«P.S. Пожалуста если с можите положыте на могилку цветы для Элджернона. На заднем дворе.»
Киз Дэниел.

1.
Здравствуйте! Меня зовут Сема. Мальчик Сема, сорок девять лет.
Я дебил и алкоголик. В самом хорошем смысле этих слов. Люди часто говорят слова, не задумываясь об их значении. Или наоборот – слишком задумываясь, идя на поводу у сложившихся традициях употребления слов.
Иногда лучше просто помолчать, особенно если есть с кем. И тогда не важно какими словами друг друга называть.
Но речь не о том.

2.

Звучала музыка. Римский-Корсаков. Сказка о царе Салтане.
Вода из моря весело бросалась на берег и отползала с шипением. Воде было интересно, а берегу пофиг.
Ну как пофиг… Берег был мальчиком, а вода девочкой. Ей было интересно шипеть, а ему тот факт, что на него бросались. Это был пока еще молодой берег, а воде уже было много лет. Давняя диллема.

Разжмурился и открыл глаза.
На первый взгляд все наконец-то было в порядке.
Кот пил молоко из кружки, иногда макал в нее лапу и стряхивал ее в сторону кровати. Периодически сверкая на меня желтым глазом. Типа, чего тебе здесь надо?!
В телевизоре горел камин.
Я отлепился от теплого бока, жена тихо хрюкнула во сне и попыталась обнять то место, где я секунду назад лежал.
Свое имущество. Не достигнув желаемого, то-есть меня, обняла подушку и строго нахмурила брови, не просыпаясь.
И укоризненно засопела. Люблю ее.

Разжмурился. Сразу всеми двумя глазами. На этот раз помогло. Картинка сменилась.
Изба. Настоящая. Из бревен и с крылечком.
На нем я и присел, положив автомат на траву.
Автомат?! Откуда? А патроны?! Проверяю – магазин вроде полный, и патрон в стволе. Ух…
Выступивший пот высушил легкий ветерок. А дверь избы отворяется и выходит из нее старушка.
Ну как старушка – бабушка. А на поводке у нее… Йоур!!! Настоящий. С ошейником, на котором висит бирка – Йоур.
- Сын у нас с тобой, - говорит эта старушка, - Сынок то-есть.
И чешет Йоура, который умильно смотрит на меня своим глазом.

Это сон. Подумал я, и разжмурился, пока одним глазом. Не помогло. Точнее не особо помогло.
Те же декорации, только уже никого нет. Разбитые витрины, окна. Я спускаюсь на первый этаж, к Аптекарскому Огороду. Святое место, хуле, много там всяких нужных растений произрастает. Вот и сейчас, из-за веток Картавящего Куста выходит она.
- Да, это опять сон, - нехотя сказала Дева. – Один из.
Почти Лолита, но постаревшая. Точнее вошедшая в сок, уже не девочка, но баба. А Куст бормотал:
- Мирррамистин!!! Билирррубин!
Дева погладила его и он умолк, зажурчав как голубь.

Я сидел на семнадцатом этаже невидимого небоскреба, расположенного примерно в начале Проспекта Мира и смотрел в окно. Хорошо было видно, с высоты, как в разрушенный город вонзился, ну… Типа метательный дротик. Останкинская башня наоборот, антенной в землю, а раскорякой своей в небо.

C начала третьей мировой войны прошло три месяца. Согласно прогнозу министерства обороны ядерная зима свирепствовала. Температура на поверхности планеты не превышала ноля градусов. Небо было постоянно закрыто тучами и среди них сверкали молнии. Но грома почему-то не было. Из туч сыпал серый снег.
Архип разложил костер на окраине разрушенного города и ничего не предвещало беды.
Инвалид въехал в круг света от костра неожиданно. Почему инвалид? Обычно именно они передвигаются на инвалидных колясках. Поперек колен у него лежал деревянный костыль. Глаза инвалида светились красным светом.

Среди потоков антивещества
Летящая соплями рыбьими
Моя немытая душа
Забита насмерть ангельскими крыльями

Она как печень алкоголика
Скукожилась и снова в бой
Хромает сука, но торопится
К родным чертям спешит домой

Стояли звери рядом с дверью
И поминали чью-то мать
Ведь если кто в чертей не верит
Тому и бога не видать

Моя, давно немытая душа,
Забита насмерть ангельскими крыльями.
...
(с) Чуя.
Воин и Поэт живущий в лабиринте под Тайным Городом.

или самостоятельное стихотворение варианта моностих
только подлиннее.

Шарф из травы и майка из ветра,
Два башмака и зеленые гетры,
Я - Путешественник Прикосновений,
Строитель Симпатий, Владелец Мгновений.

Крадучись, лезу я между мурашек,
Желтым безумием белых ромашек,
Разум твой в плен на мгновенье возьму,
И, усмехаясь, спрячусь во тьму.