Рисунок жизни

Рисунок жизни

Меня зовут Анна. Впрочем, не будем столь официальны – все просто и спокойно зовут меня Аня, Анечка, Анютка – выбирайте то, что больше по душе. И я хочу рассказать вам свою историю, потому что мне нужно перед кем-то выговориться. Не беспокойтесь, она будет короткой, и я не займу у вас много времени.

Я была нежелательным ребёнком – мать хотела от меня избавиться ещё до моего рождения, но отец, давным-давно желающий детей, не позволил ей совершить этот ужасный грех. Честно говоря, единственный человек в семье, который желал потомство – это мой отец. Он не жалел усилий ни на меня, ни на моих братьев и сестёр ни денег, ни здоровья, ни спокойствия, ни чести, ни веры. Отец всегда в нас верил, всегда нас любил – мы были его красавицами, прелестницами и лапочками, если он обращался к нам, к девочкам, или были красавцами и умниками, если он обращался к мальчикам. Он так нас любил!

Но мать была против нас, несмотря на то, что и способствовала нашему появлению на свет. Звучит парадоксально, но она нас ненавидела и продолжала рожать. Однако я не хочу рассказывать вам про cвою маму. Я хочу поведать кое-что другое.

По мере того, как мы с братьями и сёстрами росли, мы становились всё прекраснее и наряднее, и умнее. И вот, спустя долгое время, старания нашего отца, потратившего на нас большую часть своей жизни и сил, должны были окупиться тем, что он стал выдавать нас на работу. Не подумайте, что он был тираном, который выбирает девушкам женихов, а парням невест. Нет, он просто выбирал для нас соответствующую работу, дабы мы теперь отплатили ему тем же, чем он всегда платил нам – заботой, любовью, чтобы мы обеспечили его старость.

И так уж вышло, что я волею судеб стала художницей.

Многие мои братья попали в канцелярию, кто-то ушёл работать в образование, будь то в школу, колледж или университет. Сёстры становились прекрасными домохозяйками своим мужьям, изобретая такие чудесные рецепты, что за их записи в поварских книжках любой шеф-повар ресторана отдал бы душу! Иные братья или сёстры становились библиотекарями, военными, журналистами, полицейскими – все профессии мира нуждались в нас, ибо мы были хороши. Да, отец постарался за свою жизнь, даровав нам удивительные таланты, сделав многих из нас истинными гениями.

Моя же судьба привела меня в мир, где всё играет красками, где всё пестрит узорами, тончайшими линиями, прекрасными изгибами.

Но не всё так радужно, ведь для того, чтобы создать истинный шедевр, мне нужно было трудиться не покладая рук. Я так старалась для того, чтобы не огорчить отца! Я работала день и ночь, день и ночь. Я начинала с малого, постепенно продвигаясь по ступеням совершенства. Сперва были робкие попытки нарисовать домик, который всегда выходил неясной квадратной кучей с подобием окон и покосившейся крышей. Затем я училась рисовать деревья, даруя им кроны, прорисовывая листки с их тончайшими жилками. Когда я окрепла и поднаторела в искусстве, то осмелилась приступить к рисованию животных.

О, как они были прекрасны!

Отливающая на солнце шерсть лисички, её хитрые глазки, пушистый хвост, грациозные лапки, которые в любой момент могут бросить её тело к добыче. Или грузное тело старого лося, с огромными ветвистыми рогами, уносящимися ввысь; Его большими копытами, его умными глазами – я рисовала то, как он стоит посреди леса возле пруда, в котором отражается весь небосвод. Он стоял там, собираясь съесть красный маленький мухомор, а рядом лежала та самая рыжая лисичка, весело виляя хвостиком.

Я рисовала облака, которые плывут над нашей головой, превращаясь в невиданных зверей, в знакомые лица, порой преобразуясь и вовсе в непонятные фигуры от которых, однако, становилось так тепло и хорошо на душе, что хотелось продолжать и продолжать смотреть на небо! Эти облака могли быть самыми разными, самых разных форм и оттенков. Ничто не мешало мне нарисовать огромную чёрную тучу, из которой хлещет ливень, которая рождает молнии, как богиня войны рожает своих сыновей, чтобы те шли на войну; А затем я могла изменить эту тучу, расправить ей все морщины, дабы простила она род людской, и превратилась в радужного оленя, прыгающего на синем небосводе.

Но затем я выяснила, что в мире есть не только свет, но и тьма, которую до сего момента я изображала лишь поверхностно и робко. Я открыла мир теней, которые могли придать рисунку такую безграничную глубину, что начинало щемить сердце. Эти тени переливались, пересекались, прыгали по листу бумаги, образуя собой настоящий узор жизни, придавая моим рисункам именно то, что я хотела в них вложить изначально. Используя тени, можно очень детально изобразить от яблока, освещаемого сбоку лампочкой, до лиственного леса с густыми кронами, сквозь которые пробиваются тоненькие лучики света. В этом лесу могли попадаться от очень светлых участков в тех местах, где деревья росли реже, до непроницаемой темноты средь белого дня там, где ряды деревьев смыкались в непреодолимую преграду.

Я также вела свой собственный дневник, записывая там все свои прекрасные молодые мысли. И в этом же дневнике я иногда делала рисунки на полях, чтобы развеселить саму себя, когда мне грустно. На полях моего дневника жили маленькие медвежата, зарывавшиеся мордочками в снег, смешные пингвины, пытающиеся взлететь с помощью трамплина, чопорные утконосы, переваливающиеся с ноги на ногу. Да, на полях моего дневника был свой собственный мир, который всегда меня радовал.

Так, проходя ступеньку за ступенькой, я стала настоящей художницей, работы которой хвалили очень и очень многие. Но сама я никогда не гордилась своими работами, ведь я рисовала не для себя – я это делала для того, чтобы за меня гордился мой отец. Вся моя жизнь была посвящена моему отцу и этой работе.

А затем я узнала, что мой отец умер. Это было таким шоком, что я перестала рисовать. Уехать домой, чтобы всё проверить самой, чтобы простится с ним, если это настоящая правда, я не могла. Меня держали в мастерской художника мой долг, моя судьба. Слухи твердили мне, что отца убила моя собственная мать. Убила из-за денег, как какой-то вор и грабитель в ночи, убила из трусости перед жизнью, убила потому, что была мелочной, жалкой, тщедушной и жадной, убила потому, что сама не умела, не могла, да и не желала жить.

Это было такое потрясение, что мои рисунки превратились в какой-то кошмар. Сказочные звери стали превращаться в ужасных монстров - радужный олень стал похож на раздутого от желчи чёрно-бурого медведя, грозовые тучи обрели тысячи глаз и ртов, которые следили за мной и кричали; добрые дневные облачка стали походить на серых длинных людей, смотрящих лицами без лиц, а лисица превратилась в жуткую тварь, подобную коршуну с хвостом. Мне пришлось уничтожить, зачеркнуть и выбросить все свои рисунки. Разбить всё то, что я так старательно создавала годами до этого.

А потом я стала чахнуть.

Всё во мне сломалось, всё переменилось – жизнь уже не будет такой же, как прежде. Жизнь перестала иметь какой-либо смысл. Зачем мне рисовать? Зачем мне трудиться? Зачем всё это, когда нет отца, который бы мог похвалить меня, пусть не лично, пусть не при встрече, но хотя бы в своих мыслях, пребывая дома, гордясь тем, что знает о моих успехах, о моих рисунках. Я не знаю, какая судьба постигла моих братьев и сестёр, я ничего не могу знать. Я умерла тогда, когда умер мой отец, ибо наши судьбы связаны, как связаны галактика с вселенной, как атомы связаны в молекулы, как связаны любые судьбы любящих друг друга людей.

И я здесь. Прямо здесь. Вот тут, совсем близко.

Лежу, будучи разбитой, пустой, не способной на какую-либо деятельность, не способной трезво мыслить, не способной жить. И мой конец настал, да, я чувствую – настал. Я рассказала свою историю кратко, чтобы не мешать вам, чтобы не отвлекать вас от того, чем вы заняты. Я не знаю, стоило ли мне вообще говорить, стоило ли кому-то знать мою историю. Боже, дай мне сил встретить смерть достойно.

Меня звали Анна, и я любила своего отца, я любила жизнь, я любила рисовать, я любила лес и мир, я любила звёзды! Я любила смеяться и любила плакать, я любила и тепло, и холод, я любила создавать прекрасные миры, я любила танцевать в заботливых руках, я любила, я любила, я любила жить!

Анечка грустно смотрела на свою любимую ручку. Она перестала писать сегодня утром. Перестала совсем. Анечке подарила эту ручку папа с мамой, когда ей было ещё лет пять. Красивая, красная, с золотистой надписью "Анна", в бархатном мягком футлярчике – такой была эта ручка. Тонкая, удобная, чудесная. С помощью этой ручки, девочка нарисовала столько рисунков, сделала столько всего! А теперь она перестала писать, окончательно сломавшись.

Мама Анечки раскрывала ручку, чтобы посмотреть, что с ней стало внутри, но она была полна чернил, и, казалось бы, почему ей не продолжать писать? Но, как-то раз, мама увидела в новостях, что умер какой-то старый человек со смешной фамилией, который, оказывается, был создателем и изобретателем этой чудесной ручки. Мама слушала краем уха, но поняла, что старика убила его собственная жена, раздражённая их нищетой и бедностью. "Интересные существа эти люди, - отстранённо подумала мама. – Создают прекрасные вещи, достойные того, чтобы те жили и существовали вовек, но сами живут и существуют в нищете и бедности, чтобы умереть так недостойно и глупо".