Опять котел, ворча, исходит паром.
Подпитывает небо травный взвар.
Безмолвна даль, и бескорыстным даром
Ссыпает лес вериги снежных чар.


Крыльцо избы заметено до верха.
Пушистым саваном сокрыто озерцо.
Полночных вьюг безумная потеха
Вуалью скрыла лунное лицо..


В тиши снегов обрел отдохновение
Избавившись от смрада городов.
Стряхнул, подобно лесу, все сомнения
Отбросив сталь обыденных оков.

Перед лицом холодной и немой вселенной
Лишенный света, брошенный богами,
Дрожа и жалуясь от слабости безмерной
Страшишься смерти долгими ночами?


Очнись! Ведь в размышлении о смерти
Болезненного нет для обреченных.
Готовность умереть, лишиться тверди
Избавит нас от рабства заключенных.


Со смертью нами был подписан пакт
Чужой рукой задолго до рождения.
Когда играем – у нее антракт.
Она солирует – уйдем без сожаления.


И в миг, когда пред вечностью стоим,
Боясь утрат и горя от потери,
Лишь на пороге осознает пилигрим,
Что смерть – дорога к новой двери...

Останови, извозчик-Время, экипаж.
Дай лошадям-годам остынуть от галопа.
В который раз вошел в немыслимый ты раж.
Пусть подождет моя худая Пенелопа.


Не опасайся опоздать в конечный пункт.
В мельканье дней у нас все меньше остановок.
И отложи на время тонкий, страшный кнут.
Не понукай коней. Пусть путь их будет долог.


Дай постоять на тверди в тишине.
Прийти в себя от встрясок на ухабах.
Позволь побыть с собой наедине,
Забыв о вдаль спешащих колымагах...

По пыльным трактам древних фолиантов,
Противореча суетности дня,
Минуя Хроноса и сонмы вариантов
Стремится истина, переполох чиня.


И пусть был прав Сократ, когда печально
В тени афинских портиков вещал,
Что всем урокам Клио изначально
Предписан дидактический провал...


Наверное, в природе человека
Блуждать во тьме, разбив о стены лоб.
Нам жажда истины завещана от века
Хоть иногда и вызывает в нас озноб.

Мне говорят, что склонен к эскапизму.
Что прозу дня отправил на погост.
Пеняют, что «любовью к спиритизму»
Сжигаю за собой последний мост.

Суровым будням и «мужским охотам»
Предпочитаю скорый поезд строк.
Хлебам насущным и мирским заботам
Завет оставил – "Не пресечь порог"...

Сыграв свой акт, в антракте тихо вышел.
Смыл грим и понял – кончена игра.
Прощальный взгляд на старые афишы...
Теперь мой мир – на кончике пера.

У книжного развала суета...
Спешит оставить первой оттиск пальца
На девственной поверхности листа,
Что замер в ожидании постояльца.

Обложек замусоленный наряд
Померк от беспардонности желаний.
Бестселлер дня вновь источает яд,
Доказывая скудность притязаний.

Прекрасно выглядят, но внутренне пусты,
Гробницы новомодных дарований.
Чумной погост моральной чистоты
Рождает клонов гибельных желаний.

Мне жаль дерев, чей прерван жизни путь,
В попытке обессмертить страсти века.
Тянуться к Свету – вот природы суть.
Блуждать во тьме – натура человека.

Ночь...Душное бархатное одеяло, испещренное вечными огоньками звезд. Терпкий запах благовоний вытолкнул на балкон в поисках спасения от ароматного дыма. На этот раз переборщил и, вместо просветления сознания, чуть не заработал затемнение рассудка. Безлюдная улица замерла, превратившись в кристалл бытия в оправе застывшего времени. Тряхнув головой, сбросил морок. Переход завершен. Двери открылись.

Теперь я верю - жизни нет другой.
Иллюзии фальшивых инкарнаций,
Что были, есть и станутся со мной
Лишь тень чужих бесчувственных вибраций.

Нет ничего, что ставится на кон.
А Бог-судья – каприз воображенья.
Творцом в Творцы Вселенной возведен
И требует поныне поклоненья.

Теперь я понимаю, Все – есть Сон.
Безумный сон скитающейся мысли,
Что возвела иллюзию на трон
Навязанных себе бесплодных истин

Скитальцем в лабиринтах странных снов,
Стою у врат в сокрытый мраком город.
У алтарей неведомых богов,
Что источают инфернальный холод.

Затерян средь пустынных площадей,
Заброшенных домов, гигантских шпилей,
В тумане вижу блики фонарей.
Чья их рука зажгла, понять бессилен.

По мостовым блуждаю допоздна,
Пока молчит язык на колокольне.
Лишь в полночь проступают письмена
На стенах позабытой богомольни.

Вертеп теней с крылами воронья,
Вздымающими пыль с резных ступеней
Кружил и звал, как глас поводыря,
К резной скамье, где замер Лорд Дансейни.

Нюрнбергский гений кисти и станка
Подобный Зевксису, Апеллеса соперник.
Четыре всадника и триптих Алтаря
Повергли в шок, как клериков Коперник.

Бессмертия достоин за труды
Как утверждал Эразм из Роттердама
(Хоть не отметил сходства он следы
В портрете. Но не в этом драма)

Удел великих часто бит о быт.
Девица Агнес мужем понукала.
За блеском гульденов теряя всякий стыд,
К могиле гения сварливостью толкала.