Прощённым, говорят, дорога в рай. Часть 13

Глава 13

СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ

Следующие два дня Солганского на допрос не вызывали, и ему удалось немного отлежаться. Правда, лежать на узких жестких нарах было больно, и он устроился в углу камеры, набросав на пол побольше соломы. Нотариус Сергей Покровский отдал ему своё пальто, и Ян сделал себе что-то вроде постели.

Ниночка всё ждала, что её отпустят, но к вечеру следующего дня надежда на это у нее почти исчезла.

А на другой день Ниночка, доверившись Солганскому, рассказала ему историю своего ареста.

Она присела рядом с Солганским на солому.

- Это всё из-за Дуньки, - как-то совсем по-детски сказала Ниночка.

- Что за Дунька? - спросил Ян.

- Дуня - наша кухарка. Мама уволила её неделю назад... и вот, результат, - Ниночка грустно вздохнула. - То, что это она - я уверена. Больше некому. Она одна знала, куда я спрятала эти вещи.

Спрятанными вещами была серебряная сахарница и икона в золотом окладе с дорогими камнями.

- Всё это давно надо было сдать, а я спрятала, и Дуня мне сама помогала тогда. Даже место для тайника мы с ней вместе выбрали, - Ниночка грустно посмотрела на Солганского. - Но просто эту икону у меня рука не поднималась им отдать. А сахарница... я её хотела немного попозже обменять на продукты, хоть на кусок сала или муку. Маме сейчас надо питаться получше, у неё недавно опять чахотка открылась.

В глазах у Ниночки блеснули слёзы.

- Мама совсем больная была в тот день, лежала в постели. Поэтому её не взяли вместе со мной. Но я теперь так боюсь, что и её арестуют, - по щекам Ниночки побежали крупные слёзы.

- Ну, ну, не плачьте, - попытался утешить её Солганский, - будем надеяться на лучшее. У вас есть кто-то ещё из родных?

- Отец умер четыре года назад. А брат... Володя... его убили в 18-ом, нам написал об этом его друг. Он служил у Корнилова.

Плечи Ниночки дрогнули.

- Я не могу простить Дуню, - прошептала девушка. - Зачем она с нами так?

Солганский приподнялся и слегка обнял её за плечи.

- Нина, очень трудно простить предательство. Меня вот друг предал.

- Друг? - она посмотрела на него расширенными глазами. - Но почему? И что же вы такого сделали?

- Сделал ему больно в своё время. А он решил, что его боль я должен смыть кровью, - Солганский горько усмехнулся. - Я тоже никак не могу простить его, Нина. Пока не могу.

- Боже мой! - воскликнула Ниночка, - Что случилось с людьми? Или... они всегда были такими, а мы просто не замечали этого?

- Может быть, - ответил Ян.

Возникла пауза...

- Сколько вам лет? - нарушил молчание Солганский.

- Восемнадцать. Совсем скоро девятнадцать исполнится, в мае, - поспешно добавила Ниночка, как будто хотела казаться старше своих лет.

"Марусе сейчас тоже восемнадцать, - подумал Солганский, - совсем ребёнок. Ладно - меня и остальных мучают, но её-то сюда за что?"

И он почувствовал глухую злость, нараставшую где-то внутри...

- А у вас, - Ниночка слегка дотронулась до его рукава и заглянула в глаза, - у вас есть родные?

- Родители умерли, - ответил Ян, - есть жена, но она в другом городе. Далеко отсюда.

Ниночка внимательно смотрела на него.

- Наверное, она красивая? - вдруг спросила она.

- Очень. Самая красивая женщина на свете.

- Это здорово. А я... - Ниночка опустила глаза и замолчала, - я никогда никого ещё не любила. Даже не целовалась ни с кем. Хочется ведь по любви...

Она немного покраснела.

- Я вообще, ерунду какую-то говорю сейчас. Простите. Это от нервов наверное и от усталости.

- Ничего, Ниночка, - сказал ей Ян. - И это не ерунда. Всё ещё у вас будет хорошо. И любовь будет.

Нина смотрела на него совсем по-детски, верила.

На следующий день, в воскресенье, был приём передач от родственников.

И Ниночка тоже получила узелок с передачей от своей матери.

Усевшись на нары, девушка развязала слабо затянутый тряпичный узел.

- Ой! - громко воскликнула она, - здесь точно уже кто-то порылся!

Солганский с трудом встал со своей лежанки и подошёл к ней.

- Ну, смотрите, Ян! - Ниночка показала ему на содержимое развязанного узелка. Там лежало несколько яблок, немного жженых леденцов и половина пирога с капустой, явно уже кем-то отломанная.

- Ниночка, здесь это обычное дело. Они вскрывают все передачи, смотрят и что получше из них забирают себе, - Солганский сел рядом с ней на деревянные доски.

- Но ведь это так несправедливо! - громко воскликнула девушка.

"Справедливость... теперь это слово ничего не значит", - подумал Ян.

Но вслух сказал ей другое:

- Ну что поделать, Нина... нам приходится терпеть всё это.

- Ладно, - она вытерла кулачком глаза и, отломив кусок от того, что осталось от пирога, протянула его Солганскому:

- Возьмите пожалуйста. Я одна есть всё равно не буду. И мне ведь приносят, а у вас в Петрограде никого нет.

Ян стал наотрез отказываться, но Ниночка чуть ли не закричала, настаивая.

Она оказалась очень эмоциональной.

- Спасибо, милая Ниночка, - Солганский всё-таки взял из ее рук кусок пирога и откусил его, - очень вкусно. Я уже и забыл, когда ел домашнюю еду.

- На здоровье, Ян, - она улыбнулась. - А знаете, какой сегодня день?

- Какой?

- Вербное воскресенье.

- Да, верно. Я совсем забыл. У меня все дни как-то смешались.

- Завтра начинается страстная неделя. А следующее воскресенье светлая Пасха Христова. Я так люблю этот праздник, - тихо сказала Ниночка.

На другой день ближе к вечеру Нину вызвали на допрос. Солганский беспокоился за неё. Молоденькая симпатичная девушка наверняка могла вызвать нездоровый интерес у чекистов. Её не было минут сорок, и он уже начал сильно волноваться.

- Ну что, как себя чувствуешь? - рядом с ним на солому сел Сергей Покровский.

- Да ничего вроде, болит только всё, - ответил Ян, - но второй день уже не трогают.

Солганский посмотрел на Сергея.

- Да ты никак побрился? - удивился он, - и как тебе это удалось?

- Побрился, - гордо ответил Покровский. - Надоело, как скотине ходить.

А как... да просто приплатил одному, вот меня и побрили, в наручниках конечно. Могу и насчёт тебя договориться.

- Ладно, Сергей, не надо, - Солганский закашлялся, - побреюсь, когда выйду отсюда.

Заскрежетали замки, дверь отворилась и в камеру втолкнули бледную Ниночку.

- Ну что, Ниночка? - спросил Ян, когда она подошла и села рядом с ним. - Как всё прошло?

Девушка стала рассказывать. Обращались с ней довольно спокойно, не приставали. Сначала удостоверили личность, потом были вопросы про известные уже икону и сахарницу.

- Зачем я их спрятала всё спрашивали, - Нина подняла на Солганского большие серые глаза. - А ещё спрашивали про брата.

- Про вашего брата?

- Да. Где он воевал, в какой армии, ну и всякие мелочи ещё.

- И что вы ответили?

- Я всё честно ответила, как было.

- Нина, зачем? - громко спросил Солганский.

Девушка испуганно посмотрела на него.

- Зачем вы всё это рассказали?

- Но... какое это теперь имеет значение? - запинаясь проговорила она, - Володя уже почти два года как мёртв.

- Да какая разница, Нина, - Солганский взял её за руку, - им главное хоть к чему-нибудь прицепиться, найти хоть какую-то вину, хотя бы косвенную.

Вы понимаете?

- Но что же теперь делать? - губы Ниночки дрогнули. - Я им уже всё рассказала про брата.

- Ладно, Ниночка, - Солганский слегка обнял её, увидев, что глаза девушки наполняются слезами, - будем надеяться на лучшее.

- Да, - всхлипнула она. - Спасибо вам, Ян.

Два дня Солганского не трогали. А на третий, во вторник его опять вызвали на допрос.

"Боже, дай мне сил..." - подумал Ян, услышав свою фамилию и знакомое:

- На выход!

- Давай, шевелись! - прокричал ему, стоящий у двери охранник. - Или тебя, что, до вечера нам ждать?!

Ему опять надели наручники и повели к Юдину.

- Ну что же, не изменили своего мнения? - поинтересовался у него чекист, когда Солганского грубо пихнули перед ним на стул.

Ян молчал.

- Или вы теперь в молчанку решили поиграть, а?! - резко крикнул Юдин ему в лицо, перегнувшись через стол. От него сильно пахло перегаром.

Солганский отвернулся к окну. Юдин взял его за воротник и притянул к себе, со злостью глядя в глаза.

- Послушайте, Солганский... Вы уже всех здесь утомили своим упрямством. Мы ведь с вами ещё вполне по-хорошему обращаемся. Пока что. Но скоро будет по-плохому.

Ян всё также молчал.

Юдин отпустил его ворот и кивнул двум, стоящим у дверей чекистам.

- Ну что, сука, долго ещё геройствовать будешь? - Юдин нагнулся и выкрикнул эти слова в лицо лежащему неподвижно на полу избитому человеку. - Долго ещё?!

Всё равно ведь в расход пойдешь!

Юдин сел за стол, вытащил из портсигара сигарету и закурил.

- Уберите его, - бросил он охранникам, - сегодня он уже вряд ли что-то скажет.