Ангел в небе пролетал...

На земле разверзся ад,
Умирал и стар и млад,
И горели хаты.


В небесах клубился дым...
Тихо пролетал над ним
Силуэт крылатый.


И шептал молитву он.
Вся земля - кошмарный сон.
Не разбудит слово


Обезумевших убийц...
Слезы капали с ресниц
Ангела святого.


И твердил он: "Боже мой,
Забери их всех домой,
Умерших, сгоревших."


Пролетая над огнем,
Ангел вдруг увидел дом
Чудом уцелевший.


Он переступил порог,
Кровь застывшая у ног,
Комната - как плаха.


Показалось или нет?
За стеною брезжил свет,
Детский голос плакал.


Звал он маму и отца.
Ангел, гарь стерев с лица,
На кусочке тверди


Круг священный очертил,
Девочку крылом укрыл
И сберег от смерти.


Пожилая женщина вскрикнула во сне и проснулась.
Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался слабый свет. Раннее утро. Электронный циферблат часов, стоявших на прикроватной тумбочке, показывал начало седьмого.
Мария Ковальская глубоко вздохнула и села на кровати, стараясь унять тревожно бьющееся сердце. Но женщина знала, что заснуть ей уже не удастся. Встав с кровати и накинув длинный теплый халат, Мария прошла на кухню. Плеснув в стакан воды из графина, добавила туда сердечное лекарство. Ровно двадцать капель. Выпила их залпом. Затем, налив в чайник воды, поставила его на огонь и села за стол, задумчиво глядя перед собой.
Капли помогали, и боль в груди стала поменьше.
Мария помассировала виски, стараясь успокоиться. Сердце у пожилой женщины стало пошаливать последние два года, с тех пор, как умер муж, и Мария осталась в квартире одна.
Дочь Катерина уже восемь лет жила отдельно от матери, переехав к супругу сразу после свадьбы.
Была еще внучка Ева, милая белокурая девочка. "Настоящий ангелочек" - так ласково называла Еву бабушка. Пройдя в комнату, она подошла к книжному шкафу. Сняла с не застекленной полки фотографию внучки. Ева озорно улыбалась в камеру, прижимая к себе большого плюшевого мишку. Этого мишку бабушка подарила ей на шестилетие, год назад. А завтра внучке исполняется семь. Мария уже заранее приготовила для Евы подарок. Дочь с внучкой жили на другом конце Кракова, но Мария, несмотря на пожилой возраст, всегда приезжала к ним в этот день.
"Как летит время, - прошептала Мария Ковальская, проведя ладонью по фотографии в застекленной рамке. - Уже семь лет прошло.
А, казалось, ты только вчера появилась, ангелочек мой"
Она поставила фото на прежнее место и, словно о чем-то задумавшись, побрела на кухню.
- Целых семь лет, - повторяла про себя Мария Ковальская, усаживаясь за кухонный стол.
Ее губы сжались, а между бровей пролегла глубокая морщина. Женщина поднесла ладонь к глазам и вытерла набежавшие слезы.
- Мне тоже было тогда семь, - глухим шепотом проговорила Мария. - Господи, сколько лет уже прошло, а я помню все так ясно, как будто это было вчера. Да разве такое забудешь? И еще этот сон... он опять стал возвращаться все чаще и чаще. Наверное они зовут меня.
От мыслей пожилую женщину отвлек пронзительный свист закипевшего на плите чайника. Встав, она машинально повернула ручку на газовой плите и, сев на прежнее место, вернулась к воспоминаниям. Она уже не раз переживала это снова и снова. И каждый раз старалась забыть.
Но память неумолимо возвращалась. Чаще всего во сне, когда сознание ее вновь переживало те страшные события почти семидесятилетней давности. Тогда Марию Ковальскую звали просто Марикой.
Ей, как и внучке Еве только-только исполнилось семь лет. И этот страшный летний день уже никогда не сотрется из ее памяти.


Село Кисилин, Волынь, Западная Украина.
10-11 июля 1943 года


- Ну все, Марика, спи! - ласково прошептала мама, целуя дочку в лоб и накрывая ее грубым стеганым одеялом. - Уже очень поздно.
- Я не хочу, - захныкала девочка, освобождая из под одеяла руки. - Расскажи мне еще про русалок.
- Завтра, милая. Все завтра, - мать снова неумолимо накрыла ее плотным одеялом. - И посмотри, твой брат уже давно уснул.
Она кивнула в сторону отвернувшегося к стене Янека, который действительно уже дремал. Брат был старше Марики на два года. И для своих девяти лет отличался очень спокойным и рассудительным характером, в отличие от импульсивной Марики.
"Ян у нас весь в отца, - так говорила про него мама. - Такой же спокойный. А доча, видно, в меня, пошла".
"Да уж, - смеялся отец. - Горячая у вас с ней кровь."

Катерина, мать Марики, была украинкой. А отец, Анджей Ковальский, поляком. Впрочем, таких смешанных браков в то время на Волыни, где они жили, было не так уж мало. В их селе в основном жили поляки, но были и украинцы. В 1939-ом году Волынь, находившаяся в составе Польши, отошла к Украине в составе СССР. А через два года началась война между Германией и СССР, и вскоре всю западную Украину заняли немцы. В оккупированной немцами области распространялись тревожные слухи о грядущих возможных погромах и расправах. Причем не со стороны немцев... Опасались украинской повстанческой националистической армии, одной из главных врагов которой были поляки. Конечно, у этого имелись свои давние корни. Долгое время Западная Украина находилась под гнетом польской шляхты, подвергалась унижениям и беспощадным подавлениям любого недовольства и народного сопротивления. Но только виноваты ли в этом простые люди, мирно жившие в Волынских селах? Украинская повстанческая армия считала, что виноваты. И, искупая свою вину, они должны освободить Украинские земли от своего присутствия. Волнения носились в воздухе и доходили и до Кисилина. Но в самом селе все было еще настолько спокойно, что тревоги эти казались пустыми слухами.


- Ну не придут же они нас убивать, - как-то рассмеялся в ответ на взволнованные слова жены Анджей Ковальский. И потрепал по голове подошедшую к нему Марику. - Мы же, простые люди. И здесь всегда жили с украинцами в мире.
- Ох не знаю, Анджей... не знаю, - протянула мать, сжав руки. - Предчувствие у меня нехорошее. И здесь уж несколько дней как тянет что-то. Как будто камень повесили. Она дотронулась рукой до сердца.
- Уходить бы нам отсюда... да только куда?
Отец покачал головой и на этот раз не засмеялся. Просто внимательно посмотрел жене в глаза, а потом, притянув ее к себе, крепко обнял.
- Все будет хорошо, Катерина, - прошептал он. - Все будет хорошо.
Маленькая Марика, обнявшая родителей, тоже верила в это.


***


Проснулась Марика от громкого голоса матери и от того, что ее трясут за плечо.

- Вставай, доча, просыпайся, - твердила мать, приподнимая ее. - Надо уходить.
- Куда-а, мам. Зачем? - сонно протянула девочка и, раскрыв глаза, взглянула в большие карие глаза матери. В них стояли слезы. И тогда Марике вдруг стало страшно. Сон как будто рукой сняло. Она сама торопливо слезла с постели, спуская на пол босые ноги. И стала натягивать через голову платье. Янек, уже одетый полностью, стоял рядом. Марика заметила, что мать дрожащими руками собирает вещи, укладывая их в простыню. Вот, она связала их узлом. Сверху положила небольшую икону, перекрестилась.
- Господи, помоги нам! - тихо прошептала Катерина.
Марика осмотрелась. Отца в хате не было.
- Где папа? - спросила она.
Но мать не расслышала ее.
- Там! - брат махнул рукой в сторону приоткрытой двери. С улицы доносился какой-то шум, крики. Бросив взгляд в окно, девочка заметила на черном фоне какие-то яркие всполохи.
Страх сжал ее грудь с такой силой, что она не удержалась и заплакала.
- Где папа?! - крикнула она сквозь слезы.

В этот момент отец вбежал в дом. Марика увидела, каким бледным было его лицо. И это воспоминание навсегда врезалось в ее память.
- Детей прячь! - крикнул он, подбегая к жене. - А мы... мы уже не успеем.

Мать как-то затравленно огляделась. Кинулась к детям. Затем, остановившись, нагнулась, и Марика увидела, как она открывает крышку погреба. Схватив Марику, она подтолкнула ее вниз, в черный четырехугольник, от которого тянуло прохладой.
- Я боюсь, - всхлипнула Марика.
- Спрячься, доча, в самый дальний угол и сиди тихо-тихо. Поняла меня? - она прижала дочку к себе.
- Да, - прошептала Марика.

Мать столкнула ее вниз, в погреб. Девочка упала неудачно и подвернула ногу. Она живо отползла в сторону, как и приказала мать, в самый дальний угол и спряталась за большой бочкой с огурцами.

Крышка погреба захлопнулась, и девочка очутилась в непроглядной темноте.

- Где брат? - вдруг подумала она.
И в этот момент услышала душераздирающий крик матери.

- Яяян! Отпустите его!

Марика задрожала, обхватив коленки руками.
Наверху, над головой, послышались чьи-то тяжелые шаги и грубые мужские голоса. Говорили на украинском.
- Отпустите сына! - крикнула мать.
И Марика поняла, что Янека не успели спрятать.
- Ну ты, сучка, поговориш мени, - раздался сверху грубый голос. - Як за сучонка свого турбуэшся.

- Сына оставьте и жену, - услышала Марика голос отца. - Она украинка.
- Та мы ж видим - пидстилка ляховска, - злобно ответил прежний голос.

На мгновение воцарилась пауза.
- Як що украинка, те убий його, - продолжил тот же человек. - На!

Катерина отшатнулась от протянутого штыка.

- Убий мужа. Сама жива будеш.

- Нет! - выкрикнула Катерина, бросившись в сторону. Но другой человек схватил ее, скрутив руки за спиной.

На какой-то миг наверху опять все смолкло, и Марика, зажимавшая уши ладонями, робко отняла их от головы. И в этот миг раздался страшный, душераздирающий крик матери.
Какой-то хрип. И Марика услышала затем тяжелый стук, что-то упало на пол. Девочка еще не знала, что это один из участников украинской повстанческой армии воткнул штык в горло ее отца. Сверху, из щелей в полу, в погреб закапала какая-то темная жидкость. Мать вскрикнула еще один раз, пронзительно и громко. Несколько штыков воткнулись в ее грудь и горло.
Марика сжалась в комочек, зажав уши руками, зажмурив глаза. Ее тело сотрясала крупная дрожь.
Янек забился в самый дальний угол хаты. Его вытащили на улицу, и там, уже во дворе, ножом перерезали горло.

- Все! - весело крикнул один из украинцев, прохаживаясь по дому. - Здохли, суки!
Ударом ладони он сбил лежавшую на кровати икону. Развязал узел с вещами и начал копаться в них. Выбрав несколько понравившихся, кинул их в тряпичную сумку, висевшую на плече. Затем еще раз прошелся по комнате, пнув ногой лежавшее на полу тело.
На счастье Марики он не догадался заглянуть в погреб. Спасло ее и то, что убийцы почему-то не подожгли избу, как часто делали это после расправ.
"Мой ангел-хранитель спас меня", - так говорила потом Мария Ковальская, вспоминая этот кошмар, навсегда изменивший ее жизнь.


***


Но таким ангелом-спасителем стала для Марики и жившая через несколько домов от них Галина Ляшенко. Раньше она была дружна с Катериной. Украинцев в селе не трогали, Галина осталась жива и невредима. На утро она, держась рукой за сердце, вошла в дом, где прежде жила семья Ковальских. И взору Галины предстала жуткая картина. Едва сдержавшись от крика и почувствовав дурноту, Галина выбежала на свежий воздух. Вдали, у колодца, она увидела лежавший на боку труп Янека.
- Изуверы... - прошептала Галина.
По лицу молодой украинки потекли слезы.
"А где же Марика?" - подумала она, вспомнив, что у Ковальских была еще и младшая дочь.
- Марика! Марика! - приглушенным голосом позвала она, боязливо заходя в избу и стараясь не смотреть на мертвые тела. Ответом была тишина.
"Наверное девочку тоже убили", - подумала Галина, опершись рукой о стену. На полу у кровати валялась икона. Треснувшая от падения. По ней, видимо, еще и прошлись сапогом. С иконы на Галину смотрел ангел с большими белоснежными крыльями...
- Марика! - громче позвала женщина, прижав икону к груди.
И в этот миг откуда-то снизу до нее донеслось чье-то тихое всхлипывание.
- Погреб! - осенило Галину. - Конечно же она там.
И, отложив икону, она бросилась искать крышку погреба. Определенным затруднением для женщины оказалось то, что крышка оказалась придавлена трупами.
Но решительность придала Галине сил. Стараясь не смотреть на страшные раны, она с трудом оттащила тела в сторону и взявшись за ручку погреба, приподняла ее.
- Марика! - выдохнула она в темноту. - Марика, ты здесь? Это я, тетя Гала. Не бойся.

Ответом ей было молчание. Приподняв подол длинной юбки, Галина поставила ноги на приступок и спрыгнула в погреб. Снова позвала девочку, согнувшись, и сделав несколько шагов вперед. И вдруг, откуда-то из дальнего угла к ней метнулась маленькая фигурка и, всхлипывая обняла ее за ноги.
- Тетя Гала... - шептала девочка, судорожно прижимаясь к ней. - Забери меня отсюда. Где мама? Я к мамочке хочу.

Галина обняла Марику, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

- Пойдем. Пойдем, милая... - прошептала она, обняв девочку и помогая ей вылезти наверх. И хотя, наверху, она сразу же закрыла ей ладонью глаза, Марика успела увидеть тела родителей, неподвижно лежавшие на полу. И темную лужу крови под ними. Кровь была и на стене, и на постели. По всей комнате. Как часто потом это снилось ей во сне, повторяясь снова и снова...


Галина Ляшенко взяла осиротевшую Марику к себе, выдав за свою племянницу. Она очень рисковала. Ведь с украинцами, так или иначе помогавшим полякам, националисты поступали не менее жестоко. А, может, и более.
Мария Ковальская до сих пор со слезами благодарности вспоминает их украинскую соседку, спасшую ей жизнь. До окончания войны она так и жила в семье Галины.
Только звали ее теперь Мария. Также девочке строго-настрого было запрещено вспоминать о своих погибших родителях и брате, чтобы не расправились националисты.
Уже после войны, в 46-ом году, за Марикой приехала ее родная тетка, сестра отца, жившая в Кракове. Она разыскала ее и увезла девочку с собой.
С тех пор Мария Ковальская и жила в Польше. Вышла замуж, но оставила свою прежнюю фамилию в память о родителях. Единственную дочь назвала Катериной, в честь погибшей матери.


***


Пожилая женщина тяжело вздохнула и потерла ладонью виски. В это раннее утро она вновь пережила всю эту страшную историю из своего детства.
Она уже знала, что это останется с ней навсегда. Как и икона с ангелом в треснувшей деревянной раме, которую она сохранила с тех самых времен.
Сейчас эта икона стояла у нее в комнате на прикроватной тумбочке.

- Бабушка, ну зачем тебе эта некрасивая икона? - как-то спросила ее внучка Ева, проведя пальчиком по лицу ангела и облупившейся краске. - Она же поломанная. И старая уже. Давай мы с мамой купим тебе новую, с яркими камнями.
- Нет, милая, - улыбнулась пожилая женщина. - Я не променяю ее даже на сотню новых.
- Но почему? - внучка подняла на нее удивленные карие глаза.
- Потому что это память.
- Как это? - удивилась Ева. - Не понимаю.
- Когда подрастешь немного, я все-все тебе расскажу, - пообещала Мария Ковальская, погладив внучку по голове. - И ты меня обязательно поймешь.