Холодная осень тридцать восьмого...(конкурсное номер 5)

Все началось в холодном и мрачном коридоре коммунальной квартиры. Когда Виктория Степановна шла по нему, она явственно услышала леденящий душу шепот, полный ненависти и злорадства: "Ну что, доносчица, попалась? Знай, что если ты сейчас не вернешься к себе в комнату и не повесишься, дни твоих горячо любимых дочурок будут сочтены. Они умрут сегодня вечером. Одна за другой. Одна за другой".

"Это чья-то злая, глупая шутка. Наверное, соседский Мишка опять решил прогулять школу и от нечего делать меня пугает. Он прекрасно умеет имитировать голоса", - подумала Виктория Степановна. Но все равно от ужаса у нее перехватило дыхание. Не разбирая дороги, женщина выбежала на лестницу, а черная дверь расхохоталась ей вслед своими многочисленными звонками. Особенно, усердствовал звонок, еще совсем недавно принадлежавший семье Демидовых.

Пришла в себя Виктория Степановна только на улице. Лужи покрылись тонкой коркой льда. Небо стало темным, почти черным. Вот-вот должен был пойти снег. Первый в этом году. Виктория Степановна с некоторых пор не любила снегопадов. Когда два года назад из-за несчастного случая на заводе погиб ее муж, весь мир превратился в белый кошмар. Даже старожилы не помнили такой метели. Когда умирала в больнице мать, ветер с беспричинной злостью швырял снег прохожим в лицо и завывал в трубах.

Одно слово, услышанное в коридоре, подействовало на женщину, как пощечина. Доносчица... Ведь это, действительно, про нее. В очередной раз за холодные безрадостные дни и ночи, полные черно-белых кошмарных сновидений, Викторию Степановну поразила мысль о том, что она разрушила жизнь целой семьи. Одно письмо, написанное ее рукой, и... Сначала пришли за Даниилом Демидовым, потом забрали его жену Нелли, а дочь Наденьку, восьмилетнюю хохотушку, отправили в детский дом. "А если бы кто-то точно так же обошелся с тобой и твоими дочерьми?" - подумала Виктория Степановна, и ей, несмотря на холод ноябрьского утра, стало жарко.

Ленинград в это холодное осеннее утро замер, словно зверь перед прыжком. Воздух, казалось, стал разреженным, непригодным для дыхания, статуя Медного Всадника приготовилась к нападению, а в таинственных подворотнях притаились покойники. Души, которые по какой-то причине не смогли найти покоя.

"Что если и Даниил Демидов стоит в одной из этих темных, зловонных подворотен? Его ведь расстреляли. Выскочит оттуда и начнет меня душить. Ну что за выдумки нервной женщины? В последнее время я превратилась в самую настоящую истеричку".

На лицо Виктории Степановне упала первая крупная снежинка. "Ну что, доносчица, попалась? Знай, что если ты сейчас не бросишься под трамвай, дни твоих горячо любимых дочурок будут сочтены. Они умрут сегодня вечером. Одна за другой. Одна за другой. Так что выбирай: ты или они", - прошипел кто-то над самым ухом Виктории Степановны, и чье-то ледяное дыхание обожгло ее.

***

Когда Виктория Степановна вернулась с работы, она застала в своей комнате странную, страшную картину. Ее старшая дочь, двенадцатилетняя Алина, лежала в постели, укрытая до подбородка одеялом. На щеках девочки играл нездоровый румянец. Большие синие глаза как-то странно блестели. Младшие, девятилетняя Наташка и семилетняя Лидочка, сидели около постели сестры.

- А Алина захворала, - проговорила Наташка. - У нее голова болит и кости ломит.

- А еще она кашляет, - вторила сестре Лидочка.

Виктория Степановна долго и довольно бессмысленно суетилась у постели больной дочери. Принесла с общей кухни кипятка и напоила Алину горячим чаем, приготовила несколько компрессов. А девочке становилось все хуже и хуже. Белый носовой платочек, в который она кашляла, к ужасу Виктории Степановны, окрасился кровью,

Вскоре она и сама почувствовала недомогание, но совсем другого рода. Виктория Степановна упала на свою постель и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. "Ну и чего ты добилась своим упрямством? Алина умирает, смотри, у Наташки тоже как-то странно заблестели глаза и разрумянились щеки. Ее ждет та же участь. А потом настанет черед Лидочки", - услышала она тот же леденящий душу шепот.

"Никакой это не Мишка. Незачем себя обманывать. Я прекрасно знаю, чей это шепот. Я не раз слышала его в коридоре, когда он шептался с женой. Демидов... Зачем, ну зачем я обрекла Даниила и его семью на такую страшную участь? Теперь дочери расплачиваются за мои грехи. В этом нет никакого сомнения, - думала несчастная женщина. - Что бы сказала мама, если бы узнала о моем поступке? А покойный муж?"

Виктории Степановне вспомнилась ночь, когда она писала донос на своего соседа. За окном царил черный, непроглядный мрак. Свет лампы под зеленым абажуром был обманчиво спокойным и трогательным. Наташка и Лидочка ровно дышали во сне. А Алина... Когда Виктория Степановна обернулась, она заметила, что старшая дочь смотрит на нее с осуждением. Как будто поняла, что мать готовится совершить нехороший поступок. Да что там нехороший? Страшный, непоправимый. "И главное зря, все зря! - подумала Виктория Степановна. Женщине показалось, что при этой мысли ледяная игла вошла в ее сердце. - Я думала, что нам достанется комната Демидовых, но на днях туда въехала чета пенсионеров. Зря, все зря. Жизнь Демидовых рухнула. И нас тоже ждет страшная участь".

"Что, поняла, осознала наконец-то, что ты сделала? Поздно, дорогая моя, поздно, - прошептал невидимый и оттого еще более страшный Даниил Демидов. - Это я сковал тебя по рукам и ногам, чтобы ты ничем, ничем не смогла помочь своим дочерям. Смотри, Наташке тоже совсем плохо".

- Пощади хотя бы детей, - с трудом разлепив губы, пролепатала Виктория Степановна. - Забери меня. Они-то не писали на тебя доноса. Девочки ни в чем не виноваты!

"Ты должна сама свести счеты с жизнью. Люди в нашей стране перестали верить в загробный мир, но он существует. Так вот, души самоубийц обречены вечно ходить по мрачному и зловонному двору-колодцу. Без устали, без сна и отдыха. Я хочу, чтобы ты пополнила их ряды."

- Если я сделаю это, ты оставишь в покое моих дочерей? - спросила Виктория Степановна, чувствуя, что сходит с ума.

- Да, но учти. Твои дочери тоже окажутся в детском доме. Как и моя Наденька. И справедливость восторжествует, - прошептал Демидов. Точнее, его призрак.

- Я согласна, - проговорила Виктория Степановна, и странное оцепенение спало с нее.

Она вскочила с постели и, набросив пальто на домашний халат, выбежала из комнаты.

- Мама, ты куда? Нам страшно, не уходи! - крикнула Лидочка.

Наташка закашлялась. А Алина, похоже, потеряла сознание. Или... умерла.

Ветер, словно разбушевавшийся уличный мальчишка, бросал ледяной колючий снег прохожим в лицо. Он сходу надавал Виктории Степановне пощечин, и женщина подумала, что заслужила их.

"Ты, кажется, забыла о нашем с тобой уговоре, а время уходит. Хочешь, чтобы твои девочки умерли? Представь, как ты станешь жить без них. Какой пустой и мрачной станет твоя жизнь! Представила? Ну то-то же!"

- Как мне это сделать? Броситься в Неву? - пробормотала Виктория Степановна.

- Не болтай ерунды! Вернись в свою квартиру. Закройся в уборной и повесся. Бельевая веревка у тебя в кармане пальто. Ты сама ее туда положила. Разве ты забыла? - прошептал Даниил Демидов.

***

Вопреки предупреждениям Даниила, после смерти Виктория оказалась не в мрачном дворе-колодце среди таких же, как и она сама, грешников. Каким-то непостижимым образом она попала в парк, где гуляла с матерью в далеком, счастливом детстве. Все было усыпано золотистыми листьями. Осеннее солнышко ласково, словно старая добрая бабушка, целовало Викторию в щеки и лоб.

А рядом с ней на скамейке сидела покойная мать.

- Но как? Я же... я же сделала то, о чем он просил? Где же...

- Тише, тише, успокойся! Ничего этого на самом деле не было. Я увидела, что ты хочешь совершить плохой поступок, разрушить жизнь ни в чем неповинных людей ради призрачной мечты и послала тебе этот сон. Чтобы ты вовремя одумалась, - проговорила мать.

Ее темно-рыжие волосы золотились в лучах осеннего солнца. Где-то плакал ребенок. Мимо них, весело смеясь, прошли влюбленные.

- Я поняла, что тихий, на первый взгляд, Даниил Демидов на самом деле мстительный и жестокий человек. И его призрак никогда не оставит тебя в покое. Тебя и твоих дочерей. Он бы свел тебя с ума, да и девочек, скорее всего, сгубил бы. Он ведь без памяти любит жену и дочь. На все ради них готов. И Даниил жестоко покарал бы человека, разрушевшего их жизнь. Так что я очень тебе советую, да нет, просто заклинаю. Разорви это проклятое письмо и больше никогда, слышишь, никогда не делай подобных вещей! И знай, что во второй раз я не смогу прийти тебе на помощь. Да и не захочу этого сделать. Дочь-доносчица мне не нужна. Сейчас ты ошиблась, оступилась по глупости. По крайней мере, мне очень хочется в это верить.

Виктория открыла глаза. "Надо же! Уснула прямо за столом! И какой реалистичный, отвратительный сон!" - подумала она с содроганием. Обманчиво мирный свет лампы под зеленым абажуром освещал лист бумаги, на котором виднелись аккуратно выведенные буквы неоконченного доноса.

"Господи! В кого я превратилась? - подумала Виктория Степановна. - Хочу погубить целую семью ради дополнительной комнаты. Что я с ума, что ли, сошла?"

И Виктория Степановна разорвала лист бумаги на мелкие кусочки.

- Мама, ты чего? - прошептала проснувшаяся Алина.

- Ничего, дочка, спи. Это ничего, - пробормотала Виктория Степановна, разделась, потушила лампу и легла спать.

Ей приснился парк из далекого детства, где она гуляла вместе с матерью и дочерьми. Небо было ясным и голубым. Стояли теплые, чуть-чуть томительные дни Бабьего лета.

- Молодец, дочка, ты все сделала правильно, - проговорила мать, и Виктория радостно улыбнулась ей.

Конец