16. Предатель

Проснулся Пашка резко, как от удара. Ему показалось, что спал он всего минут десять, но когда посмотрел на часы, увидел, что уже полдесятого утра.

Голова нещадно болела. Пашка с трудом сел на кровати. И сразу же, вспомнив что-то очень важное, сунул руку в карман. Пропуска были на месте. Это придало ему сил. Вытащив карточку Елены, Пашка долго вгляделся в нежный овал лица, в её лучистые глаза.

- Уже совсем скоро, Леночка, - прошептал он и бережно положил фото обратно в карман.

Встав с кровати, он подошёл к висевшему в углу зеркалу. На него смотрел нахмуренный, заросший парень. Пашка вгляделся в своё отражение... провёл рукой по небритой щеке. На какой-то миг он подумал, что в зеркале отражается не он, а какой-то совсем другой, незнакомый ему человек. А тот - он прежний, уже давно умер. В какой-то степени так оно и было...

Слишком много всего прошло с тех пор, как он уехал из родной деревни. За эти полгода. Слишком многое стало иным, и в первую очередь - он сам.

"Я убивал, - подумал Пашка. - Трех человек уже убил. Я - убийца"

На какой-то миг в сознании отчетливо всплыли слова, слышанные им не раз от Грановского. Про врагов революции, которых он сравнивал с крысами и тараканами. И о том, что они, чекисты, делают благое дело ради всеобщего счастья и будущей счастливой жизни. Очищают новое социалистическое общество.

"А когда-то ведь я верил всему этому, - подумал Пашка, сев на табурет и рассеянно проводя рукой по лбу. - Да и Грановский, похоже, верит. Он говорил об этом с такой убежденностью. Но только... почему он думает, что он прав? Что они все правы? А благое дело... чего тогда стоит оно, если его вершат такие, как Фома?"

- Нет, - тихо прошептал Пашка. - Не правы они. Нельзя строить счастье на убийствах и смертях. Нельзя.

Он наскоро умылся, плеснув в лицо холодной воды из ковшика. Затем побрился и опять подумал про Елену и о том, что скоро её увидит. На сердце было тягостно и тревожно, но тревогу эту заслонила собой радость. Когда он представил её большие глаза, светлые волосы, нежную улыбку, которую он видел, правда, всего лишь пару раз.

***

Во дворе он столкнулся с Завьяловым.

- Ну что, паря, жив? - как-то ехидно усмехнулся Антон, дымя самокруткой. - Смотри-ка, побрился даже.

- Ну... да, - Пашка кивнул

- Посидели то хорошо, вчера, а? - голос Завьялова был вполне доброжелательным, но глаза его почему-то прищурились.

- Шутишь что ли? - Пашка махнул рукой, - не рад я, что с Фомой связался. Башка до сих пор, как чугунная.

- Не привыкший ты пить ещё, - усмехнулся Завьялов, - а Фома... - он на мгновение замолчал, сплюнув себе под ноги, - Фому я сегодня с утреца уже видел. Кстати, он просил тебя зайти к нему в кабинет. Он сейчас там.

- Меня? - переспросил Пашка.

Сердце упало куда-то вниз. Он подумал, что Фомину уже всё известно. И о пропавших пропусках. И вообще, обо всех его, Пашкиных планах.

- Ну да, тебя, - Завьялов посмотрел на него с легким недоумением. - Эге, чего ты побледнел-то? Или Фому так боишься?

Антон опять усмехнулся: - Ну так сам виноват. Сам эти посиделки с ним устроил, а что теперь уж...

- Ладно, Антоха, - Пашка примирительно дотронулся до плеча Завьялова. - Спасибо, что передал.

- Ну давай, удачи, - протянул ему в спину Антон.

Фомин, как ни странно, выглядел довольно бодрым, даже оживленным. Только лицо было, пожалуй, бледнее обычного. И под глазами темнели круги.

Он царственным жестом кивнул Пашке, сказав присаживаться. У входной двери стоял ещё один чекист, Корнеенко. Пашка почти не общался с ним, знал только, что Глеб Корнеенко почти год воевал в Красной армии, был ранен в руку. А потом вот, оказался в ЧК. Как и почему так получилось - Пашка не спрашивал. Корнеенко тоже слегка кивнул Пашке, продолжая стоять у входной двери.

Фомин некоторое время молчал, и Пашка почувствовал, что ещё немного, и он сам сорвётся. Напряжение росло. Фомин быстро забарабанил длинными пальцами по столу. Видимо, это был его любимый жест. Пашка кашлянул, стараясь изо всех сил выглядеть спокойно и не обращать внимание на поползший вдоль позвоночника противный липкий холодок. Холодок страха...

- Понравился ты мне, Павло, - вдруг выдал Фомин, и на его губах появилась улыбка. - Есть в тебе что-то... что-то такое, настоящее.

Пашка перевел взгляд за зарешеченное окно, лихорадочно думая, что всё это может означать. Искренне ли говорит Фомин или это своеобразное издевательство перед тем, как он выложит Пашке всё - и о пропавших пропусках и...

- Хороший ты парень, - продолжал Фомин, - не испорченный ещё жизнью.

- Да ладно вам, Сергей Иванович, - буркнул Пашка.

- Я знаю, что говорю, - усмехнулся Фомин. - Хочу тебе подарочек сделать. Увольнительную до завтрашнего вечера. Хочешь, сходи в город прогуляйся. Делами своими займись. Или может ещё куда соберешься. Или к кому. Есть у тебя баба-то?

Он усмехнулся. А Пашка, несмотря на радость от того, что о пропусках Фомину скорее всего ещё ничего не известно, почувствовал знакомую тошноту.

Слово "баба" в устах Фомина прозвучало как-то особенно цинично. Пашка вспомнил почему-то о несчастной генеральской дочке, к которой накануне предлагал пойти Фомин. И о том, что с ней теперь. Сердце сдавила жалость.

Фомин заинтересованно смотрел Пашке в глаза, ожидая ответа.

- Да, есть, - тихо сказал Пашка.

- Ну вот и славно. Свободен будешь сегодня после двух и завтра до десяти вечера. Понятно, Павло?

- Да, - Пашка кивнул, - спасибо вам, Сергей Иванович.

- Да не за что. Подарочек тебе, - Фомин закашлялся и жадно отпил воды из графина. Прямо из горлышка.

Корнеенко, стоявший у двери, молча слушал их разговор. И Пашка с тревогой подумал, зачем он здесь. Фомин перехватил Пашкин взгляд, направленный на Корнеенко.

- Увольнительная у тебя с двух часов, Павло - проговорил он. - Сейчас одиннадцать. Ещё немного поработаешь.

- Слушаюсь, Сергей Иванович, - ответил Пашка. - Что за работа?

- Допрос, - бросил ему Фомин.

И хотя Пашка понимал, что придется всего лишь присутствовать на допросе кого-то из заключенных, по его спине опять пробежал холодок.

- Давай-ка, ступай с товарищем Корнеенко, - Фомин потер ладони, как будто согреваясь. - Приведете мне арестованного Мартынова.

Пашка встал, кивнув Фомину. И вместе с Корнеенко вышел из кабинета.

Владислав Мартынов был высокий худой человек, блондин. Глаза его тоже были совсем светлыми, навыкате и какими-то бесцветными. Сейчас они с испугом смотрели на развалившегося за столом Фомина. Пашка вместе с Корнеенко стояли у двери. Пашка пристальнее всмотрелся в Мартынова. Тот почувствовал его взгляд и обернулся. Пашка опустил глаза в пол. Почему-то он не мог выдержать взгляд Мартынова.

Фомин удостоверил личность арестованного - имя, фамилию, род занятий. Пашка узнал, что Мартынов в прошлом был банковским служащим. На данный момент уже больше месяца безработный.

- Та-ак, что тут у нас? - протянул Фомин, открывая какую-то папку и читая извлеченный из нее лист бумаги.

А дело-то не приятное, господин хороший, - он выпустил в лицо Мартынову струйку дыма, - донос на вас поступил.

- Д-даже не представляю, кто мог на меня донести, - заикаясь пробормотал Мартынов, - я н-никогда контрреволюционных настроений не высказывал. Полностью поддерживаю советскую власть и...

Он замолчал и поднес руку к воротнику, слегка ослабив его. Словно ему не хватало воздуха.

Фомин, ласково улыбаясь, пристально смотрел на Мартынова.

"Как удав на кролика", - вдруг подумал Пашка.

- Настроений-то, может и не высказывали, Владислав Савельевич, - всё с той же легкой улыбкой проговорил Фомин. - А вот в доносе значится, что вы от советской власти утаили крупную сумму денег наличных. И деньги-то ещё ладно. Но и драгоценности, золотые и серебряные вещи спрятали в тайнике.

- Бог мой! - воскликнул Мартынов, - какие же вещи! Откуда? Мы с женой в крайней нужде. Больше месяца я без работы, все вещи, что были... да было то там всего сервиз, да пара статуэток золотых, передали ещё полгода назад советской власти. Сами отнесли и сдали. Не понимаю, о чём вы...

От волнения его лицо сильно покраснело.

Фомин слушал слова арестованного всё также, снисходительно улыбаясь и скрестив пальцы под подбородком.

- Что же по вашему, - наконец проговорил Фома, - что советская власть просто так будет поклёпы на вас возводить?

- Кто написал донос? - тихо спросил Мартынов, опустив голову.

- Ну кто конкретно, я вам ответить не могу, - ответил Фомин, - скажу только, что это дама...

- Кажется, я начинаю догадываться, - проговорил после минутной паузы несчастный арестованный, - это Дарья, больше некому...

- Ну так что же? - вдруг, приподнявшись, крикнул ему в лицо Фомин.

Пашка даже вздрогнул от такой резкой перемены его тона. Из вполне доброжелательного он стал пронзительным и злобным.

- Что же, Мартынов? Куда вы спрятали вышеозначенные вещи? Ну?!

Мартынов молчал, разглядывая гладкую чёрную поверхность стола.