Бесшабашная ватага из пороков и привычек -
ну, гулять в порту забытом, кто не спрятался - дурак.
Капитану Агрессивность, зачинателю всех стычек,
не понравился портовый, провонявший хной, кабак.

Машет саблей, бьёт посуду, мол, разбавлена текила!..
Захлебнулись в пьяном гвалте все трактирщика мольбы.
В пятый раз "Ума не надо!" - тост горланит боцман Сила...
В этот раз не обойдётся без погрома и пальбы.

Рвёт матрос Злой Гнев тельняшку, мышцы торса сплошь в русалках,
одноглазому Запою целит кружкой в зрячий глаз.
Джентльмены в бойкой драке, кто на саблях, кто на палках,

23. Без обещания вернуться

– Всё! Хватит с меня! Живите, как хотите, а я ухожу.

Гул пустых лестничных пролётов вторил мыслям. Восьмой, девятый... А вот и выход на крышу.

– Один шаг с парапета и всё – свободен от ваших глупости и алчности.

И только бабушка из окна девятого этажа дивилась на огромную птицу с чёрными крыльями на фоне диска полной луны.

Я жду тебя, моя судьба-салют!

Я чую - скоро нужная погода.

Пусть злы морозы, до костей проймут...

Вынослив я, как старый маламут,

спешу к весне с упрямством снегохода.

На портрете блеф,

да в карманах боль.

Босиком по снегу вдоль застывшей речки.

Хлеб вчера доев,

догрызая соль,

вяло держит путь призрачное Нечто.

I.

Две недели на работе натурально
отфигачил, словно я - галерный раб.
Чую - сдохла батарейка сил моральных
и физически я членами ослаб.

В выходной тупой настрой - упиться в кашу,
чтобы в понедельник всё опять с нуля, -
как железный конь Ангелиной той Паши
жилы рвать стремглав на дОбыче рубля.

Заработанное всё оставлю в баре.
Жизнь не учит, чтоб кубышка про запас.
Я подумаю, как мисс Скарлетт О'Хара,
об этом завтра, может быть, но не сейчас.

II.

Звуки, запахи, свет - словно чары,
в голове пулю злят не за грош.

Великой гвардии могучие сыны

с подгузников не ведали про боль.

Но сыто-пьяно засиделись без войны

и в паутине мирной тишины

проспали, как побила знамя моль.

В поры кожи грязью въелось горе,

съело мясо и сосёт каркас.

Из остатных сил я с горем спорю...

Ночью мне опять приснилось море,

верно - в сотый раз.

Мечта, облака рассекая,
крыла расцарапав бедой,
по небу кровинки бросает.
А кровь у Мечты голубая,
сольётся с небес синевой.

Она меня любит по-детски,
по-шефски взяла под крыло
(не раз уставала мертвецки),
по-сестренски, да по-соседски
в своё усадила седло.

Летим-юморим и нам весело.
Под сорок жара с высотой.
Встряхнём неуют пьяной песнею.
И клетка груди вдоху тесная!
И силы есть спорить с бедой!

С Мечтой мне альянс этот дорог,
любых с ней невзгод не страшусь.
Не слезу никак с русских горок.
Годов мне легонько за сорок
и это не минус, не плюс.

Надрывно ветер выл,
забыл, как петь красиво,
он о любви забыл,
пел что-то о своём.
И подыграв басами,
собой, как парусами,
вмешалось в песню ветра
с проволоки бельё.
Косой дождь тему раскусил -
под барабанщика косил;
сначала просто моросил,
пока мотив простой.
Затем он дробью хлынул вдруг,
наделав луж за кругом круг,
и в эти лужи бил нещадно,
выдав дерзкий бой.
А вот и молния-стрела
роль соло на себя взяла
и медиатором легла
на струны проводов.
Высоковольтный звук ревёт,
дождь лупит, словно пулемёт,
надсадно ветер глотку рвёт...
Квартет.

Когда мы перестанем в стойле ссать, как мулы?
Ведь даже Пётр брезгливо морщится у врат.
Мы рады до сих пор отгулам и прогулам,
а крик будильника рвёт нервы, как набат.

Ни к чему тут спор,
без того нас жалко.
Счастье до сих пор -
"петушок" на палке.

Собой гордимся. Гордость заливаем водкой.
Пьём на спор, наспех, на ночь, тупо, чтоб не спать.
Кичимся напоказ всерьёз лужёной глоткой,
но под фуфайкой тухлый ливер не видать.

На расправу скор
век: "Сарынь на кичку!"
Синька до сих пор
не болезнь - привычка.

Душа свинцовым нашпигована горохом,