Земляки 03

Харьков, апрель 2014 года

В начале апреля Денис Борисович Греков получил "эсэмэску" от жены старшего брата Алексея Марии, в которой сообщалось о его смерти. В тот же день он вылетел в Харьков. В аэропорту его встретил племянник Арсен на «Ауди» и спустя сорок минут они уже были в Люботине. На похоронах собралась почти вся многочисленная родня Грековых. Дениса Борисовича встретили по-разному. Одни с теплотой, другие равнодушно, а некоторые неприязненно. Младший брат отводил глаза в сторону, а племянники посматривали как-то не по-доброму. После поминок один из племяшей, Дмитрий, бесцеремонно отвёл дядю в сторону и спросил:

- Так шо, дядьку, не надумали вернуться на родину, не надоело жить з москалями?

- Митя, ты шутишь, куда вернуться? Я в Москве живу больше, чем ты на свете. У меня внуки уже в школу пошли.

- Во-первых, я – Дмитро, а не Митя. Во-вторых, москали – наши враги. Надо определяться дядьку, с кем вы.

- Я уже давно определился, племянник.

- Ну-ну. Як бы не пожалиты потим.

В середине 90-х Митя зачастил в Москву. Жил подолгу, жаловался на нищенское существование и неизменно просил денег. Греков, жалея племянника, своих родственников, а заодно и всех земляков, оказывал ему посильную помощь. В один из приездов, в августе 1998-го после дефолта, когда семья Дениса Борисовича временно оказалась в затруднительном положении, Дмитрию пришлось отказать. Немало удивившись, огорчённый племяш неожиданно огорошил дядю просьбой найти работу.

- А что же ты умеешь делать, Митя, у тебя, насколько я знаю, никакой специальности нет?

- Вы не поняли дядя Денис. Мне нужна не обычная работа. Если нужно, где кого пришить, то я готов.

- Ты серьёзно, Митя? – Греков не верил своим ушам.

- А что такого, пустячное дело. Мы с корешами у себя такие вопросы решали. Если нужно, я свистну, и они подъедут.

- Вот что, племянник, давай-ка ты собирай вещички и катись домой. Киллер хренов.

Сейчас, после разговора с Дмитрием, настроение Дениса Борисовича и без того скверное, окончательно испортилось. К тому же ещё и сосед покойного брата Багатько, напившись, полез с угрозами, припомнил какие-то давние обиды и пообещал сдать в СБУ. Невестка Мария в чёрном платке, с измождённым лицом и потухшими глазами, тяжело вздохнув и глядя в пол, сказала:

- Послушай, Денис, от этого Багатьки можно ожидать чего угодно. Люди сошли с ума, как дальше жить, я не знаю…

- Я понял, Мария. Мне надо уезжать.

Арсен отвёз его на Южный вокзал, но ближайший поезд до столицы ожидался только утром. Греков спустился в метро и поехал в центр. Бывшая площадь Дзержинского, а теперь майдан Незалежности, бурлила и была разделена как бы пополам. У памятника Ленину располагалась большая толпа с флагами царской России, трёхцветными российскими и красными советскими знамёнами, с противоположной стороны – толпа чуть поменьше с флагами Украины. У здания, когда-то выкрашенного в яркий красно-белый цвет, и почему-то именуемого «белым домом», в котором находился обком КПСС, за металлической оградкой, заваленной покрышками, стояла жиденькая цепочка милиционеров. Многократно усиленные громкоговорителем, над площадью попеременно гремели голоса выступающих активистов и песни разных исполнителей. Особенно мощно и призывно звучал хриплый голос Высоцкого.

Вдоль дороги - лес густой

С Бабами-Ягами,

А в конце дороги той -

Плаха с топорами.

Где-то кони пляшут в такт,

Нехотя и плавно.

Вдоль дороги все не так,

А в конце - подавно.

И ни церковь, ни кабак -

Ничего не свято!

Нет, ребята, все не так,

Все не так, ребята!

Затем кто-то из активистов провозгласил создание «Харьковской народной республики». Из динамиков зазвучало «Вставай, страна огромная!», толпа двинулась к зданию, смела милицейский кордон, зазвенели разбитые стёкла, затрещали вышибаемые брёвнами-таранами двери. Люди с площади повалили в здание. Греков пошёл вместе с остальными. Внутри стоял гвалт, хлопали двери, что-то с грохотом падало, раздавались хлопки и крики, возбуждённые люди носились по коридорам и комнатам. «Господи, мне это зачем?» - подумал Денис Борисович, устало опустившись в кресло, недалеко от входа, - «Хотя какая разница, где сидеть, на вокзале или здесь». Была уже глубокая ночь, хотелось спать, и он временами проваливался в сон. Очнулся Греков от странных криков, топота многих ног, коротких команд. Он с трудом разлепил глаза и тут же свалился на пол от удара по голове. Ему показалось, что мозг, будто, взорвался изнутри. Он попытался подняться, но носок ботинка снова уложил на пол. Спустя некоторое время его подняли и усадили в кресло. Перед ним стояли два крепких парня в камуфляже с шевронами «Ягуар» на рукавах.

- Документы! – рявкнул один из спецназовцев.

Греков достал паспорт и передал бойцу. Тот, полистав его, присвистнул:

- Опаньки, москаль! Народывся тут, а живе у Москви!

- Турист з России, - ухмыльнулся второй, - це клиент подполковника.

- Встать! – заорал тот, который проверял паспорт.

Грекова повели к стоявшему на площади автобусу. Внутри сидел грузный мужик, с буйной седой шевелюрой и усами, тоже в военной форме, но без знаков различия. Он взял паспорт Дениса Борисовича, пожевал губами и впился в него большими, почти чёрными зрачками.

- Грек!?

- Седой!?

Подполковник приложил палец к губам, вернул паспорт и громко скомандовал:

- Пошли.

Вокруг здания ХОГА бурлил людской водоворот. В ответ на действия силовиков протестующие подожгли шины прямо перед входом, в окна летели камни, звучали выстрелы. Огонь с улицы перебросился на помещения первого этажа. Подполковник с Грековым пересекли площадь, сели в припаркованный у гостиницы «Харьков» БМВ и направились к Южному вокзалу. Моросил мелкий дождь, было зябко и неприютно. Проезжая мимо Дворца спорта, подполковник показал рукой в окно.

- Вон, посмотри, памятник Высоцкому. Год назад поставили. Он приезжал к нам в 78-м, давал концерт на открытие Дворца. А ты, Грек, оказался прав тогда. Семёныч, действительно, был в ресторане, откуда вся байда и началась. Я недавно нашёл одного мужика, который мне рассказал, что ехал Высоцкий с корешем в Гуляй Поле на родину батьки Махно. Фильм хотели про него снимать.

Пятиметровый бронзовый бард стоял на постаменте, изображающем лист с его стихами. Комплекс «Вертикаль» обрамлялся возвышающимся над ним скалодромом.

- Седой, - Денис Борисович потряс головой, в которой временами сильно шумело, - куда всё катится? Мы потеряли страну, которую раздербанили чужие и свои подонки. До сих пор кровенит на разрывах, в том числе и здесь, на нашей с тобой малой родине. Ты что, служишь в «Ягуаре»?

- Да нет. Я по шпионской части, - усмехнулся Седой, - Ты же, Грек, шпион? Как ты оказался в «белом доме»?

- Мне вообще по жизни везёт на «белые дома». Самый первый был здесь. Помнишь, когда мы удирали из кабака и бежали мимо этого «партийного святилища»? Потом, вместе с тобой в Красноярском крае три месяца жили в «белом доме» спецкомендатуры. В Москве я работал в том самом, знаменитом Белом доме, по которому из танков шарашили. Даже в американском пришлось в конце 90-х побывать. И вот – опять свой, харьковский, в котором меня «Ягуар» принял, как российского шпиона. А вообще, - Греков вздохнул, - приезжал я хоронить брата. В последние двадцать лет только на похороны сюда и приезжаю. Сначала в 94-м отец ушёл, через 2 года – мать.

- Ну-ну. Подозреваю я, скоро и на кладбище приехать не сможешь. Повезло тебе, шо ко мне попал, а то бы куковал на Холодной Горе в тюряге. Может быть определили в камеру, где наша газовая принцесса Юля недавно сидела. Ладно, Грек, шучу. Жизнь прошла, а куда всё катится – не знаю. Авось, куда-нибудь да вырулит. Только чую, шо ничего хорошего впереди нам не светит. Я свой ресурс выработал, больше нет ни сил, ни желания. На пенсию пойду. Буду в деревне куриц и кроликов разводить, пользы больше, чем ловить шпионов. Вообще, хрен поймёшь сейчас, кто враг, кто друг.

- Не понимаю я Андрей, что с людьми произошло. Мне мой племянник угрожал за то, что москалём стал, а сосед Лёшкин вообще собирался настучать в СБУ.

- Чтобы это всё понять, надо, Денис, тут жить. А люди везде одинаковые. Всякой твари по паре: герои, мужики со стержнем, трусы, подонки, шакалы. У вас, в России, другие разве?

- Андрюха, а куда ты делся тогда, после похорон Высоцкого, - вдруг спросил Греков.

- А-а, так приняли меня менты у метро. Отвезли на вокзал и отправили обратно в Харьков. Тогда мобильников не было, чтобы сообщить, сам понимаешь.

Два пожилых человека, неожиданно оказавшиеся вопреки их воле по разные стороны баррикад, стояли на перроне у вагона, в дверях которого замерла молоденькая проводница с симпатичным личиком и флажками в руках. Она с опаской посматривала в сторону сурового дядьки в камуфляже с кудрявой седой головой, похожего на актёра Михая Волонтира из фильма «Цыган».

- Внучка, - сказал он, - доставь нашего земляка и моего друга в Москву в целости и сохранности.

- Добре, диду, - улыбнулась девчушка.

Греков смотрел в окно на отплывавшую назад вместе с перроном мощную фигуру Андрея Николаевича Седых, по кличке Седой, с которым когда-то свела его капризная судьба-злодейка и который только что назвал его своим другом. Он размышлял о жизненных перипетиях и хитросплетениях, о том, что все люди, одинаковые в своей разности и разные в своей одинаковости, неумолимо равны перед природой. А ей наплевать, кто ты, как жил, чего стоишь. Схватку со временем выиграть невозможно. Как невозможно её выиграть с непреодолимой силой жестокости, насилия, вероломства, беззакония и несправедливости. Поезд набирал ход, и колёса, словно в подтверждение мыслей Грекова, отстукивали: «нет, ребята, всё не так, все не так, ребята». Но в то же время, жизнь пока ещё продолжается, в шестьдесят что-то заканчивается, а что-то начинается. Человек становится более свободным в выборе и этой свободой каждый может распорядиться по-своему. Ещё он вдруг остро осознал, что дружба - важнейшая составляющая часть человеческой жизни. Иногда даже важнее, чем любовь. Если она есть – ты надёжнее защищён, более силён и в результате – становишься счастливее. В дверь постучали, вошла юная проводница, милая, излучающая заботу и домашнее тепло.

- Чаю хотите? У меня очень вкусный чай, пассажирам нравится. Я добавляю в него мяту и душицу.

- Хочу, очень хочу. Погорячее, пожалуйста, - Греков, неожиданно для себя, широко улыбнулся.

Поезд мчал Дениса Борисовича домой. Туда, где его ждут, ценят, любят, где он нужен. Колёса отстукивали привычную дробь, и в этом перестуке угадывалось обнадёживающее: «Так, ребята, только так. Только так, ребята!»