Вологодский вор и мошенник Тимоха. 03. В Москве златоглавой

Приказ Новой чети заведовал доходами с кружечных дворов, которых за год набиралось аж до ста тысяч рублей, и судебными делами по тайной продаже вина и табака. Жена Тимофея Авдотья поначалу испугалась – а ну как муженек на новом месте опять загуляет. Однако Тимофей держался, к тому же быстро освоился с делами и пошел вверх: через три года получил чин подьячего и стал казначеем приказа с хорошим жалованьем. Купил дом, обзавелся связями, жена щеголяла в нарядах. Родились дети – сын и дочь, крестным отцом их стал сам дьяк приказа Шпилькин, а крестной матерью – жена второго дьяка. Не бросал Тимофей и занятия астрологией, выискивая подтверждение своего благородного происхождения и высокого назначения.

Но время шло и ничего не менялось. Тимофей заскучал, сдружился с подьячими, которые любили погулять, и те быстро втянули его в пьянство и игру. Столичный кутеж и размаха требовал столичного. Деньги, полученные от продажи вологодского имущества, потекли как вода, и тогда Тимоха научился пользоваться казенными деньгами, как своими собственными. Боясь, что откроется недостача, решил ее покрыть, продав купленный в долг у кума Шпилькина драгоценный убор для жены, но полученные за него деньги опять же пропил, а недовольную тем жену по пьяни поколотил. Просил денег у матери, к тому времени снова вышедшей замуж, но та показала шиш. Вот тогда-то ему и попался статейный список Дубровского и, прочитав его, Тимоха призадумался. Ему было понятно, почему всполошилось правительство царя Михаила, когда появился претендент на престол, называющий себя Шуйским, и он сказал: «Дело-то верное, если делать с умом! Но уж мы пойдем другим путем». Так что те, которые думают, что последние слова были впервые сказаны вождем мирового пролетариата, сильно ошибаются.

Решив бежать за границу, Тимофей поведал о том своему постоянному собутыльнику молодому подьячему приказа Новой чети Константину Конюховскому и тот, имея тоже немало долгов, порешил бежать вместе с ним. Заикнулся Тимофей и жене, а та и без того грозилась нажаловаться на него в приказ за пьянство и за побои, теперь же ответила, чтоб и не думал, а если уйдет, она о его злодейском умысле сразу расскажет кому следует. Увидев, что муж идет на нее, сжав кулаки, бросилась в кладовку и там закрылась. Тимоха взял кол и подпер дверь кладовки снаружи, потом подкрепил еще одним. Убедившись, что жене не выйти, взял детей и отвел их к другу – подьячему Разбойного приказа Ивану Пескову, сказав ему, что жена приболела. Когда вернулся было уже темно. Тимоха заготовил котомку с едой и положил за пазуху кошель с двумястами рублей, накануне приватизированных из казенных денег. Затем достал соломы со двора, обложил ею дом и поджёг. Спустя час весь дом был в огне, а еще час – и пожар перекинулся на всю улицу. Полыхало аж весь следующий день. Но Тимоха был уже далеко. По пути забрал Конюховского, и они вышли из Москвы на тульскую дорогу. Днем удалось нанять лошадей до Тулы, от Тулы по проселочным дорогам добирались до Новгорода-Северского, а оттуда шли к польской границе.

На лесной дороге повстречали купца на телеге, с трудом передвигаемой серой лошаденкой. Разговорились. Купец назвался Миклафом-поляком, торговал он в приграничных местечках Польши, Украины и России. Решили устраиваться на ночевку. Вместе ужинали, а во время ужина Тимоха выложил все запасенное в городе хлебное вино, которое позже называли водкой, и усердно угощал нового знакомого, а сам, к удивлению Конюховского, пил мало – только вид делал, да и товарища придерживал. Упившегося поляка уложили спать, взгромоздив на его же телегу; после этой процедуры Тимоха показал Константину кошель, набитый русскими рублями и польскими злотыми, и золотой браслет на своей руке. Тот только присвистнул. Пришлось, однако, дожидаться рассвета, чтобы не сойти с дороги и не заблудиться в темноте, но едва забрезжило, приятели, не взглянув на купца, по-прежнему спящего мертвецким сном, дали тягу.