Мёртвая тишина в отцовской спальне пугала Наташу. Даже само слово мёртвая казалось сейчас пророческим, предвещающим скорую беду, и никак не шло из головы.

Дверь скрипнула, отворилась, выпуская из тёмных недр комнаты доктора. Наташа подняла глаза — заплаканные, покрасневшие, — и взглянула на него.

— Ну, что?

Она переплетала и вновь распрямляла пальцы, кусала пересохшие губы и ждала ответа.

— Готовьтесь, Наталья Кириловна, к худшему, — сказал доктор.

а҃

Ильмень-озеро светловодое

Серебром волны разливается.

Солнце ясное яшмой светится,

С высоты небес улыбается.

Тьма ладей течёт, точно стая рыб,

Точно стая птиц, точно воинов рать;

Точно лес густой, мачты высятся.

Вьются паруса на ветру лихом.

То не вороги окаянные

К Нову-городу приближаются.

Из далёких стран то купцы плывут,

Из далёких стран, из полуденных.

Упершись в бока, смотрит Гюргий вдаль:

Где-то дом родной? где-то ждут его?

Бывает, что жаркий день — ясный, не обещающий ни ненастья, ни даже обычного дождя — вдруг завершится бурею.

Аркадий сразу показался Ольге человеком необычайным. Если бы можно было замедлить время, она бы непременно сделала так, чтобы он как можно дольше рассказывал о своём путешествии по Италии. Восходило солнце: Ольга полюбила Аркадия. Зенитом был их разговор в зимнем саду, а после небо заволокли тучи.

Скоро должна будет разразиться гроза — Ольга это хорошо понимала.

Поначалу — недели две назад — Аркадий плохо понимал, что с ним происходит. Какая-то непреодолимая сила влекла его в дом Волгиных. Радушие ли хозяйки, хороший ли стол, светлые ли глаза Ольги или всё это вместе тянуло его сюда, он не знал.

Впрочем, вскоре выяснилось, что в Ольге прекрасно всё. Как внимательно умела она слушать! Как улыбалась иногда одними уголками губ! И какою волшебною музыкою звучал её голос!

— Ольга Дмитриевна, если б я попросил вас… — несмело начал он однажды и тут же осёкся.

Лёле не нравится, когда мама целый день стучит по клавишам пишущей машинки. Маме, наверное, это тоже не нравится, ведь она сидит за столом грустная-грустная.

Зато, когда мама не печатает, она иногда обнимает Лёлю, шепчет ей что-то — и той сразу становится так тепло и уютно.

— Лёлечка, ты помнишь Москву? — Нежные руки треплют её волосы, и голос будто поёт, как раньше, колыбельную.

Тяжёлый венец опустился на голову Лизаветы. И хотя он был сделан из серебра, впивался в затылок словно терновый. Свеча таяла в руках — воск стекал слезами, обжигая пальцы. Уже свершилось непоправимое — раба Божия Елизавета навечно связана с Петром Ивановичем, и ничто не разлучит их.

Обитая изрядно потрёпанным штофом козетка казалась Лизавете необычайно неудобной — хотелось поскорее встать и выйти вон из этой душной, нагретой солнцем комнаты. Приходилось терпеть: за вчерашний побег было совестно, а родители сердились на неё, и Лизавета стремилась унять их гнев послушанием. Монотонный голос Петра Ивановича — «Столько-то десятин полей… леса… Столько-то душ… тягл», — гудел, жужжал толстым шмелём, и, наверное, убаюкал бы Лизавету, если б она не думала сейчас о другом.

Гвалтом и гомоном встретила Лизавету деревня. На единственной улице меж покосившихся изб собралась деревенская молодёжь — парни да девки. Лизавета остановилась в нерешительности чуть поодаль, а Василиса сразу же затерялась в толпе.

То тут, то там раздавался смех, громкий, раскатистый и искренний; «Как непохоже на бал, — думала Лизавета, — где все будто притворяются!»

Дождь — такой мелкий, что даже не было слышно стука капель — шёл уже третий день. Временами он переставал, но и тогда солнце не появлялось на белёсом небе. В деревне, в глуши Псковской губернии, Евгении Волгиной было скучно.

То ли дело Москва!

Каждый вечер приготовлял какое-нибудь развлечение. Бал, театр, званый ужин — всего этого так не хватало сейчас Евгении.

Всё шло именно так, как и задумала Лизавета. Родители и впрямь собрались уезжать, а Лизавете даже не пришлось притворяться нездоровой. От жары ли и духоты, от бессонной ли, наполненной переживаниями ночи или от не менее беспокойного дня у неё разболелась голова. «Что ты так бледна?» — встревоженно спросила мать. Чего-чего она не посоветовала Лизавете — и выпить воды с лимоном, и поплотнее задёрнуть шторы, и просто прилечь; последний совет пришёлся Лизавете по душе, и она отправилась в свою комнату.