14. Битва при Интернете. Роковая ошибка

Когда кричит выпь

Макс со всего маху ухнул в придорожную канаву, и пахнущая гнилой травой жижа в ее глубине смачно чавкнула. Проглотив ругательство и цепляясь за длинные стебли пырея, выбрался, огляделся и опять припустил за мелькающим теперь уже далеко впереди белым платьем. «Стася, Стаська, куда ты?» - кричало все существо Макса, но какая-то сила влекла Стасю в черноту августовской ночи, за темные палисадники, окраинные избы, ограду из грубо выструганных жердей, и Макс чувствовал, что ее не остановить. Только бежать так же, как она. И туда же. К разгадке той тайны, которая затянулась в тугой узел месяц назад.

Именно тогда он познакомился с этой черноволосой, худой до выпирающих ключиц, любящей кеды, джинсы и мальчишечьи клетчатые рубашки девушкой. Ему понравились ее серые глаза, сбрызнутое веснушками открытое лицо, которое, когда она печалилась, принимало беспомощно-жалкое, щенячье выражение. А печалилась она часто.

- Ну чего ты опять? - сначала он пытался растолкать ее, рассмешить, но скоро бросил эти попытки, увидев их абсолютную тщетность.

После завершения студенческой практики Стася твердо заявила, что едет на все лето в свою деревню, и столь же твердо пресекла все попытки Макса уговорить ее ехать вместе.

- Тебе там будет неинтересно.

- Стаська, мне интересно все, что связано с тобой!

- Ты ведь не хочешь, чтобы мы поссорились?

Макс этого не хотел, но знал, что должен быть с ней в этой далекой деревне, до которой сначала добирался два часа электричкой, а потом столько же трясся на стареньком «ПАЗике».

Стася онемела, увидев его на пороге избы, но в тот же момент пришла очередь онеметь и ему: вместо городской студентки, на него смотрела девушка в белом платье и заплетенными в тугую косу волосами. Стасе ничего не оставалось, как пропустить Макса в светлую комнату с низкими окнами, диваном и кряжистым столом у стены.

Отца у Стаси не было. «Умер от сердца», – сухо сказала ее мать, высокая, прямая женщина с тонкими, горько сжатыми губами в ответ на немой вопрос Макса, взявшего фотографию со стола. Да, на столе стояли две фотографии: хмурого мужчины с крупными, выразительными чертами лица и улыбающейся Стаси – в белом платье и собранными в косу волосами.

Максу постелили на веранде, и в первую же ночь его разбудили крики выпи, влетавшие в черный проем открытого окна. Низкие, глухие, короткие, они долетали с болота, которое, видимо, было недалеко. Сразу за ними неслышно, будто бесплотная, на веранде появилась Стася и скользнула на улицу. Макс не успел вскочить, как распахнулась дверь, и вслед за ушедшей дочерью в этой ухающей темени исчезла мать. Вскоре они вернулись, и Макс смог расслышать только сдавленное «Уезжай, прошу. Сегодня же».

Но они не уехали. И вот теперь Макс едва поспевал за Стасей, так же вышедшей из дома после утробных звуков.

Болото было в низине. Хлюпающая смоляная жижа, заполнявшая мочажины, проникала в намокшие кроссовки Макса. Он старался ступать по кочкам, иногда удавалось схватиться за мертвый ствол дерева или торчащую в ковре сфагнума склизкую корягу. «Остановись же, Стаська, куда ты?!» Он уже давно не видел белое платье, только слышал ухающие звуки болотной птицы – все ближе, громче. Подвижное сплетение мха колыхалось под ногами, прорываясь маленькими озерцами стоячей воды, и Макс неуклюже бухал по кочкам, каждый раз хватаясь за стебли осоки и утопая по колено. Дыхание сбилось, невыносимо холодило в боку, впитавшая зловонную жижу одежда облепила тело.

«Стася, где ты?!» – отчаяние бешеными толчками колотилось в груди, и как ответ – короткий человеческий крик. Макс сделал рывок и увидел в разорванном окне сфагнума руку: скрюченные пальцы ловили пустоту, цеплялись за клочки травы, судорожно молили о жизни. «Стася, я здесь!» Сделал несколько рывков, распахивая телом липкую хлябь. Сейчас! Сейчас!!! Весь мир сузился до этой руки, но вдруг она сжала протянутый кем-то крепкий сук, подтянулась, появилось лицо, затем и вся голова – в тине, черных потеках, с пустыми огромными глазницами, в одной из которой в такт рывкам шевелилась головка болотной змеи. И рядом с этим чудовищем, появившимся из темной, породившей его трясины, Макс увидел Стасю – в мокром платье, давно переставшем быть белым, но живую, теплую, юную! Она держала сук и тянула, тянула его на себя, с каждым усилием погружаясь в черную жижу. Вот уже сплелись два тела – живое и мертвое, бледные скрюченные пальцы ухватились за плечи Стаси, но в тот миг, когда она забилась в судороге, Макс схватил ее косу и рванул со всей силы, не давая сделать смертельный глоток.

Когда оба, помогая друг другу, выбрались на тропу, Стася размазывала по лицу слезы и грязь - и ничего не могла сказать. Но Макс уже все знал.

***

- Глупые мы были, Макс, глупые, что и говорить, - Ольга крутила в руке веточку багульника, размельчала его белые цветки, и терпкий аромат дурманил голову.

Или это не багульник дурманил, а она сама? Так дурманила, что вели сейчас ему – умри, он умрет! Сказать ей это, рассмешить ее? Зачем она растирает багульником его тело, зачем возвращает его?

- Глупые - и особенно я. Это я ведь придумала: если на болото пойти, когда выпь кричит, и сорвать багульник, что ни загадаешь, все сбудется.

- Сбылось?

- У меня сбылось, у Стаси нет: она загадала, чтобы мы с ней всегда были вместе. Всегда. Несмотря ни на что. Сестричка, любимая подружка. Стаська. Вбила себе в голову, что могла бы меня спасти, вытащить из трясины. Бросить сук – и вытащить. Винит себя, места не находит, жить нормально не может. Папа говорил ей, что ни в чем она не виновата, но убедить так и не смог, сердце из-за нас обеих у него не выдержало. Он ушел, а я не могу, пока свою ошибку не исправлю. Помоги мне, Макс! Скоро вновь будет кричать выпь. Через месяц. Стася что-то задумала, я это чувствую, ведь мы близняшки.

***

Макс долго сидел у кровати Стаси. Гладил спутанные волосы, убирал со лба прилипшие пряди. Острые крючья вины отпустили ее, Стася увидела: брось она тогда сук Ольге, они вместе ушли бы в трясину.

Мать Стаси, измученная страшной ночью, с ее отчаяньем, мольбами, обретением, убрала со стола две фотографии: хмурого мужчины и девушки в белом платье.

Ему можно уйти.

***

Макс подошел к могиле: дубовый крест, недавно обновленная надпись.

– Могила пустая, сам знаешь: болото никого не отдает.

Макс обернулся: лоскуты иссиня-бледной кожи, черная коса, огромные пустые глазницы и болотная змея, обхватившая шею будто ожерелье. Красавица!

Ольга подошла вплотную – и два лишенных плоти рта сомкнулись в поцелуе.

– Спасибо, Макс, ты освободил сестру, Стася начнет наконец-то жить.

– Надеюсь, она все же погрустит обо мне.

– Прошел только месяц, она не успела в тебе увязнуть – а я увязла. Навсегда. Навечно. У меня сбылось желание: я загадала тогда, на болоте, чтобы в меня влюбился рыцарь!

Ольга бережно коснулась того места на боку, где была когда-то рана, унесшая жизнь Максимилиана.

- Не болит?

Оба засмеялись.