгновения, когда ее чистое ухоженное тело оказывалось погребено под рыхлой воняющей тушей. Его любимый Caron’s Poivre своим гвоздично-кардамоновым ароматом лишь подчеркивал запах старика. Нет, она не нюхала других стариков и не знала, как пахнет старик. Но ей казалось, что сбрось со всех этих разряженных фанфаронов из высшего общества, среди которых ей приходилось крутиться, их доспехи из произведений Креспа, Вассера, Морилласа и она учует этот же знакомый до спазма мерзкий сладковатый тошнотно-мягкий запах приближающейся смерти.

Любовь не заключить

В объятья,

Не удержать того,

Чего уж нет...

У моей старшей дочери были крылья большие и белые. Я их отрезала. Нет не то чтобы я была против, но ни у моей бабушки, ни у моей мамы, ни у меня не было крыльев. Да, я видела два странных бугорка на спине моей мамы.

В отделении детской онкологии дела шли очень хорошо. Четкий план борьбы с недугом был разработан, проблемы с воплощением решены. Реактивный радиолог дал свое согласие на вечерний прием, избавив Дашу от необходимости вставать ни свет, ни заря. Даже вопрос совместной отлёжки был решен усилиями Веры Ивановны, которая отнекивалась вплоть до конца понедельничного рабочего дня. Отнекивалась, отнекивалась, а потом тихонечко отвела Ольгу в сестринскую и тихонечко, чтобы никто не услышал, дала свое согласие. Правда, за полуторную цену. Мол, главврач лапу положил. Ну ничего.

Следующая неделя, равно как и последующие две, стали отправной точкой в борьбе с этим гадским гадом, имени которого врачи из деликатности не называли, именуя его то новообразованием, то опухолью. Но теперь, вот сейчас, лежа с дочкой в онкологии, Оля прекрасно осознавала, с чем или с кем им приходится иметь дело.

С первого же дня отлежки началась настоящая гонка по кабинетам. Обследования, обследования, обследования…. Оля даже не предполагала столько всего нужно будет пройти. Кровь только раза три брали. И КТ, и МРТ, и еще что-то… Даже злосчастный гинеколог! Ну, на кой девочке девяти лет гинеколог, кто скажет?! Однако Сергей Сергеевич, невзирая на молодой с виду возраст, был не по молодости суров и непреклонен в своем решении. Надо! Ну ладно, надо – так надо, пройдем.

По мере приближения ночи – времени сна для земных обитателей, Феечкина напряженность возрастала в геометрической прогрессии. Она то судорожно листала конспекты, перерывая кипу исписанных тетрадок, то донимала Одуванчика, постоянно отрывая его от работы, то истерично смеялась, а то едва не рыдала, закусывая нижнюю губу. О концентрации, спокойствии и доброте, о которых часто говорил Одуванчик, даже речи не было! Лишь бы не сорваться!
Но время неумолимо шло, подводя события к самому первому самостоятельному делу безумно красивой, но этим днем очень нервной девушки.