25. Как убить мать

Глава 23. Антонов

Пашина команда работала круглосуточно. Зашел в комнату, почти как домой. С такими ребятами я бы работал, но не в этой конторе.

– О, смотри, кто пожаловал. Мы тут пашем, а он спит, – сказал Паша, затем присмотрелся внимательнее. – Или не спит? Морфей опять пролетел мимо тебя, да, Ветер? Бывает, – и тряхнул головой, поправляя давно не стриженые волосы.

Никто не стал ни о чем спрашивать, но было видно, что все находятся в возбужденном состоянии. На столе стоял тортик. Где взяли среди ночи?

– Что, есть повод, или просто глюкоза требуется для мозговой деятельности?

– Есть, Антонов, есть. Взломали их почтовый ящик. Хитро все устроено – жуть. Профи, ох, профи работали. Переписывались они, телефону не доверяли. Думали – самые умные, а мы тоже не лаптем щи хлебаем. Письмишко получили и с той, и с другой стороны. Вот, прочти. Коротенькие, но такие, такие… дорогие. Столько трудов нам стоили.

В письмах сообщалось, что двенадцать тысяч почти готовы, работы продолжаются. И ответ: «Буду через десять дней. Хочу на это посмотреть сам».

– Сечешь? У вас десять дней, парень.

– Всего-то десять дней? Вот это цейтнот.

Если мы не найдем гипнотизера, прискачет северный зверёк под названием писец. Пожалуй, только Витя Улицкий сможет его описать. Или не сможет? Пацану только десять лет. Мог с перепугу позабыть все – психологический эффект блокировки информации, которая причиняет боль. Понимал – надо спешить, спешить найти ребенка, пока его не нашли те уроды. Старых подруг бабушки надо бы проверить. Обратиться к отцу, так знает ли он? Думаю, бабушка не стала афишировать, куда поехала, и вряд ли бывшему зятю сказала. Как искать? Думай, думай, что делать!

Мысли в голове скрипели, вертелись, уплывали, но ничего достойного не появлялось.

Отец Вити торговал пресмыкающимися. В этой среде все друг друга знают, не так много таких ненор… своеобразных людей. Близкие знакомые Владимира могут знать знакомых Полины и даже ее мамы. Запутанно. Но как искать?

Пошарил в инете, кто еще продает в городе пресмыкающихся. Небольшая удача немного порадовала. Нашел информацию, что в музее природы проводится выставка «Мир змей и крокодилов». Учредители – Улицкий и Иваненко. Центр города. Отлично. Но мне ехать нельзя. Пошел к Чигиринскому, для Мамонова дело мелковато. Всё равно Васе и перепоручит его.

– Разрешите войти, товарищ майор? – нагло сунул голову в кабинет.

Чигиринский жевал бутерброд перед включенным компом. Припухшие веки прикрыли красные от недосыпания глаза. Видимо, поспать так и не удалось. Стопка бумаг и текст на экране говорили, что Василий совмещает приятное с полезным.

– А, Антонов, заходь. Чё принесло? – встрепенулся.

– Тут такое дело, Василий Степанович…

Я изложил путаную информацию. – Мальчонку надо найти. Не хотел его привлекать, но, видимо, придется. Времени совсем нет. Найти его надо раньше помощников гипнотизера.

– Убийствами свидетелей у них, в основном, Гапоненко занимался, им теперь нового придётся искать. На это время потребуется, – задумался Чигиринский.

– Так прикажут своим зомби, убьют – не чихнут.

– Да, но у них с мозгами не так хорошо, понижен уровень интеллекта. Пока сообразят, что да как. Понимаю, Серёга, что важно, а как? Мысли есть?

– Короче, Василий Степанович. У меня такое предложение: найди кого-нибудь женского пола и пошли на выставку. Пусть Улицкому голову заморочит. Он разведенный, думаю, долго ломаться не будет. И его партнеру заодно. А если у того есть жена, пусть выяснит, не дружила ли она с Полиной Улицкой, и не знает ли та ее маму.

– Сложно, Антонов, сложно. Делать надо, ясен пень, надо. У нас сейчас только одна зацепка, чтоб узнать, как выглядит сука гипнотизерская – тот пацан. Но интерес к нему засветить нельзя. Хорошо, пошлю девушку, красавицу и умницу, на выставку погулять. Обаяшка. Мужики тают. Версию придумаем такую: мол, она тоже риелтор, навещала Полину в больнице, та волнуется, просит узнать, как бабушка с сыном. Может, кто знает.

– Посылай. Я лучше не придумаю. Но вероятность невелика.

– Невелика, согласен, – кивнул Чигиринский. – К соседям бабушки можно наведаться, спросить, с кем дружила. Но это Оксаночка сделает после выставки. Идет?

– Вполне. Я вниз, к Паше, если что – звони. Гапоненко, кстати, пришел в себя?

– Не совсем еще, сильно ты его приложил, мог бы и поласковее, в интересах скорейшего развития событий. С полковником уже беседуют, что радует. Занят будет «дядя Боря» до вечера. Серьезное дело. Жаль, Гапоненко не подпевает. На два голоса петь приятнее.

– Прости, не рассчитал, в следующий раз буду бить слабее. Возьму бутылку полегче.

Чигиринский умел смеяться, вернее, ржать, как лошадь. Простой с виду, как двери, но профи.

Спустился вниз и опять впрягся в работу. Надо адресок сервера определить, откуда связь и рассылка музыки идет. А это не просто. Спать хотелось зверски. Не выдержал и отключился прямо за компом. Позор. Но меня не трогали, пока не позвонили сверху.

– Прости, Антонов, Оксаночка ничего не выходила. Плохая информация. Самого Улицкого на выставке нет второй день, хотя он должен вести экскурсии. Теперь только на Бога уповать осталось, – сказал Чигиринский невесело.

Я и уповал.

И Он откликнулся на мои упования.

В середине дня раздался звонок. Тихий испуганный голос произнес:

– Серёжа, это Людмила Петровна Короткова беспокоит. Мы в электричку сели, потом вышли на следующей станции и сидим недалеко от неё в лесочке. Сегодня ночью кто-то под забором долго ходил, но собака у нас, здоровый такой кобель, надорвался гавкать. А утром замолчал, выглянула – лежит, не дышит. Я, не дожидаясь, схватила Витю, и огородами на станцию. Вот, сидим тут, со страха трясёмся.

– Какая вы умница, Людмила Петровна! Сейчас же выезжаю. Станция какая?.. Ясно. Там и сидите. Подъеду – позвоню, не высовывайтесь.

Чигиринский выделил машину, и мы рванули, благо, ехать недалеко. Про самого Улицкого думать не хотелось. Видимо, вытрусили из него всю информацию, что знал, и вышли на сына.

Витя держал подмышкой книгу, а Людмила Петровна – сумку с вещами и едой.

– Бабушке бы помог, герой. Уже не маленький. Поехали, – открыл дверцы и помог сесть женщине.

К нашему счастью, Витя оказался адекватным парнем. Психике мальчишки можно позавидовать. Помогли ли ему в этом книги о приключениях или просто подростковый пофигизм – не знаю. К нашей несказанной радости, Витя обладал хорошей зрительной памятью, и через некоторое время перед нами лежал фоторобот человека слегка за сорок. Внешность немного необычная. Можно сказать – красивый мужчина, если бы не странные глаза. А еще он сказал, что мать его называла Марком. Может, имя и не истинное, но хоть что-то.

В кабинет заглянул Чигиринский, посмотрел на фоторобот.

– Пробью по базе, может, где-то наследил. Вдруг повезет? А этих двух отвезут на квартиру. Там уже проживает Сайко Михаил Наумович, психотерапевт, который в свое время занимался пациентами «Белого Братства». Заодно поговоришь с ним. Вот продукты, куплены на троих на три дня. Потом подкинем еще. Не забывай, у нас всего десять дней до Армагеддона. Как думаешь, отсрочим пришествие Христа?

– Шутник ты, Василий. Сходи в церковь, вдруг Бог услышит тебя, пожалеет народ свой неразумный, и тебя, богохульника.

– Вот доем бутерброд и пойду каяться. А ты иди, Антонов, иди, от голодного обморока только я сам себя могу спасти.

Неунывающей натуре Чигиринского можно только позавидовать.

Нас на какой-то развалюхе отвезли в тихий район с одноэтажными домиками.

Позвонили по телефону, потом в звонок. Дверь, закрытую на цепочку, приоткрыл пожилой мужчина. Только увидев шофера, впустил нас в дом.

– К вам пополнение, Михаил Наумович, мальчонка с бабушкой, поживут некоторое время, – сказал водитель. – И наш сотрудник хотел с вами поговорить. Не возражаете?

– Втроем веселей, - кивнул дедуля. – Надеюсь, мадам умеет вкусно готовить.

Людмила Петровна, до сих пор пребывавшая в беспокойном напряжении, расслабилась и начала выкладывать продукты.

– Михаил Наумович, мы тихие. Витечка все читает, а я, действительно, хорошо готовлю, не обременим вас. Вы идите с Серёженькой побеседуйте, у него время рабочее, а я тут на кухоньке делом займусь.

Психотерапевт привел меня в комнату, где временно обитал. На столе лежала стопка больших общих тетрадей.

– Присаживайтесь, молодой человек. Видите, я тут пролистываю записи тех лет. Трудное было время. А сейчас еще похлеще. Радует только, что срок зомбирования не такой длительный, легче будет работать, но кто это будет делать – вопрос. Шушеры много псевдопсихологической. Каждый второй вуз города имеет факультет психологии, а кого выпускают? Стыдно, ох стыдно…

Некоторое время он смотрел мне в глаза со странным выражением, не моргая, затем усмехнулся:

– К счастью, у вас хорошая устойчивость к постороннему воздействию, молодой человек. Гипноз вас не берёт. Хотелось бы узнать, с кем имею честь разговаривать.

– Извините, не представился. Сергей Антонов, капитан полиции. У меня вопрос: можете ли вы предположить, кто из ваших коллег в нашем городе способен на такое мощное влияние на сознание людей?

– Я думал об этом, Серёжа. В городе, пожалуй, никто. Человека с такой силой и беспринципностью или зацикленностью, не знаю. Есть некоторые кандидатуры, но так, на подхвате могут работать. Слабые.

– А вот этот человек вам знаком? – я вынул распечатанный фоторобот и положил перед Михаилом Наумовичем.

Он взглянул, поднял глаза и кивнул.

– Похож, да, похож. Хотя двадцать шесть лет прошло. Был в Братстве один мальчишка. Тогда ему всего шестнадцать было. Марик Безродный. Работал с ним совсем немного. Он не был трудным, как ни странно, не буйствовал, только в глаза ему, кроме меня, смотреть никто не мог. Имел он способности, имел. Его быстро отпустили, не послушали меня. Народу была тьма. С каждым отрабатывали по полной. Кто рычит, кто угрожает, кто вены на руке перегрызает или голову о стену разбивает, чтобы умереть. Молодые все, глупые. А этот тихий такой, сговорчивый, якобы понимающий. Разговаривал без истерик. Решили, что в последний момент зомбировали, и откат произошел быстро. А ведь чувствовал, что-то не так с ним. Фанатичный взгляд у него был, но умел его скрывать. Я поймал его несколько раз во время беседы. Опасный и со способностями.

– А вы не ошибаетесь? Столько лет, человек меняется, взрослеет. И куда он потом делся?

– У меня почти абсолютная память, Серёженька. Фотографическая. Не ошибаюсь. А что с ним произошло? Школу закончил. Родители – разговаривал с ними потом – сказали, что от греха подальше надо уехать, и эмигрировали в Канаду. Дальше след потерялся.

– Думаете, он?

Продолжение следует