04. История одной жизни

Четвёртое апреля

Я никогда не вела дневников, так как считала это пустым времяпровождением. Но, когда на душе пустота, когда хочется выброситься из окна или напиться, а выговориться некому- это настоящее спасение. Я сижу ночью на кухне. Лизонька спит. Антошка где-то бродит…

Он совсем отбился от рук. Из универа его отчислили. Теперь Антошка спит до обеда, несколько часов бесцельно бродит по квартире. А под вечер куда-то уходит и возвращается только под утро. Совсем отбился от рук. Антошке отец нужен и строгость. Что может сделать сестра, которая всего на три года его старше, с маленьким ребёнком на руках? Брат меня ни во что не ставит. Хамит, когда я говорю, что раз не учишься, так иди работай. Может и вещью какой-то в меня запустить. На племянницу ему плевать. Для Антона Лизонька только досадная помеха. Всё рухнуло, всё.

Ещё пару месяцев назад ничто не предвещало беды. Пашка меня на руках носить был готов, в дочке души не чаял. Говорил, что, как только Лизонька чуть-чуть подрастёт, мы её в садик отдадим, а я поступлю на заочку. И вот однажды вечером пришёл и огорошил. Сказал: «У меня уже полгода любовница, она от меня беременна, я ухожу». Я подумала, что это шутка, розыгрыш. Ну, не может такого быть. От подруг я слышала, что мужья, когда изменяют, начинают грубить жене, придираться к ней по мелочам. Постоянно врут. Но в наших отношениях не было никакой холодности или лжи. Пашка вёл себя со мной ласково и предупредительно, а Лизоньку вообще обожал. И вот… А, когда поняла, что это не шутка, меня словно парализовало. Я стояла посреди комнаты и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Мне стало холодно. Казалось, моё тело обернули в мокрые простыни, которые висели на морозе и обледенели.

Обычно жёны при таких известиях или устраивают скандалы с битьём посуды и истериками. Или начинают плакать, валяться в ногах и униженно молить, чтобы мужья не бросали семью. А я… Наверное, Пашка решил, что я восприняла известие абсолютно спокойно, стоически. Но неправда. Просто горе связало меня по рукам и ногам, и я не была способна на проявление каких-либо чувств. Я стояла и смотрела, как Пашка собирает вещи. Мне казалось, что это какой-то ужасный сон. Я проснусь и увижу Пашку рядом с собой, на постели. Но нет. За себя я не в обиде. Женщину можно разлюбить. Но Лиза… Лизу я ему простить не могу. Как можно бросить свою дочку, которую ещё совсем недавно любил больше всего на свете? У него, скоро будет ребёнок от другой. Женщине можно изменить, а сыну или дочке никогда. Но Пашка… Пашка, видимо, так не считает.

Я устроилась в цветочный магазин работать, сама снимаю эту квартиру. Муж деньгами совершенно не помогает. Брат тоже живёт с нами. Из общаги его попёрли. Днём ещё ничего. Я работаю, забираю Лизоньку из садика, дома готовлю ужин, слушаю детские рассказы дочки, играю с ней, учу её читать и считать, мастерю одежду для кукол, переругиваюсь с Антошкой. Всё это отвлекает. А ночью мне не спится. Я сижу тут одна и хочется завыть от отчаяния. Или начать биться головой об стену. Или покончить с собой. Но нельзя. Я должна воспитывать Лизу. Она никогда не попадёт в детский дом. Никогда. А Пашке она, судя по всему, не нужна.

В детском доме у нас была одна странная девчонка, её звали Лейла. Она вечно что-то писала в маленькой тетрадочке. Потом рассказала мне по секрету, что ведёт дневник, чтобы вены себе не перерезать. Она очень тяжело переживала смерть мамы. И вот дневник, по словам Лейлы, облегчал ей жизнь. Что ж, в чём-то она права. Действительно, когда я написала о своих чувствах здесь, стало легче. А выговориться некому. Не Антошке же с Лизой обо всём это рассказывать. Дочка ещё слишком мала, а брату на меня плевать. Буду писать сюда, когда жизнь станет по-настоящему невыносимой. Ночью, когда все спят.

Одиннадцатое июня.

Мой брат сел на иглу. Раньше Антошка курил травку и пил таблетки. А теперь его организму требуется что-то потяжелее. Уже давно я стала замечать его странное поведение. Беспричинную весёлость. Глаза какие-то ненормальные. А недавно стал ходить в рубашках с длинными рукавами, несмотря на жару. И теперь всё встало на свои места.

Антошка стал колоться. Что же делать? Бедная Лиза. Каково это жить вместе с дядей-наркоманом. Но я постараюсь своими силами преодолеть эту беду. Завязывают же люди. Как-то мне рассказали про парня, который чуть ли не десять лет кололся, а после переезда в Израиль завязал.

Может быть, нам с ним куда-то уехать? Увезти Антошку от этой компании? Но куда? Да он и слышать не хочет о переезде. Не силой же мне затолкнуть его в поезд. Что же делать, что же делать?

Как жаль, что у нас нет родителей. Они бы что-то придумали. Я буду бороться до последнего. Увезти бы куда-то на время Лизу. Да некуда. У многих есть бабушки-дедушки в других городах. А мы… Мы одни на свете..

Тринадцатое сентября.

Я устала. Жизнь с наркоманом- это ад. Они хуже алкашей. Каждый вечер Антошка приводит своих дружков. Таких же, как он сам. Музыка орёт чуть ли не до утра. Приходят возмущённые соседи. Орут на меня. Лиза плачет. Скоро нас вот-вот выселят со съемной квартиры. И куда идти?

Я перепробовала все возможные средства. Всё без толку. Антошка так и не завязал. Потому что не хочет. Все вещи из дома вынес. А сегодня потребовал на меня денег. Когда я не дала, набросился на меня и чуть не задушил. А Лиза рядом стояла и всё видела. Она так плакала. Хотела меня защитить. А он её отпихнул.

Тут моё терпение лопнуло. Я сказала ему: «Да лучше б ты скорее умер. Всем бы легче стало». А он мне: «Не беспокойся это скоро произойдёт. Я, считай, приговорён». Тут меня что-то царапнуло. Что он имел ввиду? Свою наркотическую зависимость или…Уже несколько раз Антошка приходил домой сильно избитым. Говорил, что подрался. Странно это всё. И тревожно. Неужели ко всем нашим несчастьям прибавилось новое?

Восемнадцатое октября.

Всё стало настолько страшным, что кажется каким-то дурным сном. Этого не может быть. Но это есть. От обрушившегося на нас кошмара никуда не деться. Наркокурьер. Какое ужасное слово. Как клеймо на всю жизнь. Ещё совсем недавно я их ненавидела. Из-за них Антошка потерял человеческое обличье. Превратился в дегенерата, отравляющего жизнь себе и другим. Я всегда считала, что наркокурьеры занимаются этим, потому что у них нет никаких моральных качеств. Главное для них деньги. Остальное не волнует. Как я ошибалась! Я теперь тоже…

На следующий день после нашей с Антошкой ссоры я, как обычно, отвела Лизу в садик и отправилась на работу в магазин. Мы разговаривали с Наташкой. Покупателей не было. Мы с ней теперь очень близки. Почти так же, как когда-то с Машкой Елагиной, такой же детдомовской девчонкой, как и я. И вот зазвонил телефон. Подозвали меня. Я испугалась. Думала, с Лизой что-то случилось в садике. Резкая боль в животе или упала откуда-то… Но в трубке зазвучал незнакомый, какой-то ледяной, мужской голос: «Твой брат у нас. Если хочешь его когда-нибудь увидеть, подходи к дому номер пять на улице Фрунзе. Там увидишь чёрный Pajero и….»

Дальнейшие слова незнакомого собеседника я не слышала. У меня ужасно шумело в ушах. Не помня себя, я выбежала из магазина. Мне что-то кричали вслед. Мысли путались. Я почему-то была совершенно уверенна, что Антошка совершил какое-то правонарушение, и его забрали в полицию. То, что полицейские не назначают встречи в машинах и не говорят: он у нас, мне как-то не приходило в голову.

Как я добралась до улице Фрунзе и села в ту машину, не помню. Очнулась я только когда эти люди сказали, что Антошка должен им огромную сумму, а если я её не отдам, его убьют. Я стала объяснять, что у нас ни денег, ни квартиры, ни машины. А нога в джинсах так и тряслась. Я ничего, кроме неё, не видели. Эти мои синие джинсы навязчиво лезли в глаза и ужасно раздражали. Слёзы катились из глаз и падали на бежевый свитер. Куртку я не успела одеть. Голова ужасно болела.

И я не могла собраться с мыслями. Такое бывает в фильмах. С богатыми людьми. А мы… Мы обычная, хоть и очень несчастная, семья. Какие у нас деньги? Князь, он у них главный,(жуткого вида черноволосый мужчина с холодными голубыми глазами, в кашемировом пальто) предложил отработать…Я согласилась.

А что мне было делать? Обрекать Антона на страшную, мучительную смерть? А потом пришла бы наша с Лизой очередь. Если бы был какой-то иной способ раздобыть эти деньги! Я отработала. Антона, слава богу, отпустили. Он спит в другой комнате. На него страшно смотреть. Весь избит. Лиза тоже спит.

Я оставляла её с Наташкой, когда уезжала. Мы с ней ещё больше сблизились. Я наплела ей всяких небылиц. Они сказали, что, если я кому-нибудь, скажу хоть слово, Антону не жить. И нам с Лизой тоже. Вот так я и совершила первое в своей жизни преступление.

Я теперь из тех, кого раньше так ненавидела. Скольким подросткам я сократила жизнь, сколько семей разбила? Ладно, хотя бы теперь я свободна. Антон вернулся домой живым. Деньги я отработала. Мы теперь больше ничего не должны этим людям. Но лучше от греха подальше переехать на другую квартиру. Мало ли что взбредёт им в голову. А город у нас большой. Вряд ли они смогут отыскать нас в другом районе.

Двадцать шестое октября.

Нам никогда не избавиться от этих людей. Они отыскали нас на новой квартире. Сказали, что я должна продолжать на них работать. Но ведь я же отработала долг! Как глупо и наивно было думать, что от них можно просто так уйти и спрятаться в другом районе города.

Я устроила Антону ужасную сцену, когда они ушли: Сказала: «Будь ты проклят! Ты разбил нашу с Лизой жизнь. Ты погубил себя и нас за собой потянул. День, когда ты умрешь, станет самым счастливым в моей жизни». И опять я пожелала ему смерти. Только теперь мои слова прозвучали ещё ужаснее, чем тогда, в первый раз. Антон сидел на кровати, опустив голову, словно провинившийся школьник, и молчал.

-Мама, мама, не кричи на дядю Антона,- плача, говорила Лиза.

Почувствовав к ней неизъяснимую нежность, я села на диван, посадила её к себе на колени, обняла и заплакала. Что ждёт Лизу в будущем? Об этом не хотелось даже думать. Если бы у меня или Пашки были родители или какие-нибудь родственники в других городах, я бы, не задумываясь, отправила к ним Лизу. Наташка живёт в этом же городе. У неё ребёнка не спрячешь. Машка… Нет, наши пути разошлись много лет назад. Она, должно быть, меня уже и не помнит. Зачем ей чужой ребёнок? А что если обратиться в полицию? Ведь Князь и его люди- обыкновенные преступники. И боятся полиции. Завтра же туда пойду.

продолжение следует.