08. Битва при Интернете. Роковая ошибка

Lobotomia

«Гибристофилия — термин происходит от греческого слова, означающего «совершить надругательство над кем-либо». В массовой культуре известно как «синдром Бонни и Клайда». Женщин, которые пишут письма или даже преследуют мужчин, заключенных в психиатрическую лечебницу или тюрьму за преступление, иногда называют тюремными поклонницами. В самом широком смысле гибристофилия включает в себя влечение к партнёрам, проявляющим темную триаду черты личности».*

Предвкушение мнимого.

Не заклеенные конверты разложены в определённом порядке. Любому другому они показались бы совершенно одинаковыми, но не мне. Я улыбнулся так, как улыбаюсь теперь всегда — ни один мускул не дрогнул.

Содержимое конвертов системно проверялось, поэтому-то их и не заклеивали. Меня это не беспокоило. Не знаю, чтобы вообще могло меня сейчас беспокоить. Может быть память? Да, я научился улыбаться не улыбаясь, спать с открытыми глазами, отвечать на письма одновременно правой и левой рукой... но так и не обуздал память. Память — это принцип удовольствия в попытках невозможного.

Ещё недавно невозможное смотрело со стен, а я пытался постичь. Выбил через знакомых час одиночества перед закрытием выставки. Решил в последний раз пройтись по галерее, чтобы никто и ничто не мешало запомнить каждую картину, каждый мазок, каждый штрих. Погрузиться в магриттовскую магию. Что-то было в полотнах теургическим, притягивало, не отпускало. Тогда впервые ощутил это свойство памяти. Во мне прорастало когда-то и кем-то посеянное, но забытое, а потому неведомое чувство. Неведомое, пока не возникнет из ниоткуда, самостоятельно. Чувство сродни предвкушению. А когда-то было и так, что оно появилось, но без предшествующего опыта. Удовольствие в чистоте априори.

Поглощение. Начало.

— И всё-таки, любовь слепа или всепоглощающа?

Не сразу понял, что вопрос ко мне.

— Ау?..

Сначала морок, наваждение... Ледяная кристалльность постепенно трансформирующаяся в белый. Лицо скрыто веткой сирени. Как на картине, в которую перед этим вглядывался, но воздушнее, прозрачнее и холоднее.

Шаг в сторону — снова в зоне комфорта. Подальше от терпко-сладкого запаха каштановых кудрей. От капризного лица и больших зелёных глаз за очками. Морок ослабевает, отпускает, но не уходит бесследно.

— Слепа или всепоглощающа? — издевательский тон окутан кашемиром тембра.

В стёклах отражался дуэт «Влюблённые» — на одной картине мужчина и женщина с покрытыми вуалями головами соприкасались в поцелуе, с другой та же безликая пара смотрела на нас.

«Взаимопоглощающая», — подумал, но озвучил другое: — Думаете это о любви?

Острые плечи вздрогнули от моего голоса. Инстинкты…

— Зага-а-адочки?.. Ну, ну. Давайте поиграем… Тайна ничего не значит. Это непознаваемое и непостижимое. Не так ли?..

Наступила очередь вздрогнуть мне. От моих мыслей, озвученных ею. Вуаль непостижимого уже накрывала нас.

— Всё предельно просто. Непознаваемое и непостижимое очень хочется познать и постичь. Примитивно, но так и есть. — Бликнуло. В стёклах отражался я, а мой голос тихим механическим эхом по галерее.

…подвели.

Поглощение. Слепота.

Через несколько месяцев мы приблизились к границам познания мыслимого и дозволенного. Её предел ещё не мой предел. Понимала ли?..

Всё ещё горячее тело прижималось, дрожало. На шее алел след. В этот раз вуаль затянулась слишком сильно. Зелёные глаза заглядывали в мои. Изучая, слушая молчание, моля и гипнотизируя — она понимала, что мне надо двигаться дальше. Но знала ли насколько дальше?..

Посмотрел на часы. Без четверти час.

— Тебя не потеряют дома?

Вздёрнутый нос поморщился, всё ещё блестящий от пота лоб нахмурился:

— Выгоняешь? — Одеяло полетело в одну сторону, она в другую.

Я ушёл в тень. Молчал.

— Ну ты и мудак. — Шипя, извивалась на фоне ночника, втискиваясь в одежду.

Она много чего сделала ради меня. Могла бы что-то большее?.. Задавался этим вопросом каждый раз, выходя на тонкий лёд разговора.

— Во дурё-ё-ёха... Повелась… Магритт!.. Загадочки!.. Разговорчики о высоком!..

Наблюдая за её метаниями в поисках белья, которое обычно любила оставлять, физически ощущал, как набухают вены от впивающихся до рубцов иллюзорных верёвок. Помутневшим сознанием стягивал ими себя всё туже, чтобы не броситься к ней, не обнять и не молить остаться. Каждый раз, когда уходила, меня ломало, как наркомана, ещё до щелчка замка. Но так лучше. Для неё… Для меня?.. Так… безопаснее... Для меня?.. Для неё?..

Априори. Потеря.

Три гадких «бз-з-з». Никто не открыл. Счастье распирало, потому что ненавидел алгебро-геометрические точности во всём их цифровом упрямстве, но единственные трояки терпеть не собирался, а репетитор вдохновлял... Вдохновляла. В квартире играла музыка. Я слышал. Почему? Дверь была приоткрыта. Толкнул, осторожно заглянул. Позвал для приличия. Тишина. Точнее, нет. Меня обволокли звуки и слова, взяли за руку и повели:

Потом, много позже, проклинал этот миг, свой первый шаг в слепящее пространство полутьмы.

Что мёртвая было очевидно. Молодая, с длинными, как-то неестественно вывернутыми ногами, она лежала на кафеле, будто переломанная фарфоровая кукла. Пол разошёлся, я провалился в полынью, но не от страха. Не совсем от страха…

Впервые видел вживую голую женщину. Без лица. Его закрывал белый, невесомый как мраморная вуаль, халат. Но лицо видеть и не хотел, хотел тело. Тронутое смертью, оно было прекрасно, как цветок в первый мороз: яркие лепестки покрывает иней, скоро они потускнеют, почернеют, безобразно сморщатся, а пока неповторимы и чарующи в последней прелести.

Коснулся остывающей, гладкой кожи… Она стала моей.

Холод стен туалета. Испарина. Рукой упираюсь в стену, второй пытаюсь достичь. Пелена. Мраморная вуаль… Принцип удовольствия… в… попытках… невозможного.

Снова ненавижу себя... Хочу ненавидеть.

Исповедь. Без покаяния.

Ещё больше ненавижу три коротких «бз-з-з».

Инстинкты подвели…

Отражаюсь в круглых стёклах её очков. Готова?.. Пойдёт дальше?..

Кто не рискует…

Признание давалось тяжело. Слова вязли, липли... застывали, а потом текли рекой. Говорил и смотрел на неё даже, казалось, не моргая. Лицо оставалось непроницаемым, но она должна понимать, что дальше только так, что если уйдёт, то в последний раз.

Так или иначе.

Дослушав, молча ушла. Каялся ли?.. О, да. Я выл. Наказывал себя за эту непростительную ошибку, за болезнь, за математику и чёртов шаг в слепящее пространство полутьмы. Конечно, она ушла и больше никогда не вернётся.

Никогда не говори…

Поглощение. Взаимность.

Когда недели через две, или три, услышал «бз-з-з», думал, предел толерантности достигнут — соседи вызвали полицию. Даже обрадовался. Даже захотелось быть пойманным. Решил, что сейчас всё расскажу, и меня заберут. Изолируют. Может, даже вылечат когда-нибудь? Это же лечится?..

Открыв дверь, увидел своё отражение в круглых стёклах. Она куталась в пальто и… улыбалась. Юркнув в квартиру, обняла. Целовала лицо, шею, руки. Шептала что-то, я шептал что-то в ответ. А потом подскочила, заулыбалась так, как никогда ещё не улыбалась, и я услышал, чего не ожидал...

— У меня для тебя подарок. Воображения не хватит даже предположить…

— Ты?..

— Говорю же, не хватит, — опять засмеялась, вернулась в прихожую, открыла дверь, впустила.

Впился взглядом в незнакомку под аккомпанемент пояснений:

— Слышал термин: несовершенный остеогенез?.. У человека проблемы с костной тканью, с коллагеном. Кости легко ломаются, плохо сращиваются. Жизнью это не назовёшь… Она хочет. Ты хочешь. Желания надо осуществлять. Не так ли-и-и?..

Всматривался, и накрывало всё больше. Белый тонкий халат на голое тело. Бликнуло. В этот раз не от очков. Голубовато-карие радужки, желтовато-серые белки. Зубы — медовый оникс. Ткань алела, «подарок» улыбался всё шире.

Паства. Обретение.

В предвкушении смотрел на конверты. Привычной пищей стали адресованные мне строки. Сегодня новая порция, а я всё ещё переваривал прошлые фанатично-наивные признания.

«…Моя кровь — твоё желание. Я готова отдаться до последней капли. Почему не нашёл меня?.. Почему мир так не справедлив?.. Мы стали бы лучшей парой всех времён. Ты и я = ЛЮБОВЬ НАВЕКИ…»

«…Это был не суд! Судилище! Как можно обвинять тебя во всём этом? Почему не спрашивали нас? Я бы встала и подтвердила, что прямо сейчас готова сделать всё то же, что и они сделали ради тебя! Каждая из нас согласилась бы!..»

И письма, и их писавших, поначалу презирал, потом ненавидел.

Но оставшись в четырёх стенах, без возможности свободно двигаться и общаться, за исключением моментов получения еды в пластиковой посуде и разноцветных химических коктейлей, у меня появилось много времени на размышления. И переосмысление.

Почему всё так?

Ответ лежал на поверхности. Не я сумасшедший, не я урод, не мои мысли уродливы. Непозволительная ошибка — так не уважать себя. Пришла пора перемен. Всё меняется.

Банальность? Нет. Новая истина. Новая религия, если хотите. А Новые Времена рождают новых Пророков. Я — один из них. Может быть даже единственный... сам Мессия?..

Да, конечно же, Мессия! И за мной следует апостол. Она проникла сюда. Не знаю, как ей удалось тут устроиться, но её послания, минуя передержки в конвертах, воодушевляют. Всё не напрасно. И если есть паства, то трудно не быть пастырем.

«…Какие же все они убогие и странные! Столько книг создано, чтобы доказать, что любовь может быть РАЗНОЙ! Что любить можно КОГО УГОДНО! Подружек, друзей, сестер, матерей, детей, животных, хоть кукол и роботов! ЛЮБОВЬ НЕ ПОРОК! ЛЮБОВЬ — УДОВОЛЬСТВИЕ! Они допускают ошибку, запрещая людям любить и быть любимыми. Хорошо, что среди нас есть ангелы, которые помогают нам, загнанным в угол порицаниями стада, общаться и помогать друг другу. Я очень хочу быть с тобой… P.S. Напиши, какие фотографии хочешь увидеть в следующий раз. Люблю тебя до смерти и после…»

Поглощение. Аспект.

Не заклеенные конверты, разложены в определённом порядке. Любому другому они показались бы совершенно одинаковыми, но не ему. Он улыбнулся так, как улыбался теперь всегда — ни один мускул не дрогнул.

Сигнал возвестил, что можно. Первый конверт... второй... третий... четвёртый... Все. Все конверты пусты.

Апофеоз. Предвкушение.

За пару часов до закрытия выставки. Неуловимо схожие между собой женские силуэты:

— Думаешь о том же?

— Пожа-а-алуй... А ты?..

Третья разглядывала «Голконду»:

— Я?.. Знаете, что говорил об этом автор? «...Я считаю чудом, что могу на земле шагать по небу». Да. Да… Конечно же я в деле. Почему бы не апдейтнуть объект поклонения? Только в этот раз чур не я на кафеле. Это окончательное требование и без «су-ли-фа». Лучше изображу «хрустальную».

— Ла-а-адно! Моя очередь жопу морозить! Но давай без сантиментов в конце. Мы же договорились: письма — наше общее детище.

Вместо эпилога. Сентиментальность.

Внутри каждого изорванного конверта я нашёл разрозненные слова, которые смог собрать воедино: «Наступят последние времена, когда девять больных придут к одному здоровому и скажут: ты болен, потому что ты не такой, как мы».***

* Википедия

** Lord Of The Lost «Never Let You Go» (вольные отрывки)

*** Преподобный Антоний Великий