Устами грешника читал молитву,
а лбом дурацким отбивался ритм
и капли лжи, сливаясь в декалитры,
разлились, обозначив новый криз.
Черновики черны от грубой вязи,
забронзовели глупые слова,
в нелогике болотистой увязнув,
писец забыл где зад, где голова.
А небо строчки избранным дарило,
выписывал их перистым пером,
закаливал по буковкам Ярило
и веял в строфах неизбывный рок.
Был слеп поэт, но, как святой провидец,
мог видеть мир он тысячами глаз,
его рукой писал седой Овидий,
поэт рождался, то сгорал дотла.
В потёмках вьётся тропка борзописца,
поэт идёт по лезвию ножа.

Поднялся день, я, протерев глаза,
вдруг вынырнул из бешеных кошмаров.
На милую взглянул - Баба-Яга!
Внутри обрушилось: вот накумарил!

Всё ты плела: "Попробуй анашу.
Она придаст и молодость, и силу.
Узлом завяжешь душу по ушу,
чтоб недругов твоих всех замочила."

Ну да, замочишь тут, когда питьё
валило с ног, как кочет кукарекал.
Все фразы начинал я с буквы "ё",
подобно кровожадному абреку.

Но главное - нужды в красотках нет.
Отвар дал целибат и я свободен.
Благодаря тебе я - импотент.
Осталось лоб разбить в поклонах богу.

Скажи, моя любовь, а где топор?

Быть не модным, не в теме, не в тренде,

не подтягивать прессом живот.

За столом, оставаясь последним,

набивать свой прожорливый рот.

Цветы в шуршащем целлофане
тобой забыты на столе,
а я любовь топлю в стакане,
надеясь, чувства это - блеф.
Вчерашний день забыт, он прожит.
Прощально стукнув, каблучки
телеграфировали: "Прозит...
не заливай тоской виски."
Но мне так хочется напиться,
проснуться утром, рядом ты,
а на столе - остатки пиццы
и целы души и мосты.
Вновь представлять любовь как вечность,
что завтра через двести лет
наступит, снова будет вечер,
зажгутся свечи на столе.
Закроют окна шторы-веки,
вечерний блюз и близость губ.
Танцуем мы на грани света,
часы стоят, а не бегут.

Свет был редким гостем в забулдыжном городе,

В переулках шастала взлохмаченная тьма,

Скалилась на солнце безобразной мордою,

Если то жалело тех, кто поседел впотьмах.

Заснула тишина, забившись в щель,
Укрылась паутиной-одеялом.
Сверчок - на сцене, желтый менестрель -
Талант запечный, гениальный малый.

Застыли тараканы стройно в ряд,
Звук скрипки, видно, память растревожил
И замер рядом с крошками отряд.
Усы встряхнуть, всем выглядеть построже.

А мухам легкокрылым наплевать,
Летая изумрудами по кухне,
На стол, жужжа, садятся, на кровать,
Не звук зелёных манит, запах тухлый.

В эфире кухонном висел аккорд,
День разделив смычком на "до" и "после".
Сверчок запечный счастлив был и горд -

Конечно, стоит заметить правды для, что речь в целом идёт о крайностях или около того. Есть вполне психически успешные люди, их мало, но они, как говорится, в тельняшках. Многое зависит от места обитания индивидуумов. Западные страны являют собой яркий пример инфантилизма на государственном уровне. Обычный признак такого положения вещей - крайняя агрессивность, истерика снизу доверху. Социальность человека, -

Он вышел на балкон, на воздух покурить

и вдруг услышал звёзд переговоры,

и как точил форштевень бриг об острый риф,

что каркнул на дубу сидевший ворон.

И сказано было слово: "Плодитесь и размножайтесь..." И всё бы ничего: формула - откровенно проста и незатейлива, и крайне удобна для... животных, то есть существ бессознательных, которые, следуя этому слову, это самое и делают, как само собой разумеющееся.

Чего бы мне больше хотелось на свете?

Конфет, эскимо и для всех на планете.

О плюшевом долго мечтаю медведе,

Который бы ездил на велосипеде.