В августе сорок первого

Командир роты, с рано поседевшими висками капитан, прихрамывая, шёл по выжженной боем земле мимо окапывающихся бойцов третьей взвода. Время от времени он останавливался, задумчиво осматривал местность, почёсывая небритый подбородок и подняв бинокль всматривался в горизонт.

В результате контратаки удалось не только остановить немцев, но и обратить в бегство. По обе стороны намеченной капитаном линии окоп, где бойцы трёх взводов сапёрными лопатами вгрызались в землю, густым чёрным дымом чадили танки со свастикой и несколько бронемашин. Около них, как сломанные куклы в мышиного цвета мундирах, лежали убитые немцы.

Капитан понимал, даже ценой больших потерь личного состава им не остановить хорошо вооружённого противника. Но так же понимал - приказ нужно выполнять. Хоть на день, но задержать немцев, дать возможность отойти основным частям перегруппироваться и подготовить оборону.

- Глубже, глубже копайте, - подбадривал он бойцов, - щас немцы очухаются, вновь пойдут.

Говорил он громко, от лёгкой контузии гудела голова. Осколки разорвавшегося во время атаки снаряда не зацепили, но взрыв оглушил и теперь он повторял за собеседником слова, как бы уточняя - правильно ли расслышал.

- Скоро попрут, - подойдя к командиру взвода, повторил он.

- Отобьёмся, - козырнул тот перебинтованной рукой.

- Отобьёмся. Немец авиацию может послать, так что зарывайся глубже.

- Есть, глубже. Грунт, зараза, каменистый.

- Жить захочешь и в камень врастёшь, - ответил всматриваясь в горизонт капитан.

- Товарищ капитан! - услышав голос, он обернулся.

Пожилой сержант санитарного взвода, с подёрнутыми желтизной от курева пышными усами, держа на перевес винтовку "Мосина" с примкнутым штыком подвёл к командирам пленного, с поднятыми руками, немца.

- Разрешите доложить, - опустив винтовку, он приложил правую руку к каске, - собрали всех. Раненых перевязали, погибших похоронили в общей могиле, - понизив голос, закончил он.

- Хорошо.

Капитан знал, что у сержанта двое сыновей и оба на фронте, что тот беспокоился и ежедневно ждал весточки. Капитан и сам, нет-нет да вспомнит о жене и дочерях. Где они? Успели ли эвакуироваться?

- А это что? - кивнул он на немца.

- В траншее прятался. Думал мертвяк, ткнул штыком, ан нет - живёхонек.

- Живёхонек. Чего ж не пристрелил?

- Да як же, жалко, молодой, - сержант добродушно смотрел на пленного. Ветер трепал у того белокурые волосы, а в голубых глазах таился страх, - чистый ангел.

- Ангел, - повторил командир, - ты что, в душу ему заглядывал?

- Да неш-то туда можно заглянуть?

- Можно. Ты, лучше спроси, чего он припёрся на нашу землю, да с оружием?

- Неш-то он по нашему разумеет?

- Руки-то опусти, - сказал капитан пленному.

Сержант хлопнул того по предплечью, дав понять чтоб опустил руки.

- Обыскали?

- Обыскали. Вот, - сержант протянул исписанный и сложенный конвертом лист бумаги, - и это.

Он разжал ладонь в которой держал платок и откинул края. В платке были завёрнуты два золотых колечка, серебряные серёжки и крестик.

- Мародёр? - нахмурившись, зло, сквозь зубы процедил глядя на немца капитан.

- Ich verstehe das nicht, - залепетал тот.

- Позови-ка мне Петрова, - обратился он к взводному.

- Петров! - крикнул взводный копавшему метрах в двадцати от них окоп бойцу.

Солдат замер, смешно сморщив веснушчатый нос он посмотрел сквозь круглые очки на окрик.

- Петров! Поди сюда! Капитан зовёт! - махнул ему рукой взводный.

Боец воткнул лопатку в неподатливый грунт, та тотчас упала. Вылез из окопа, отряхнул гимнастёрку и придерживая угол оторванного кармана подошёл ближе.

- Рядовой Петров...

- Послушай, Петров, - прервал его капитан, - ты у нас, вроде, учёный?

- Никак нет. Четыре курса университета.

- Чего ж не закончил?

- Ушёл добровольцем. Вернусь - закончу.

Капитан помолчал, глядя на молодого солдата : " Может так сдаться, лежать нам сегодня в одной могиле".

- Ты по-немецки понимаешь?

- Немного.

- Спроси у фрица, откуда это? - он кивнул на содержимое платка который по-прежнему лежал на ладони сержанта.

Петров глянул на немного успокоившегося немца и вспоминая язык стал подбирать слова:

- Was... das ist?

- Nain, nain? - затряс головой немец. - Ich haben nichts Falsches getan.

- Говорит, что он не причём.

- Хм, не причём, - саркастически усмехнулся ротный и протянул письмо рядовому, - а это можешь прочесть, что он тут накалякал?

Петров протёр очки, взял письмо и стал читать:

- Guten Tag, Friedrich...

- Да нет же, по-русски! - прервал его капитан. - Что ты в самом деле?!

- А, да. Извините.

" Добрый день, Фридрих. Чёрт бы побрал этот восточный фронт, как хорошо было во Франции. Там мы целыми днями пили пиво и развлекались с местными крестьянками. Здесь всё по другому, нет ни какой цивилизации. Дороги отвратительные, жители нищие, живут как в хлеву в домах с соломенными крышами. Ни одного осмысленного лица, сплошные дегенераты. Смешно смотреть на их коммунистический рай. Прав фюрер, мы должны покончить с этой жидо-большевистской заразой, мы наведём новый порядок.

На днях произошёл любопытный случай. Нашу колонну обстрелял русский пулемётчик. Его быстро подавили, лейтенант был взбешён - русский успел убить пятерых наших и испортить машину. Мы пошли посмотреть. Представляешь, пулемётчик был без ног, а его культи перетянуты ремнями чтобы не текла кровь. Его оставили нас задержать. Я сказал Гансу, ефрейтору из нашего взвода: неужели "иваны" с дрянным оружием хотят остановить вермахт. Он же ответил, что я ничего не понимаю, и что вряд ли мы вернёмся домой живыми. Сам он ничего не понимает, лейтенант сказал, что через месяц мы будем в Москве и война кончится. Я верю лейтенанту.

Неделю назад выслал вам посылку: матери два куска ткани, шерстяной и льняной, отцу кусок толстой подошвенной кожи. Нашему племяннику Пеппи - кожаные ботиночки, новые, костюмчик морской шерстяной. Он немного в крови, но Марта отстирает. Есть немного золота и серебра, но я не рискнул посылать по почте, привезу сам. Тебе пока ничего, ты просил икону, но тут везде только портреты Сталина, в Москве, думаю, будет лучше.

Вчера, пошарив в домах по сундукам, напились и развлеклись с молоденькой девчонкой лет пятнадцати. Не беда, что всем отделением, и не беспокойся, мы помним совет лейтенанта и девочка мертва.

До свидания, жди следующего письма, твой брат Гюнтер".

Дочитав, Петров выронил письмо и уставился на немца. Тот со страхом смотрел на окаменевшие лица русских, их колючие глаза и руки его невольно потянулись к верху. Старший, хрипло, как будто его горло сдавили тиски, произнёс непонятное ему слово:

- Расстрелять.