* * *

Сколько истины в жирной саже?
Сколько лжи в ключевой воде?
Кто со всей ответственностью скажет -
я нормальный всё же, или где?

У меня справка есть, что здоров,
но как уйду в себя с головой,
ненавижу я всех докторов,
"ум" на "разум" в смертельный бой.

В том бою невозможна ничья,
лоб разбит, кровоточат коленки...
Доктор - я, пациент -тоже я;
психоаналитиков к стенке!

Разглядев все прелести марины,
проглочу очередной заскок;
для истерики до рвоты есть причины,
я ж лежу и изучаю потолок.

То штормит в душе, а то идиллия,

* * *

То, что Жизнь бьёт ключом - знал всегда, сколько помню я с детства.
И других уверял в этом резво, без тени кокетства.
Рвёт динамики Жизнь, лупит в серость аляпистым точно,
и прожить Её нужно без спешки, но делать всё срочно.

Срочно быть в нужном месте, дружить и любить - тоже срочно.
И стоять на ногах, на своих и желательно прочно.
И гореть изнутри, чтоб, глазами и сердцем пылая,
подняв голову, рядом быть с тем, кто её опускает.

Ждал, что счастье придёт и окликнет, как эхо из рая,
ждал, душой не кривя, верил в дух, кулаков не сжимая.

День вспотел и хочет отдохнуть,

провожу его без сожаленья.

Ночь-красавица, прекрасная дуэнья

в окна спальни жаждет заглянуть.

* * *

Если чувствуешь - время подходит к концу, -
всё трудней в благовест дозвониться Отцу,

силы сдулись.
Сопли веры культёй растерев по лицу,
всё просвиры сосём, вместо соли мацу -

в кровь макнули.

Кто успел, тот урвал - продаёт колбасу,
с колокольни орёт вниз: "Я вас обоссу!

Ну, и хули?!"
Кто урвал, тот построил давно по дворцу,
тянет вверх шаловливые ручки - Творцу

крутит дули.

Фронт в тумане. Обидно тебе, как бойцу -
цели нет, края нет, ты летишь по кольцу

Грузные тучи по небу гуляют,
сплин и унынье на всех нагоняя.
Дело дождём разрешится, я знаю,
я это в воздухе душном прочёл.

Дождь хлынул щедро. Он добрый, но всё же
бьёт по загривкам ворчащих прохожих.
Эта картина на прозу похожа,
просто всё это я рифмами сплёл.
_ _ _

Стужа расстоянья завела в тупик.

Всех штрихов любимых суицид нескромный.

Мой альбом портретами Вашими заполнен,

мне на них привычно судный каждый блик.

* * *
Есть Правда где-то за горами и лесами,
средь рек молочных и кисельных берегов,
где боги любят молоко и доят сами
своих довольных и упитанных коров.

И есть вулкан, дуй восемь раз и не остудишь,
который изрыгает лаву лжи;
полубогов здесь полуправду полулюбят,
почти привыкнув этой полужизнью жить.

*

Прибив корону гвоздиком к затылку,
гнилой божок себя уж богом мнит
и без зазрения, как джина из бутылки,
на волю выпускает аппетит.

Коровкам божьим в святости поклялся
и в том, что явит изобилья рог.
Он обещал и, обещая, улыбался,

* * *

Лишь солнце в море погрузилось,
и тишина, обняв посёлок,
объявила ночь,
моя хандра мгновенно скрылась
в неизвестном направлении,
удалилась прочь.
И до утра я бодр духом,
и кто-то шепчет мне на ухо
строчки для стихов.
Я весь в словах, как в паутине,
лист в предвкушении картины
дневных унылых снов.
И бамперу на стуле тесно.
Рука спешит. Мне интересно -
случится что вперёд:
иль ручкой почешу я мочку,
иль доконаю всё же строчку,
иль пепел упадёт?
Ночь с тишиною - две подруги
и даже больше, ну… наверно…
Им не грозит раскол.
Луне-хозяйке звёзды-слуги

* * *

Он не искал её. Она пришла сама.
Судьба "за глазки" дурню сделала подарок.
От встречи напрочь он остался без ума,
гореть и плавиться стал, как свечи огарок.

Всё потерял или обрёл любовь - о том
вам не скажу, теперь предчувствия иные.
Коль буду счастлив - нежный стих с меня потом;
сгорю дотла - ну, что ж - расскажут вам другие.

Вторник -
ни туда и ни сюда.
Вторник -
день хромой и неказистый.
Корни
в грунт пустила боль-беда.
Дёрни!
Грунт покоя сделай чистым.

Вторник -
день второй.