Я и не против сыграть в эту жизнь,
Пусть и придется сыграть позже в ящик.
Я честно стараюсь, но как не тужись,
В игру где нет правил
И правит сюрприз,
Лишь хитрый играет блестяще.


Я и не против сыграть в новый день,
Пусть уже завтра он станет лишь прошлым.
И вы не подумайте, нет, мне не лень
Глаза распахнувши
Вспорхнуть посильней,
Но тяжесть застряла под кожей.


Я и не против сыграть за любовь,
Пусть даже ей я в команде не нужен.
Я раны прижму, остановиться кровь,
И завтра, сквозь боли,
Попробую вновь,
Но сделаю всё только хуже.

Не сомкнуть мне глаз в темноте.

Не отдаться снам на съедение.

Моим мыслям тонуть в суете

Безответной пучины забвения.

Стою смиренно, как Атлант,
У окон в бледной поволоке,
Где неприкаянный гигант
Ломает тяжестью мне ноги.


Скриплю зубами, но стою.
И это больно, уж поверьте,
Я эту боль давно терплю,
И дотерплю до самой смерти.


Когда наездник верный мой,
Под тяжбой собственной печали,
Толкнет меня босой ногой
И телом бренным покачает,
Уж тут то я и посмеюсь...
И не посмею огорчиться.
Но он не мыслит торопиться,
А я боюсь, что не дождусь.


Вы спросите — "За что так строго?",
А я отвечу без стыда:
Я был когда-то древом стройным,
А стал подобием раба.

И будет ярким день,

И будет тихой ночь.

В полях взрастёт ячмень

Впитав кристальный дождь.

Я вчера был другой человек.
Кто сегодня здесь, даже не знаю.
Целый проклятый временем век,
То рождаюсь, то вновь умираю.


Всех могил мне уже и не счесть,
Да и смысла от этого мало.
Всё равно снова к вечеру гресть,
Прижимая лопату устало.


А с утра вновь проснется другой,
Что вчера я любил, позабудет.
Не пойму только смысл какой,
В этой смене несбыточных судеб.


Я устал и хочу отдохнуть,
Просто лечь среди трав и деревьев.
Может быть мне удастся уснуть,
И во сне стать собой на мгновенье...

Потух огонь нетлеющей надежды.
Усохли русла несбывчивой мечты.
Мы курс держали на сады эдема,
Но угодили в шторм войны.


Она поработила нас мгновенно,
Заставив глотки братьям грызть,
И мы поддались ей презренно,
Боясь до брега не доплыть.


Схватились за мечи подонки
И обнажили стали гладь.
Предсмертный вопль раздался звонкий,
В слезах упала чья-то мать.


И стал ковчег наш полем битвы
И в миг обрел багровый цвет.
Угрозы, стоны и молитвы
Смешались в первобытный бред.


Свистела сталь подобно ветру
Пронзая мягкие сердца.
Мир состраданья канул в лету

Сегодня я снова наблюдал, как горизонт медленно поглощает солнце и, затем, незаметно для человеческих глаз, выплёвывает в кромешную тьму недоеденный месяц. Застыв в вакуумной невесомости, он старательно подражает солнцу, но бледный свет, исходящий от него, лишь отражение действительности.

— Сынок! Сынок любимый!

Сынок родной, не уходи!

Не закрывай глаза, будь сильным!

Спасатели уже в пути!

Ты скрылась в тёмной подворотне
От света ярких фонарей,
От взглядов злобных, от людей,
От жара шумной преисподни.


Ты испугалась просто жить,
Жить просто тихим отголоском,
Быть не огнём, а мягким воском,
Что цепко держится за нить.


В глазах твоих застыли слёзы,
А ты так жаждешь их сомкнуть,
Вдохнуть всей грудью и уснуть
Смиренно погрузившись в грёзы.


Ты держишь небо на плечах,
И ты устала — это видно,
Как виден в сердце безобидном
Былой любви зыбучий прах.


Ах, незнакомка, ты не знаешь,
Что боль твоя знакома мне,
И потому, в худой руке,

В некоторых моментах есть нечто по-настоящему особенное. Особенное чувство. Ты словно вырываешься из капкана собственных переживаний и со стороны наблюдаешь за бурлящим потоком жизни. Кажется, будто люди не видят тебя, но ты видишь всё.