Шум, жена и скатерть часть 09 (18+)

(продолжение)

-- Факты? – голова встряхивает причёской, отчего она приобретает растрёпанный вид. Внимательный верзила поправляет её молниеносным движением. – Я уже имел счастье оценить ваш главный факт, а именно шприц с отпечатками моего подзащитного. Надеюсь, вы не станете отрицать, что таких улик можно раздобыть десятки на любой больничной помойке. Хотя… Вы правы. Факты, действительно, есть.

Зал замирает в ожидании.

-- Но прежде чем обратиться к ним, я хотел бы уделить некоторое время оценке представленного обвинением мотива.

Он вопросительно смотрит на судью. Та глядит на часы и неохотно кивает.

-- Вы находите мотив в страхе моего подзащитного перед тем, что потерпевшая сообщит его супруге об их связи. В результате супруга подзащитного могла бы подать на развод, и он лишился бы значительной части своего состояния.

-- Вот именно. Почти всего состояния.

-- Согласно брачному контракту.

Молодец Николаевский. Грамотность не пропьёшь.

-- Да.

-- Давайте спросим супругу моего подзащитного, которая присутствует здесь. М-м… Стелла Станиславовна. Вы сообщили бы потерпевшему Шпагину о связи его жены с вашим мужем? Можете ответить с места.

-- Обязательно! -- Стелла разражается плачем.

-- Спасибо. -- Он оборачивается к судье. -- Вот видите. Потерпевшая рисковала ничуть не меньше, чем мой подзащитный. И десять раз подумала бы, прежде чем делать эту информацию достоянием гласности.

-- Ничего подобного. У неё имеется банковский счёт, на проценты с которого она могла бы существовать нисколько не хуже, чем в замужестве. И по их брачному контракту этот счёт оставался за ней без всяких условий. Тогда как подсудимый в случае развода и доказанного факта измены практически оставался на улице, лишаясь при этом и собственной клиники.

-- Что ж. Разрешите опросить потерпевшего.

Когда стоишь за кафедрой, одна из лампочек светит прямо в глаза. Интересно, они это специально устраивают?

-- Вы до убийства знали о связи вашей супруги с моим подзащитным?

-- Нет.

-- Простите, я забыл предупредить вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

-- Я знаю об этом.

-- Может быть, вы догадывались? Что-то в поведении супруги настораживало вас?

-- Нет.

-- Что ж. – Его светло-серые глаза смотрят спокойно и внимательно. – Говорят, что обманутый муж узнаёт всё последним… А этот счёт, которым владела ваша покойная супруга… Он составляет заметную часть вашего состояния?

-- Процентов десять. Он не делал никакой погоды в наших делах.

-- Понятно. Спасибо.

Ещё как понятно, куда вы клоните. Ну, что поделать! Служба у вас такая, Викентий Павлович. Нешто мы не понимаем!

Он откашливается.

-- Что ж, с анализом мотивов покончено. Хотя по-прежнему мотив, сформулированный обвинением, не представляется достаточным. Защита будет на этом настаивать. Но перейдём к фактам. Игорь Николаевич. Каков ваш размер обуви?

-- Сорок первый.

-- А у вашей покойной супруги?

-- Тридцать седьмой.

-- Разрешите вопрос свидетелю Кожаеву. Виталий Степанович. А каков ваш размер обуви?

-- Сорок третий. Но при чём здесь…

-- Вы когда-нибудь ходили по усадьбе Шпагиных с той стороны, на которую выходят окна спальни его покойной супруги?

-- Никогда в жизни. Что бы я там делал!

-- А вот следы, обнаруженные там, соответствуют как раз сорок третьему размеру. И ещё. Вам знакома эта вещь?

Помощник демонстрирует Виталию маленький пакетик.

-- Похожий брелок был у меня, -- задумчиво говорит он. – Но он… Потерялся.

-- Похожий или этот?

-- Похожий! – с нажимом говорит Виталий, и лицо его багровеет. – Я не пойму, чего вы хотите!

-- Я хочу, -- говорит Николаевский, обращаясь к суду, -- поинтересоваться, почему ни данные улики, ни следы не были изучены следствием надлежащим образом. Почему не была проверена обувь свидетеля Кожаева и членов его семьи. Почему ему не был предъявлен брелок и не заданы вопросы, касающиеся этой вещи. Не были проверены его связи, не изучена его биография. Спасибо, садитесь, – кивает он Виталию, который, судя по его зверскому виду, ещё чуть-чуть – и схлопотал бы пятнадцать суток.

Однако с каждой минутой всё интереснее.

-- У меня ещё вопрос к Татьяне Владимировне Камбулиной.

Татьяна подходит к кафедре.

-- В найденном на месте преступления шприце обнаружены остатки ядовитого вещества. Вот этого.

Молодой помощник подносит Татьяне бумагу.

-- По роду вашей деятельности вы имеете отношение к подобному веществу?

-- Да.

-- К подобному или именно к этому?

Она снова смотрит в бумагу.

-- Именно к этому.

-- В каком виде оно обычно используется?

-- В виде порошка.

-- А в виде жидкости?

-- Ну… Если растворить, то и в виде жидкости.

-- Можете ли вы что-нибудь пояснить по поводу того, как это вещество могло оказаться в данном шприце?

-- Понятия не имею.

-- Возможно ли вынести его за пределы предприятия?

-- Не знаю… Я работаю не в охране. Но по-моему, это невозможно. У нас очень строго.

-- Прямо-таки строго?

-- Ещё бы. Сильно действующее ядовитое вещество. Перед выходом на проходной всех очень тщательно обыскивают.

-- Спасибо. Вот видите: всех очень тщательно обыскивают, -- обращается он к суду. – А тем не менее, вещество оказывается не только за пределами предприятия, но и становится орудием преступления. Почему следствие не заинтересовалось тем, как это вещество могло просочиться через такую строгую охрану? Случайно ли, что именно это вещество фигурирует именно в этом преступлении? Вот сколько вопросов оставлено без ответа!

Николаевский обводит аудиторию взглядом триумфатора.

-- И ещё. Неужели уважаемый суд считает, что мой подзащитный, человек вполне здравомыслящий и рациональный, мог выбрать для совершения преступления такой неудачный момент? Ведь в этих обстоятельствах он неминуемо оказывался в самом центре круга подозреваемых.

-- Ну уж нет, -- возражает обвинение. – Расчёт как раз был неплох. Весьма вероятно, что след от укола остался бы незамеченным. А вскрытие, с которым в этом случае не стали бы спешить, через какие-нибудь сутки не показало бы ничего. Сердечный приступ! Если бы не бдительность врача скорой помощи, то скорее всего так бы и случилось.

-- Да-а, -- задумчиво тянет Николаевский. – Конечно, бдительность…
Он прикрывает глаза и словно улетает куда-то далеко-далеко…

-- У вас всё? – нетерпеливо осведомляется судья.

-- А?.. Нет! – голова Николаевского встрепенулась. – Я хотел бы вторично опросить свидетеля Кожаева.

Недовольный Виталий, отдуваясь, размещается за кафедрой.

-- Вы показали, что никогда не бывали на участке Шпагиных с той стороны, на которую выходят окна спальни потерпевшей Ирины.

-- Да.

-- У вас была возможность подумать, припомнить. Может быть, вы запамятовали? Ведь принадлежащий вам брелок, что был втоптан в землю…

-- Я не уверен, что это именно мой брелок.

-- Хорошо. В конце концов это действительно мог быть и не ваш, а просто такой же брелок. Но как на внешней стороне оконной рамы оказались отпечатки ваших пальцев?

-- Я уже говорил следователю: понятия не имею. По-моему, тут какая-то ошибка.

-- М-да, -- голова качнулась из стороны в сторону. – И тем более вы не смогли объяснить, как на сейфе, что стоит в спальне потерпевшей, оказались такие же отпечатки – причём как с внешней, так и с внутренней стороны.

-- Не смог. И сейчас не могу. – Лицо Виталия становится багровым.

-- Согласно протоколу осмотра, сейф открывали самодельным ключом, по крайней мере один раз. Зачем вы его открывали?

-- Я протестую! – басит прокурорша. – Это давление на свидетеля.

-- Очень жаль, что следствие не посчитало необходимым произвести обыск в доме… Данного свидетеля, -- продолжает адвокат. – В сейфе, как явствует из материалов дела, не было найдено никаких документов, имеющих отношение к Кожаеву.

-- Вот именно!

-- Но это не означает, что их не существует в природе.

В зале колодезная тишина. Николаевский берёт из рук помощника бумагу и поднимает над головой, демонстрируя суду.

-- Это расписка в том, что гражданин Кожаев Максим Витальевич должен весьма крупную сумму гражданину Агишеву Константину Петровичу. Указан срок возвращения долга, -- он смотрит на дату, – конец нынешнего месяца. Вам знаком гражданин Кожаев Максим Витальевич?

-- Да, -- отвечает Виталий. – Это… Мой сын.

-- А Константин Петрович Агишев, -- объявляет адвокат, обращаясь к суду, -- ныне покойный, -- это мой коллега. И ещё, -- он обводит глазами зал. -- Это отец потерпевшей Ирины Константиновны Шпагиной! Приняв от гражданина Кожаева расписку, он изготовил ксерокопию, нотариально её заверил и попросил меня быть её держателем, поскольку уже тогда чувствовал себя не лучшим образом. Об этом между нами составлен соответствующий договор. После смерти Агишева право на взыскание долга перешло к его дочери Ирине Шпагиной как единственной наследнице. Скажите, -- обращается он к Виталию. – Каковы на сегодня финансовые дела вашего сына?

-- Он в поисках работы.

-- Он занимался бизнесом?

-- Да… Но его фирма признана банкротом.

-- Следовательно, он не имеет финансовой возможности выполнить своё обязательство перед… Перед наследниками потерпевшей Шпагиной?
Ой, как интересно. «Перед наследниками». Стало быть, передо мной? Я обращаюсь в слух.

-- Сегодня нет. Но я ему помогу! – с жаром восклицает Виталий. Я ему помогу! Он всё выплатит. Но, конечно, не в этот срок.

-- А какой размер обуви у вашего сына?

-- Как и у меня, сорок третий, -- отвечает Виталий, едва сдерживая злобу. – Но откуда ему… Я сам… Я даже сам не имел понятия, где он, этот сейф. И был ли он вообще.

-- Хорошо, хорошо. Ответьте ещё только на один вопрос. При каких обстоятельствах произошло ваше знакомство с Романом Камбулиным?

-- Он служил в Чечне. Я приезжал к ним в подразделение.

-- Именно в его подразделение?

-- Не только… Я был в составе инспектирующей комиссии, и мы посетили ряд подразделений. В том числе и то, в котором служил Роман. Как раз в то время, когда я был у них, боевики начали обстрел. И нас ранило. Меня ранило легко. У него ранение оказалось более серьёзным, и я сопровождал его в госпиталь. Тогда же в разговоре выяснилось, что мы земляки. – Он остановился. – Я не знаю, что рассказывать дальше.

-- Вы с ним откровенничали? Не делился ли он с вами какими-нибудь секретами? Как-никак, товарищи по несчастью. Да ещё и земляки.

-- Не помню… Нет.

-- Пожалуйста, не забывайте, что за дачу ложных…

-- Я не забываю! Ничем он таким не делился. А чем он должен был поделиться?

-- Хорошо, садитесь.

Роман, вызванный вслед за Виталием, стоит за кафедрой, переминаясь с ноги на ногу. Впечатление такое, что по всему его телу пробегают насекомые.

-- Роман Сергеевич. А вы знакомы с Константином Петровичем Агишевым?

Насекомые на теле Романа начинают отплясывать джигу.

-- Вы услышали мой вопрос?

-- А могу я… -- Роман на мгновение вскидывает глаза. – Могу я не отвечать на вопросы о себе?

-- Я протестую, -- вмешивается прокурорша. – Какое отношение к рассматриваемому делу имеет знакомство свидетеля Камбулина с отцом потерпевшей, которого уже несколько лет как нет в живых!

-- Протест принят, -- заявляет судья. – Викентий Павлович. Вы и так уже довольно долго уводите нас в сторону от конкретного дела.

-- Хорошо, -- отвечает Николаевский. – Пусть свидетель займёт своё место.

Роман проходит к своему стулу с лёгкой улыбкой.

-- А я прошу у суда разрешения сделать заявление.

(продолжение – по требованию)