Капризна осень, как дитя:
то вдруг, заплачет, то смеётся,
и не поймёшь, серьезно ли, шутя
она с тобою расстаётся...

Она, как женщина, порой
свой кинет взор тебе украдкой,
и ты погиб - уж сам не свой
в плену улыбки сладкой.

Или посмотрит странно так,
как будто бы небрежно,
и все былое - чушь, пустяк,
в тебе горит огонь надежды.

Но есть один безумный взгляд,
что не уйти, не оторваться,
на миг застыв, стоять, молчать,
смотреть и задыхаться...

МЕРЦАЕТ ЛАМПА...

Мерцает лампа одиноко,
И дремлют тени за спиной.
Ловлю мельканья мимо окон
И коротаю час ночной.

Свой театральный сезон знаменитый столичный театр открывал спектаклем по пьесе Антона Чехова «Три сестры».

Елена Сергеевна, с таким трудом доставшая билет, что называется "из третьих рук", как назло, опаздывала на спектакль. Она жила за городом и по сложившейся уже привычке если ехала по делам в Москву, то всегда с запасом во времени, но на этот раз что-то не сложилось. И только теперь, когда она вся «на нервах» почти выбежала из метро на Тверскую, почувствовала облегчение.

Я разлюбил большие города
С их шумом, суетой, толпою,
С безумным бегом в никуда,
Высокомерною игрою.

Мне ближе избы и стога,
Дым из трубы и запах сена,
Крутые с ивой берега,
Костер, уха и треск полена.

Глухое, скромное селенье,
А на пригорке - Божий храм,
И нет ни капли сожаленья,
Что грязь и пыль то тут, то там.

Родное видится мне всюду,
Добро, покой, простор и лад
Не принимаю за причуду,
Когда всем кланяюсь подряд.

Душой я свой в селеньи этом,
Какая радость по утрам,
Когда изба зальется светом,
Как счастлив я - признаюсь вам!

СТАРАЯ ГАРМОНЬ

В последнее время Василий Павлович выглядел неважно, хотя он не был ещё настолько стар и не страдал неизлечимой хворью. Лет семь назад он потерял жену и теперь чувствовал, как вместе с этой утратой постепенно меркнут привязанности, что совсем ещё недавно так тесно связывали его с жизнью.

Спешу хотя б на день, на два
В мой уголок родной деревни,
Чтоб задохнуться от тепла,
Наполнить душу духом древним.

Люблю я стен сосновый запах,
Скрип ветхих ставен за окном
И отчий стол на львиных лапах,
За ним скамью, стоящую углом.

Люблю когда трещат поленья,
И хлебный запах на весь двор,
И за плетнем берез смущенье
За шумный в полночь разговор.

Люблю в окладе старые иконы,
И вас, и вас, седые старики,
За ваши лица, низкие поклоны
И жар пожатия морщинистой руки...

Растрепанная осень, спотыкаясь,
под зонтиком и в стареньком чепце,
во всех листвой охапками бросаясь,
беспечно шла с ухмылкой на лице.

Я, как поклонник, протянул ей руку,
старался улыбаться ей, как мог,
считал, что покорю в одну минуту -
с моим то опытом, но он мне не помог.

Она держалась просто и достойно,
но видел я: не прочь была сыграть,
и мы пустились - в общем-то, пристойно -
друг другу комплименты рассыпать.

Я ей шептал так ласково и нежно,
она внимала мне, волнуясь, не дыша,
касалась до лица, чуть-чуть небрежно
и на вопросы отвечала не спеша.

В забытой Богом, маленькой деревне,
Где за околицей уснула тишина,
Стоят безмолвно старые деревья,
Свои былые вспоминая времена.

Томятся избы от дневного зноя,
Смиренно ждут вечерний перезвон
Зальёт он даль небесного покоя,
И вновь деревня окунётся в сон.

Как далеко бежит, спешит дорога.
Вот тихий уголок забытой старины,
Но отчего, скажи, знобит тревога,
Меня в краю уснувшей тишины?

По вечерам особенно здесь грустно,
Когда брожу один я по холмам.
Все чаще мной овладевает чувство,
Печального родства всем избам и дворам.

От резкого визга тормозов за окном я очнулся... Ещё лёжа спросонья, пытаясь нанизать на нить нового дня всё, что мне предстояло с утра, как тут же вспомнил, споткнувшись о самое важное и волнующее - твой приезд. И это событие разом затмило всё остальное, сделав прочее мелочным и никчёмным.

Ловлю в словах очарованье,
во взгляде, повороте плеч,
оно как старое преданье
на фоне вечера и свеч,
люблю я рифм простое пенье,
а не безжизненность стиха,
где мысли ясное теченье,
в словах не кроется греха,
где нет неискреннего слова,
не бескорыстного добра,
и крика нет, что это «ново»
забыв, что все лишь - суета,
когда не ищут слева - правой,
не видят умысла в стопах,
где нежной легкою оправой -
ОЧАРОВАНИЕ в словах.

ЕЩЕ ВСЕ ВЕЕТ МИЛОЙ СТАРИНОЙ

Еще все веет милой стариной:
Забытый парк с беседкой и прудами,
Старинный дом с колоннами, со львами,

Эта далеко уже немолодая пара - муж с женой, оба невысокого роста, подтянутые, одеты всегда опрятно и со вкусом, приятной внешности, этакие домашние, мягкие черты - походили скорее всего на фарфоровые статуэтки. Они придавали нашему маленькому уютному городку какой-то неуловимый шарм и были, пожалуй, исключительной его достопримечательностью.
Ну конечно же, всякий непременно отыщет в своей памяти что - нибудь подобное, порой чудаковатое или чуточку странное, но это обязательно вызовет прилив трогательного и удивительно милого воспоминания.