Кот прислонился спиной к обжигающему брезенту, обтягивающему нутро «Урала», и пытался дремать. Воздух, пропитанный запахами солярки, мужского пота, горячего железа, дрожал на ухабах рыбным студнем. Мутило от духоты и качки. Жеке до сих пор тяжело давались ранние пробуждения.

Яшка бросил зимний бушлат на койку:
- Котяра, иди тоже получай. Поедешь со мной на трое суток дежурить в «кочегарку».
- В смысле? – удивился Сафрон. Про «кочегарку» он не слыхивал, и что сулит такая командировка – не знал.
- В коромысле, – Яшка был зол и не настроен объяснять.
- Есть, - уныло согласился Жека.

«Кочегаркой» называли базу наблюдения за сходом лавин – маленький щитовой домик, прилепившийся к горному боку. Добраться до него можно было, только пропыхтя от трассы козьими тропами пару-тройку километров.

- Котяра, запрыгивай, мы едем в лагерь! – рядом с Жекой, красившим бордюр, остановился серый жигулёнок-шестёрка с помятым бампером. Дверь распахнулась, с пассажирского сиденья махали придавленные гитарами амбал-баритон и местный поэт, похожий на безусого Лермонтова.

Огромный, неповоротливый «Урал» вдруг как-то неожиданно легко развернулся, рыкнул и исчез в клубах ватного тумана.

- На ужин хочет успеть, зараза, - протяжно прокомментировал Яшка, поправляя на плече ремень гитары.

Лохматая, вислоухая дворняга, цвета дорожной пыли, легла на спину, согнула передние тонкие лапки, выпятила грязно-розовый живот и смотрела умильно, растянув чёрные губы в почти человеческой улыбке.

В казарму Жека вернулся днём 10 мая. В кубрике спал Лис в парадке, синее покрывало было конспиративно наброшено на ноги, но из-под него всё равно высовывалась подошва ботинка. Яшка сидел на тумбочке у окна, встал, услышав шаги Сафрона, и протянул ему мобилу.

***
Со стендом Сафрон накосячил. «Поющая эскадрилья» ему помогала, в бытовку натащили фанеры, напилили-наколотили-наклеили рамок, тонко – тушью сделали каллиграфические подписи. Приладили в казарме – шик-блеск-красота. Оставалось только вставить и приклеить фотографии. Жека один маячил на стремянке до самого отбоя. Почему с утра в траурной раме почившего ветерана висела фотография вполне здравствующего комбата, да и сами почётные старцы перепутались в хороводе званий и наград – Кот объяснить не смог.

Владикавказ встретил Кота цветущими яблонями, запахами мокрой земли, листьев, асфальта. Огромными голубыми елями на площади, белыми струями фонтанов, конными скульптурами, скачущими в небо.

***

Утром Кот мыл кубрик. В окне, будто вырезанный их темной жести, застыл Кавказский хребет. Свет падал на пол и искрился в полосах пены, взбитой шваброй Сафрона. Перспектива двухъярусных кроватей упиралась в фигуры Лиса и Чайки на фоне двери. Они собирались в увольнение в город.
- Нас сегодня в парке будет ждать Леночка, - сказал Лис, произнеся имя так нежно, будто речь шла о ребёнке. Имя растворилось в солнечном луче и заблестело в разноцветных пузырьках пены.
- Чё за Леночка? Та, которая в прошлый раз сама подошла? – Яшка выговорил имя с осторожностью. Лис кивнул:

- Тэээк-с. Художники, поэты, фотографы, музыканты и прочие бесполезные экземпляры с тонкой душевной организацией среди вас имеются? – ротный ходил вдоль строя и устало смотрел в какую-то одному ему видимую даль.