Прощённым, говорят, дорога в рай. Часть 02

Глава 2

ЧАСОВНЯ

Пригородная субботняя электричка была почти пустая. Да и кто поедет за город в такой ветреный и стылый январский день? За несколько станций до Киреевки из вагона вышли еще пара человек, и дальше Глеб ехал в полном одиночестве. Он смотрел в заиндевелое окно на пробегающую мимо лесополосу и думал, что похоже, совсем свихнулся. Действительно, этот поступок с точки зрения логики и здравого смысла мог считаться абсолютно необъяснимым. Но Глеб почему-то чувствовал, что должен туда поехать. Обязательно должен. Это ощущение, мимолетно пришедшее к нему вечером, когда он увидел фото часовни, за ночь только окрепло. И встав рано утром, быстро собравшись и сказав матери, что едет к другу, он на самом деле пошел на пригородную электричку.

Глеб раскрыл сумку, достал Лизину книгу и открыл на той странице, где была фотография часовни.

"Интересно, близко ли она от станции?" - подумал он.

Минут через двадцать он вышел на запорошенной снегом безлюдной платформе. "Киреевка" - гласила надпись на покосившейся немного ржавой табличке.

"Глуховатое место", - подумал Глеб и сойдя с платформы, осмотрелся.

Это был обычный загородный посёлок, вдали виднелись дома с огородами.

Снегу здесь было значительно больше, чем в городе. Преодолев сугробы, Глеб выбрался на протоптанную местными жителями дорожку.

Осмотрелся. К счастью, из одного дома как раз вышла какая-то бабулька.

Глеб решительно двинулся к забору, ограждавшему её участок.

- Скажите пожалуйста, как мне к пройти к церкви? - спросил он, справедливо рассудив, что часовня здесь скорее всего только одна. Слишком уж захолустным выглядел посёлок.

Бабулька оказалась сильно глуховата.

- Что, милый? - она подошла к калитке, настороженно глядя на Глеба. Он, как можно громче, повторил свой вопрос.

- Часовня-то? - оживилась бабка, расслышав, наконец. - Так она совсем рядом. Иди по тропке этой вперед, потом выйдешь на дорогу, она тропку пересекать будет. Налево повернешь и дальше и иди прямо, по правую сторону церковь и будет. Сразу увидишь ее, не пропустишь.

- Спасибо большое, - поблагодарил Глеб

- На здоровье, милый. Не из здешних ты видно.

- Нет

- Ну, иди с Богом. Еще и на службу, может, успеешь, она в десять заканчивается.

Глеб еще раз поблагодарил старушку и пошёл в указанном направлении. Минут через пятнадцать он действительно увидел справа от дороги небольшую деревянную часовенку. Глеб, не сильно религиозный и не так часто бывающий и в городских храмах, сам удивился тому, почему его вдруг так потянуло к этой небольшой загородной церквушке. Ничего особенного и примечательного в ней не было - обычная часовня-новодел. Чувствуя какое-то странное волнение, Глеб зашел в церковь. Утренняя служба уже закончилась и люди расходились. Несколько человек оставшись в церкви, стояли перед иконами. Перед входом, как обычно, находился лоток, за которым пожилая женщина в черном платке продавала образки, свечи, молитвенники. Глеб купил у неё три свечи и подошел к канонику.

Мерцали янтарные огоньки свечей - ушедшие из этого мира души.

Глеб зажег свои и поставил их рядышком - одну за бабушку, умершую пять лет назад, другую - за отца.

Поднял голову и посмотрел на висевшее на стене большое распятие.

- Упокой, Господи, их души, - прошептал он.

Постояв ещё немного у каноника, Глеб подошёл к иконе Богородицы, перед которой тоже горели свечи и поставил свою - за здравие матери.

"Только бы она поправилась, - думал Глеб, глядя в красивое скорбное лицо Казанской Божией матери. - Пожалуйста, помоги ей.

И верни мне Лизу, прошу тебя. Или пусть она хотя бы объяснит, в чём я перед ней виноват"

- Не из местных, парень? - вдруг услышал он низкий мужской голос и обернулся.

Рядом с ним стоял священник - плотный мужчина лет пятидесяти с небольшой русой бородкой. Небольшие карие глаза внимательно смотрели на Глеба.

- Да, я не местный, - Глеб кашлянул, - просто так зашёл вот.

- Понятно. Посёлок-то у нас небольшой, я всех своих прихожан уже в лицо знаю. Ну что ж, молодец, что зашёл... просто так.

Глеб вдруг почувствовал, что не хочет врать. Точнее, что-то внутри просто помешало ему это сделать.

- Да я вообще-то не просто так... - начал он.

Батюшка, уже собиравшийся уходить, обернулся и снова внимательно посмотрел на него.

- Я просто немного интересуюсь историей, - начал Глеб. - Вот, узнал, что эта часовня построена на месте, где при советской власти проводились массовые расстрелы.

- Сколько тебе лет, парень? - вдруг спросил священник.

- Двадцать четыре. Скоро двадцать пять будет, - ответил Глеб, немного удивлённый таким вопросом.

- В роду твоём репрессированные есть?

- Да вроде нет.

- Значит ты большой молодец, что интересуешься, - ответил батюшка, - сейчас ведь молодёжь наша почти не интересуется такими вещами. Не хотят они всего этого знать и помнить. А помнить это надо, страшные вещи тогда творились.

- А много людей было здесь расстреляно? - спросил Глеб

- Много. Что-то около двух тысяч. Это за четыре года - с 18-го по 22-ой годы. За церковью слева мемориальные доски есть - две, можешь их посмотреть. Там фамилии тех убитых, чьи личности были установлены. А ведь сколько ещё не установленных. Вот на том самом месте и происходило всё это. Был здесь лес тогда, овраг огромный, в него и кидали трупы. А потом стали привозить сюда живых и расстреливать на месте. Страшный грех здесь был сотворен, - проговорил батюшка. - Страшный. Вот мы молимся теперь, чтобы простили они нас. И даже не они, они-то простили... а чтобы Господь простил. На всех нас эта кровь невинная и пока не покается каждый из нас, не осознает, не увидим мы свет. А ты молодец, парень, что приехал.

Зовут-то тебя как?

- Глеб

- А я отец Александр, - священник пожал ему руку. - Ладно, пойду я, дела. Храни тебя Бог, Глеб.

- Спасибо вам большое, - поблагодарил Глеб. - Рад был с вами познакомиться.

На выходе из церкви он купил небольшой образок Казанской Божией матери.

На улице опять шёл снег, мягко падали белые пушистые и очень крупные хлопья.

"Какая снежная зима в этом году" - подумал Глеб, глядя на небо. Он свернул за угол часовни. С левой стороны, как и говорил батюшка, сразу бросались в глаза две высокие мемориальные доски. Они были полностью запорошены снегом, и Глеб перчаткой начал стирать его с тёмно-серого гранита. Открылся длинный перечень вырезанных на камне фамилий, шрифт был мелкий, фамилий было много. Глеб начал всматриваться в них, пробежал глазами по фамилиям, начинавшимся с буквы "Д". Фамилии Демичев там не было. Он скользил взглядом вниз, дошёл до буквы "С": Саватеев, Саенко, Смирнов, Скрипко, ... Солганский, - прочитал он.

И почему-то остановился на этой фамилии.

"Солганский", - прошептал Глеб. - Знакомая фамилия... кажется, я где-то слышал её раньше. Или читал. Но где?

Но как он не напрягал память, вспомнить так и не удалось. Достав из сумки блокнот, Глеб записал эту фамилию. Потом вспомнил о Лизиной книжке, достал её. "Может быть, здесь читал" - подумал он, быстро пролистав книгу до конца. На последних страницах находился перечень фамилий людей так или иначе, упомянутых в книге, но Солганского там не было.

"Странно" - подумал Глеб. - Но эта фамилия мне точно знакома. Голову даю на отсечение.

Он посмотрел на часы. Пора было ехать домой, Глеб волновался, как там мать. Он ещё раз обошёл вокруг часовни, как будто силясь понять, что его сюда привело.

А снег падал и падал, заснеживая всё вокруг - и купол маленькой часовенки, и плиты с фамилиями репрессированных, и самого Глеба, который застыл на месте, размышляя. Потом, будто очнувшись, он бросил прощальный взгляд на часовню и пошел обратно в сторону железнодорожной станции.

***

- Привет, мам, - Глеб поцеловал мать, открывшую ему дверь. - Ну как ты?

- Да вроде получше, сынок. Салатик вот сделала, курицу пожарила. Иди обедать. Замерз, наверное.

- Да нет, нормально всё - Глеб снял куртку. - Мам, а Лиза не звонила?

- Лиза? Так она ж тебе на мобильник всегда звонит, - мать с легким беспокойством взглянула на Глеба.

- Ну да, на мобильник. Я просто подумал, мало ли...

- Нет, Глебушка, не звонила. А что она так редко теперь заходит? Раньше почти каждый день бывала у нас, а теперь совсем пропала.

- Мам, так сессия у нее сейчас. Она очень занята, - Глеб вздохнул. - Ладно, я пошёл мыть руки и пробовать твою курицу. Проголодался я что-то - ужас.

Он улыбнулся и обнял мать за плечи, с горечью заметив, как сильно она похудела за последнее время.

Пока Глеб обедал, фамилия Солганский не выходила у него из головы.

- Мам, а ты фамилию Солганский никогда не слышала? - не удержался он и спросил об этом мать.

- Нет, Глебушка, вроде не слышала. А кто это? - она удивленно посмотрела на сына.

- Ладно, мам, не держи в голове. Ерунда, - отшутился Глеб.

Врать не хотелось, а говорить правду он не мог.

Да он и сам не знал, что это за правда.

- Это тебе, - он достал из кармана и положил перед ней на стол образок, купленный в часовне.

- Спасибо, сынок, - мать рассматривала образок, - Казанская Богородица.

Это где ж ты купил?

- Да на обратном пути в церковь зашёл.

- Надо бы и мне сходить, - вздохнула мать, - может Бог и поможет.

- Сходи, мам, конечно.

А у Глеба всё никак не выходила из головы фамилия, которую он прочитал на мемориальной доске у той далёкой загородной часовенки.

- Мам, а в роду у нас точно никого не было с фамилией Солганский?

- Ох, Глеб, ты меня удивлять начинаешь, - мать с легким волнением посмотрела ему в глаза. - С моей стороны не было. А со стороны папы - не могу сказать точно. А теперь и не спросишь - и он ушел, и бабушка. Она бы могла что-то рассказать. Но фамилии этой я не припоминаю. Да почему она так тебя беспокоит?

- Мам, ну всё, всё. Просто спросил, - Глеб встал из-за стола. - Спасибо, курица была замечательная и салат тоже. Наелся до отвала.

Глеб выкурил на лестнице сигарету, думая, что всё это может означать.

"Нет, я всё-таки вспомню, - решительно подумал он. - Ещё не знаю как, но вспомню".

Ему пришла в голову мысль посмотреть семейный альбом с фотографиями. Альбом был большой. Глеб сам смотрел его редко, он мало интересовался историей своей семьи, хотя фотографий там было много, были и старые. Когда пять лет назад умерла бабушка - мама его отца, от неё перевезли часть её вещей и фотографий.

Последние бегло просмотрели, вложили в альбом, положили его на полку и, как водится, забыли.

Глеб вернулся в квартиру. Мать мыла посуду.

Он прошёл в гостиную и подошёл к книжному шкафу, достал с верхней полки массивный темно-синий альбом с бархатной обложкой. И почему-то чуть не выронил его, закрывая дверцу, но всё-таки удержал в руках. На пол выскользнула небольшая пожелтевшая фотокарточка. Глеб поднял ее. Она была старая, вероятно еще дореволюционная. На него кокетливо смотрела стройная миловидная шатенка. Густые волнистые волосы, родинка над верхней губой, на лице играла полуулыбка.

Руки в узких красивых перчатках. На изящных плечах лежало светлое меховое манто.

"Очень симпатичная", - подумал Глеб и перевернул фото.

На обратной стороне выцветшими от времени чернилами круглым аккуратным почерком было написано:

Дорогому другу Михаилу

на долгую и добрую память.

Лу-Лу Солганская,

24 декабря 1916 г.