01. Виталькины каникулы
Выкладываю свой старый рассказ после доработки с исправлением ошибок и пожеланий читателей. Вы его помните под названием Старуха. Хотелось бы узнать ваше мнение уважаемые авторы.
"...душа человеческая хоть в какую тьму сгинет, но хоть капля света в ней да останется. И эта малость, она всегда надеждою человека одаривает...."
***
“Сегодня прохладно," — подумала старуха, осматривая подворье. Было раннее утро, и солнечные лучи ещё не коснулись крыш редких домов на хуторе, а в воздухе держалась ночная свежесть. Взгляд старухи остановился на дырявой собачьей будке, в дальнем углу которой блестели глаза перепуганного Шарика. "Вот же псина вредная, опять прячется. С чего бы?" — подумала раздражённо и положила в собачью мисочку немного холодной каши, остатки её вчерашнего ужина. Покряхтывая, вошла в сарайчик. Боялись её и куры – сбились в стайку и, пока зерно сыпала, неподвижно ждали под стенкой.
***
Для жителей хутора старуха всегда была старой. Сверстниц у неё не осталось, а последующие поколения молодой её никогда не видели. Поговаривают, что она ведьма и все напасти: то ли со скотиной, то ли болезни хуторян — её рук дело. Даже древний дед Михей, в свои девяносто, сызмальства помнил её старой и всегда рассказывал о ней жуткие истории. Будто бы она в полнолуние превращается в злобную волчицу и всю ночь кружит вокруг хутора, высматривая загулявшую курицу или другую живность. Но на людей не нападала. В такие ночи все собаки хутора лаяли в сторону леса, а кошки не выходили на охоту, сидели по домам и напряжённо всматривались в ночь за окном.
Деду не особо и верили, любит он сочинять истории и выпить не дурак, а мало ли чего по пьянке привидится. Однако на хуторе и в самом деле происходили странные события. Постоянно дохла скотина: то в одном, то в другом хозяйстве. И что любопытно, замечали, что накануне старуху видели рядом с этим двором.
Кто-то верил этому, а кто-то нет, уж очень невероятным казалось существование ведьмы в век телевидения и полетов в космос.
Старуха, справившись по хозяйству, тяжело вздохнула и, прихрамывая, зашла в дом. Половицы отозвались натужным скрипом, и в этом угадывалась безнадёга усталого дома, который давно рассохся и ушёл в землю, да так, что с улицы в окошко заглянуть — только наклонившись. С трудом открыла дверь сеней. Тяжёлая, почерневшая от времени, она цеплялась за худой дощатый пол и открывалась с неприятным скрипом давно не смазанных петель.
Дом крошечный, в одну комнату, с печью, полатями да столом с лавками в противоположном углу. А вот икон не было. Но было чисто и опрятно. Старуха любила порядок. Пол чисто вымыт, стены побелены, под сволоками висят вязанки с луком и чесноком, а вокруг печки — небольшие веники сушёного разнотравья.
Справа у входа на стене – большое старое зеркало в резной массивной раме. Что-то в нем было пугающее, и редкий гость старухи, последний из которых лет двадцать тому как посещал её по мелкому и давно забытому поводу, смотрел в это зеркало, и страх сковывал его. Казалось, там, глубоко, за спиной отражения, угадывался чужой устрашающий мир. Трудно понять: то ли в самом зеркале эта странность, то ли у наблюдателя за спиной.
Старуха остановилась у зеркала. Взгляд выхватил сгорбленный силуэт. Тёмный бязевый платок, потерявший от времени первичную окраску, скрывал седые редкие волосы. Морщинистая жёлтая кожа лица, пергаментом обтянувшая скулы, была разорвана линией рта, давно потерявшего припухлость губ.
Глаза выцветшие. Кровь уже не грела одряхлевшее тело, и даже в эту тёплую пору старуха укутывалась в две шерстяные кофты и толстый махровый халат. Дополнял наряд облезлый пуховый платок, подпоясывающий поясницу. Передвигалась, согнувшись и опираясь на прочную палку. Тысячи раз старуха видела свое отражение, но слабость зрения не мешала ей увидеть себя такой же, как и много лет назад.
Вздохнула, села на скамью у стенки и впала в забытьё.
***
Яркие образы далёкого прошлого нахлынули волной. Она, юная и лёгкая как ветер, напевает что-то весёлое и собирает цветы на лугу возле леса. Солнце прогрело землю, и босым ногам приятно в теплой траве. Она ещё хранит утреннюю росу и щекочет стопы. Тело лёгкое, как облако, и взгляд Гриши будоражит, рождает радостные мысли. Сегодня к вечеру придут от него сваты! Легко перепрыгивает засохший ручей и понимает, что он любуется её телом, её движениями. Ласковый ветер теребит волосы, и она, как июньская бабочка, порхает лугом.
***
В этот же жаркий июньский день, разгоняя ветер по окружающим полям, неслась с пыльного, задыхающегося выхлопами машин и дымом ещё работающих заводов города, наполненная разным людом утренняя электричка. В одном из вагонов, прижавшись щекой к окну, c восторгом смотрел на летящие мимо поля Виталька. Он так давно ждал этой поездки. Наступили каникулы, и они с мамой едут к бабушке. Несколько лет назад, ещё маленьким, он уже был там, но тогда дальше двора его не выпускали. А сейчас он взрослый, окончил пятый класс, и делать будет что захочет: хоть в лесу малину есть, хоть в озере купаться. Главное теперь никаких детских лагерей с их дурацкими порядками и расписаниями! В этом году ему удалось уговорить маму отвезти его к бабушке на все лето, вместо лагеря.
Ехать недолго, всего-то три часа электричкой и ещё час автобусом. И всю дорогу Виталька восторженно рассказывал о своих планах, не обращая внимания на соседей. Мама только улыбалась и ерошила его торчащие вихры. И вот они уже в автобусе едут лесной дорогой, где вековые сосны замкнули анфиладу из крон у самого неба. «А вон за той берёзовой рощей прячется наш хутор», ― шепнула мама. И мальчик во все глаза впитывал окружающий лес и молодую берёзовую рощу.
Бабушка встретила их у калитки. Долго о чем-то говорила с мамой, но Виталька уже сорвался и мотался по двору, забегая то в сад, то в огород. Радости не было предела. Столько всего интересного! Особенно заинтересовал старый бревенчатый сарай, заполненный разными загадочными вещами. Почти до самого вечера увлечённо рылся в нем, прерываясь восторженными криками при очередной находке.
Мама через пару дней уехала, и Виталька, изучив участок, вышел за ворота на сельскую улицу. Хутор небольшой, всего три улочки, перпендикулярно уходящие от центральной. Лес окружил его и постепенно приближался, заглядывая в окна заброшенных изб. Бабушка наказывала не ходить в конец улочки — там живёт злая старуха. Её все сторонятся. Ведьма она. Но любопытство оказалось сильнее, и несмотря на предупреждение ноги сами несли его к дому, где жила загадочная колдунья. Ему страсть как хотелось увидеть живую настоящую ведьму и, предвкушая удивление и зависть городских пацанов во дворе, ускорил шаг. Улица почти необитаема, и кроме бабушки на ней жила пожилая семья как раз напротив, а дальше, у самого леса — дом старухи.
А вот и забор последней усадьбы. Дом старый, с покосившимися стенами и почерневшим шифером, отличался от всех хуторских заброшенностью и упадком, и было в нём что-то, вызывающее тревогу и давно позабытый детский страх от историй про злых ведьм и колдунов. Казалось, что темные провалы маленьких окон настороженно наблюдают за прохожими. А серые, летящие над домом облака создавали иллюзию парящего в небе ведьмовского пристанища шабашей, преследующего неосторожных смельчаков, посмевших посягнуть на секреты тайной магии. Виталька передёрнул плечами от таких мыслей. Уверенность вдруг сменилась беспокойством. Стало страшно. Сердце громко стучало где-то под горлом. Ладони вспотели и слегка дрожали. Сердито сунул их в карманы брюк: "Подумаешь ведьма", прижал лицо между штакетин и с интересом стал разглядывать двор.
***
Что-то насторожило старуху. Поднялась, покряхтывая, и цепко зацепила взглядом подворье через окошко. Лицо напряглось, а во взгляде появилось нечто хищное и жесткое. Она вдруг преобразилась, куда подевались её дряхлость и немощь, стала похожей на старую жилистую ворону, готовую к внезапному броску на жертву. Она уже её чуяла. На цыпочках, пружинистой, почти невесомой походкой, скользнула в сени, при этом дверь даже не скрипнула. Приоткрыв щёлку во двор, несколько минут втягивала в себя воздух и наконец учуяла. Хищная улыбка в свете полуденного солнца показывала решимость к действию и предвкушение охоты. Взгляд выхватил любопытные глаза в просветах штакетника. Медленно, плавными движениями переместилась во двор, но не подала виду, что заметила чужака. Не торопясь, опираясь на палку и нарочито тяжело шаркая, зашла за угол дома.
***
Виталька, потеряв её из виду, терпеливо ожидал, когда покажется обратно. Но старухи не было. Внезапно заметил, как по ту сторону забора мелькнула неясная тень, и в тот же миг перед его лицом оказались злые глаза и скрюченный нос ведьмы. Виталик оцепенел, не мог двигаться, не мог кричать, а только открытым ртом беззвучно хватал воздух. Старуха угрожающе захрипела, и он, отшатнувшись, зацепился пяткой за торчащий корень и шлёпнулся на землю. В ужасе, загребая руками, лихорадочно отползал; наконец перевернулся, вскочил на ноги и побежал. Страх придавал сил и он мчался с небывалой для себя прытью. И только возле бабушкиных ворот опомнился. Оглянулся. Никого. Отряхнул штаны и попытался унять дрожь в теле. Долго не мог восстановить дыхание: "Ух ты, зараза такая. Фигушки ты меня поймаешь. Я тебя все равно выслежу." И немного успокоившись: "Вот ты какая... Ведьма". Страха уже не было. Виталька гордился собой.
Посидел какое-то время на лавочке и вошёл во двор. Бабушке решил ничего не говорить, а то ещё отправит обратно в город. Безропотно попил козьего молока и рано лёг спать. Долго не засыпал. Думал о ведьме. Ему хотелось вернуться. С этими мыслями уснул.
***
На дворе стемнело, старуха закрыла кур в сарае, строго посмотрела на Шарика и пошла в дом. Свет не зажигала, а только небольшую свечку в гранёном стаканчике. Комната погрузилась в темноту, и только островок, освещенный пламенем свечи на краю стола, угадывался в зеркале странными очертаниями её силуэта. Не мигая, застыла взглядом на отражении и опять погрузилась в прошлое.
Они с Гришей в саду, собирают яблоки, рядом их сын, Ваня, тащит корзину. Он хоть и маленький, но сильный, старается им помочь. Сквозь листву яблонь лучи солнца играют на их лицах. Им так хорошо!
Поверхность зеркала внезапно помутнела. За стеклом появился лес.
***
Ночь поглотила хутор. Звёздами сверкал небесный купол, а полная луна освещала лесные усадьбы загадочным светом. Хутор уснул. Почти. Не спалось деду Михею. Его часто мучили бессонные ночи. Особенно в полнолуние. Покашливая и покряхтывая, сполз с печки, надел тапки и, присев у стола, открыл мешочек с самосадом. Свернул с заранее заготовленной газеты самокрутку. Подумал немного и решил в доме не дымить, вышел во двор. Ночь тёплая, звёзды слепят, луна глаз радует: "Но спать, зараза, не даёт." И, предвкушая удовольствие, чиркнул спичкой, прикурил самокрутку. Домашний табак приятно зашёл в лёгкие, и дед с наслаждением выдохнул густую струю ароматного дыма. Покуривая, с опаской посматривал на дальний край огорода, примыкающего к лесу. Заборов у него не было, и забредал к нему иногда зверь лесной: лисицы, косули, зайцы. А вот в такие, лунные ночи, замечал горящие глаза между деревьями. Иногда зверь выходил из темноты, и в тусклом свете луны можно было узнать тёмные очертания волка, вернее волчицы. Ранее, в молодые годы, Михей часто на охоту с отцом на волков ходил, так что отличить волка от волчицы мог легко.
Вот и сегодня, беспокоило его что-то, чувствовал на себе чужой, враждебный взгляд со стороны леса. "А может кажется," — прищурил глаза от дыма. И вдруг увидел! В конце участка, где начинался подлесок — два горящих огонька. И даже с такого расстояния почувствовал в них угрозу. Это она, ведьма, сразу догадался он. "Мать твою, опять оборотень!" — беззвучно прошептал и медленно попятился к двери. Но огни, так же внезапно, исчезли. Подождал немного, всматриваясь в темноту леса, плюнул. "Привиделось," — облегчённо сказал вслух и, толкнув дверь, на всякий случай пятясь, спиной, и не отрывая взгляд от леса, пошёл досыпать.
***
Влажная земля приятной свежестью отдавала в лапы, избыток энергии требовал движения, и волчица мощными прыжками мчалась в лес. Тянула её к людям неприязнь, вот так иногда она приходила и с опушки наблюдала за ними, тихонько рычала, а потом уходила в лес. Там её стая. И в этот раз она как бы выполняла давний ритуал, порычала немного и ушла. Ночь — время охоты. Погоня за дичью омолаживала кровь, а страх и отчаяние жертвы пьянили её. Но прежде ей нужно на болото.
Стволы деревьев мелькали тёмными тенями, и она уверенно углублялась в лес. Он уже ждёт. И вот она, лесная прогалина с мелким кустарником и одинокими молодыми берёзками. Это и было болото. Волчица остановилась и начала негромко выть. Как будто кого-то звала. И правда, из дымки бледно-серого тумана появился мальчик лет шести. Шёл к ней и радостно улыбался.
— Хорошо, что ты пришла. Я так ждал тебя. Скучно мне одному. Играть не с кем. Опять приходил папа, звал к себе. Но я не иду, к маме хочу.
В ответ волчица радостно скулила, прижимала морду к земле и виляла по собачьи хвостом. Мальчик попробовал погладить её, но рука прошла сквозь волчицу.
— Ну вот, опять ты ненастоящая. А я так хотел тебя погладить.
Волчица начала играть с ним, отбегала на несколько метров, как будто звала за собой, и опять возвращалась. Он громко смеялся и пытался её догнать. Было видно, что она хотела увести мальчика с болота, но как только они подходили к крайним деревьям леса, он будто что-то вспоминал и убегал обратно.
Эта игра продолжалась долго. Когда луна прошла почти половину неба, на опушку вышла стая волков, волчица увидела их, замешкалась и опять пыталась увлечь мальчика. Но мальчик уже потерял интерес к игре:
— Ладно, иди к своим, а мне нельзя уходить, я же говорил тебе, маму жду. Иди к своим волкам. Вон как воют, тебя ждут.
Волчица как будто поняла его слова — помчалась к опушке леса. Мальчик вздохнул, проводил её взглядом, отвернулся,
плечи опустились, весь сгорбился, сник и растворился в тумане.
А у кромки болота волчицу встречала стая.
***
На несколько дней Виталька позабыл о старухе. Пришло грибное время. Каждое утро бабушка будила его на рассвете, приговаривала: "Грибок поутру не прячется, прохладой ночной бавится, росой умывается, Витальку ждёт. А днём от солнышка павшим листом укроется и в мох зароется, грибникам не покажется."
Витальке нравились прибаутки бабушки, да и грибы собирать тоже. И потому просыпался легко, улыбался и бежал за корзинами в сарай.
Он уже много знал о грибах. О том, что маслята молодняк сосновый любят, солнцем прогретый. А белый благородный, только сосны зрелые вековые, мхом поросшие, и опушки лесные, травами укрытые.
Выходили очень рано, с восходом солнца. Виталька первый раз увидел лес на рассвете, когда на тропинках ещё темно и только высоко в кроне верхушек сосен играли рассветные лучи солнца. Далеко в лес не ходили, грибов много, и незачем по всему лесу бродить, и в час-два успевали набрать по полной корзине. Бабушка уставала, часто садилась отдохнуть и рассказать одну из своих историй. Виталька же нетерпеливо перебивал и всё про старуху спрашивал. Но бабушка отнекивалась.
— Не нужно о ней ничего знать, — раздражённо отвечала.
— Но ведь она одна, — настаивал Виталька, — может и злая оттого, что у неё никого нет.
— Давняя это история, — наконец-то решилась бабушка, — Рассказывала мне мамка моя, прабабушка твоя, стало быть, что жила у нас на хуторе семья, пришлые они. И дочка их все время в лесу гуляла, песни пела. Замуж тут за хуторского вышла, дитё ему родила, мальчика. Да потом война, и сгинул муж, не вернулся. Вот и жили они с сыном. Однажды пропал он в лесу. Вся деревня искала, найти никак не могли. С грибниками в лесу был, да потеряли они его и сколько ни звали — не отозвался. Только к ночи воротились на хутор, и к ней. В отчаянии она была. В ночь опять искали, а утром собрались у её дома, а нет её, только к вечеру возле болот нашли, потерянная была и на хутор идти не хотела. Силком тащили, а она опять в лес. Так неделю и возвращали её, и сына искали. Не нашли. А она другой стала, не узнать: замкнулась, разговаривать перестала и сельчан сторонилась.
Обида у неё на людей. Винит всех, что сыночка потеряли. И все ждёт его.
— А мне её жалко, — вздохнул Виталька, — вот у тебя и я есть, и мама, а у неё никого.
— Ладно, внучек, нам-то чего горевать? Давно это было. Вот только долго живёт она, ей, поди уже, лет полтораста, не менее. И говорят, что с нечистой силой сошлась. В церковь ходить перестала. А нечисть ей силу тёмную дала, вот она ведьмой и стала. Дед Михей говорит, что она даже волком обернуться может. Пойдём домой, солнце вон уже где, а мне ещё козу доить.
Витальке хотелось ещё про старуху послушать, он с неохотой поднялся и пошёл вслед за бабушкой.
***
Как-то в один из дней, когда Виталька искал землянику на опушке леса в окрестностях хутора, он увидел, как по лесной тропинке, согнувшись под тяжестью вязанки сухих веток за плечами, медленно шла старуха. Наклонившись почти к самой земле, слегка покачиваясь, несла свою ношу в сторону хутора. Пройдя десяток шагов, она останавливалась, стояла пару минут, отдыхала и опять продолжала свой путь в очередные десять шагов. А вскоре и вовсе остановилась и сбросила вязанку на землю, присела на поваленную бурей сосну. Тяжело дышала и смотрела отстраненно перед собой. Витальке стало вдруг тоскливо. Осторожно подошёл и присел рядом:
– Вам помочь, бабушка?
Старуха повернулась. Казалось, ее глаза смотрят мимо него. «Может, слепая», ― подумал Виталька. Старуха к чему-то прислушалась и тихонько прошептала:
– Ваня…
― Виталька я.
― Да? А мне показалось Ваня, сыночек мой, ― продолжала смотреть сквозь него старуха, ― а что, не боишься меня?
― Нет, вы не страшная. Я помочь могу. Давайте хворост отнесу.
― Ты на Ваню похож. Ладно, помоги. Старая я, тяжко мне.
― Бабушка, а давайте я помогать буду. Вы только скажите, что нужно. Взвалил на плечи хворост и бодрым шагом направился к хутору. Старуха поковыляла следом. Шли молча. Виталька мечтал, как расскажет пацанам во дворе, что сдружился с ведьмой, и эти мысли поднимали ему настроение. А на лице старухи впервые за многие годы появилась улыбка. Во дворе их встретил Шарик. Вилял хвостом, обнюхал Витальку, но от старухи держался подальше. Ему явно понравился необычный гость. Виталька же сбросил вязанку и с удовольствием погладил пса. Приветливость пса явно не понравилась старухе, строго шикнула, и пес в секунду исчез в будке. ― Спасибо, внучек, пойдем я тебя отваром напою.
Виталька нерешительно двинул плечами, было боязно, но любопытство пересилило, и он вошёл в дом. Отвар был вкусным, с ароматом полевых цветов.
― А что это у вас зеркало такое большое? И рама красивая, ― отхлебывая горячий отвар, спросил Виталька.
― Гриша, муж мой, принес. Уж и не знаю, где он его раздобыл.
― Мрачное оно у вас, и отражение в нем странное, не такое, как должно быть, ― продолжал он разглядывать зеркало.
― А я и не смотрю в него, плохо вижу. Будет тебе мусолить его. Висит, значит надо. Ишь, любопытный какой. Попил чаю, и давай на выход, ― непонятно чего, старуха начала нервничать.
― Да, ладно вам, и не интересно мне Ваше зеркало. Может ещё чем помочь?
― Да чего там помогать, сама управлюсь. Вот и Ваня у меня такой был. Все спрашивал, чего помочь, ― успокоилась старуха, ― ты заходи, если что, не надо за штакетом прятаться.
― Хорошо, ― обрадовался Виталька, с трудом открыл тяжёлую дверь в сени: «Как её бабуля тягает?» ― и вышел на улицу. Услужливый Шарик крутился рядом, вилял хвостом. И довольный Виталька побежал домой.
***
Вишня была старой и своими огромными густыми ветвями покрывала почти половину сада. И где-то в глубине этой лиственно-ягодной мозаики, пронизанной полуденным солнцем, наслаждался ягодами Виталька. Вишню он обожал, крупная, кисло-сладкая на вкус, и есть её нужно было только вот так — с дерева. Это правило он усвоил сразу, как только попробовал свежесорванную ягоду и сравнил с полежавшей полдня в ведре. И сразу понял, что в свежей ягоде сладость мякоти преобладала над кислинкой, и есть её можно было сколько хочешь. Иногда даже просиживал на дереве несколько часов, поедая ягоды, но ни разу чувства пресыщения не испытывал. А вот если вишню сорвать и дать ей полежать час-другой, то вкус её менялся на кислый, и съесть ее много никак не получится. Он как-то съел с полкило и не захотел больше — кислая. Это знал любой деревенский, а Виталька только сейчас для себя открыл это необычное свойство ягод.
— Виталька, автолавка приехала, а у нас масла на донышке. Сбегай, миленький. Заодно и погуляешь, хуторских повидаешь, — позвала бабушка. Она стояла под деревом и, приложив ладошку козырьком к глазам, пыталась высмотреть внучка на дереве.
— Ладно, бабуль, я быстро, — с радостью согласился Виталька и в спешке запихнул в рот сразу горсть ягод. Быстро спустился с дерева и вмиг уже бежал по улочке к центральной площади хутора. Обычно там на автобусной остановке и останавливалась продуктовая автолавка с нехитрым выбором продуктов: хлеб, соль, сахар, колбаса вареная, консервы, папиросы, ну и ещё по мелочи.
***
У автолавки уже собрались хуторяне, кто купить чего, а кто и просто поболтать, повидать кого. Хутор уважал уединение, и его немногочисленные жители по гостям ходили редко; да и на улицу выходили только по важному делу. А тут повод более чем весомый, и хуторяне, скупив кому чего надо, не торопились расходиться, с охотой обсуждали новости или слушали байки деда Михея. Удел вымирающего посёлка — увидеться, поговорить толком, так это только на похоронах, а свадеб и прочих праздников уже давно не было. И потому приезд автолавки, три раза в неделю, был событием хоть и менее значимым, чем похороны, но и нужным, дабы сельчанам не ощущать себя в полном забвении. Молодёжи на хуторе почти не было, а старикам больше по нраву самим побыть, с ветром поговорить, шум листвы послушать.
Виталька выбежал на площадь и увидел, как в тени акаций дед Михей собрал возле себя небольшую компанию любителей послушать его байки и что-то им увлеченно рассказывал. Донеслось несколько обрывочных фраз об оборотне и ведьме. Дед увлекся и смешно гримасничал, делая страшные глаза. Слушатели охали и испуганно оглядывались.
Продавщица выдала Витальке масло. Он постоял, раздумывая, ждать ли Лёху. Недавно с ним познакомились на речке. Решил подождать и послушать деда Михея. Дед, похоже, подошёл к самому интересному. Гордо посматривая на хуторян, продолжил:
— В ту ночь луна была полная, светло как днем, не спалось мне, вот я и вышел покурить. Вдруг вижу — на моем огороде старуха наша, ведьма, волчком крутится и воет муторно так. У-у-у-у.
Издал тонкий вой дед, присев на корточки. Мужики шарахнулись от него в испуге, а стоявшая рядом бабка вскрикнула и перекрестилась. А дед поднялся и шепотом продолжил:
— И тут я вижу что нету ведьмы, а вместо неё, волчком, огромная волчица!
И как прыгнет на меня! Да куда ей, я в сенях укрылся и в щёлку вижу, как она вокруг дома рыщет, меня ищет, зараза. Во как!
— И что дальше-то было? — кто-то из толпы.
Дел вдруг онемел и испуганно посмотрел на дорогу. Все обернулись, умолкли. По улице приближалась старуха. Шла скрючившись, опираясь на прочную палку, склонив голову. Поравнялась с застывшей компанией и резко подняла голову, выискала взглядом Михея, застыла. Глаза её сузились, превратились в жёсткие щели, тело окаменело. Казалось, даже ветер утих, только неприятное жужжание слепня над Виталькиной головой. Все застыли. А Михей вдруг схватился за живот и тихонько заскулил. Старуха не отрывала взгляд от стонущего деда и что-то тихо бормотала.
Виталька неожиданно для себя подбежал к старухе и быстро затараторил:
— Бабушка, бабушка, а давайте я вам сумку помогу домой нести.
Старуха медленно отвела взгляд от деда, лицо стало мягким, уголки губ опустились, она превратилась в прежнюю старую и слабую старушку.
— А, Ванечка. Ты это? — неожиданно заговорила тонким слабым голосом.
— Да нет же, Виталька я.
— Ах да, внучёк Катькин. Ну помоги. Мне хлеба купить да крупы какой, — и ещё раз глянула на деда, и во взгляде этом дед увидел себе приговор. Живот попустило, но теперь тяжесть непонятная наполнила его, и ноги ослабели, а коленки дрожать начали. "Ох смертушка моя близко, погубит меня ведьма проклятая" — забегали мысли Михея.
А старуха уже отвернулась и за Виталькой к автолавке пошла, опираясь на свою привычную для хуторян, палку. Виталька же нес её кошёлку и краем глаза видел, как обмяк и утих дед Михей и как быстро разошлись его слушатели. И сам он следом быстро скрылся в соседней улочке. Молчаливая очередь отошла и пропустила их к прилавку. Где-то мелькнули глаза удивленного Лёхи. И вот уже они со старухой идут к своей улице, провожаемые взглядами хуторян. Виталька оглянулся и подмигнул растерянному Лёхе.
А продолжение "Нелюдей" будет?
Да, как только соберусь, сейчас увлекся студенческой темой, рассказ о 70-х готовлю