Сто тринадцать
Липкая тьма затягивала всё глубже и глубже, настойчиво манила в так необходимый сон. Голова Харра клонилась все ниже, пока отчаянно кричащее сознание не вытолкнуло человека из объятий покоя. Смертельного покоя. Вздрогнув, мужчина несколько секунд приходил в себя, балансируя на грани царства Морфея, который почему-то решил позвать к себе саму Смерть и реальности. Но острая боль в правом боку, запах гари, тусклое аварийное освещение и рёв баззеров тревоги напомнил, что он еще жив. Инженер Рэйвар бросил усталый взгляд на цифровую панель, где горело три цифры: «110».
Аляска, Калифорния и "Авось"
Это небольшое эссе посвящено еще одной выдающейся личности, внёсшей свой вклад на трудном пути первопроходца.
Адмирал Дальнего Востока
Огненный шар медленно выползает из-за хвойных верхушек бескрайней тайги. Восходящее Солнце заливает светом зеленое море, которое нахлынуло на склоны сопок, чтобы провалиться с крутых берегов в воды Японского моря. Кто хотя бы раз видел эту красоту, кто хоть раз был в таежном сумраке, вдыхая ароматы леса, тот никогда не забудет этого. Это мой дом. Это Дальний Восток.
Профессор
Руки порхали над сенсорной панелью, словно пара влюбленных птиц. Она видела такое лишь раз в жизни, еще ребенком, завороженно наблюдая за руками пианиста на каком-то концерте. По экрану мелькали непонятные символы, оборудование зала важно шумело и попискивало и всё больше походило на сон. Наконец, старый профессор закончил манипуляции и откинулся на спинку кресла, пряча довольную улыбку в густой бороде.
Десять тысяч метров
Только представь - под тобой десять тысяч метров, ты видишь, как укатывается солнце за горизонт, как проносятся пейзажи под твоими ногами. Над твоей головой - сине-черная бездна, где миллиарды звезд, где сотни тысяч миров, уникальных, таких же как неповторимых, как твой.
На краю света
Земля похожая на слегка измятый лист бумаги, резко обрывалась, проваливаясь отвесной стеной на десятки метров вниз. У подножия обрыва морские волны с глухим рокотом разбивались о скалистую стену, в тысячелетних потугах отвоевывая миллиметры у земной тверди. Ночь мягкими лапами накрыла все вокруг. Ветер разогнал все облачка, отчего на иссиня-черном небе было хорошо видно каждую звезду, которые кто-то обильно рассыпал там, в вышине. Бело-золотые точки занимали все пространство над головой и собирались в толстый шлейф Млечного пути, перечеркивающего небосвод. Звездный свет вкупе с лунным придавали почве небольшое пепельно-белое свечение, отчего все казалось необычным и словно волшебным, сказочным.
Станция "Конечная"
Двери вагона закрылись и состав вздрогнув, стал набирать скорость, уносясь вглубь бетонной артерии. Все-таки есть что-то необычное, особенное в подземке. Тесное переплетение людских судеб. У каждого своя история, мысли, чувства. И все вместе это словно смешивается, превращаясь в нечто эфемерное, закупоренное в металл вагонов, движущихся под толщей земли. Владимиру нравилось смотреть в проносящуюся за окном тьму и проступающие из нее коммуникации, слушая музыку и думая о всяком разном. Правда сейчас его занимала уткнувшаяся ему в шею Юлька. В голове крутилась одна и та же мысль, прогонялась одна и та же сцена. Он понимал, что в реальности все будет совсем не так, но уж такова людская природа - думать постоянно над тем, что волнует.
Стальные дюны
Ветер усиливался, поднимая с раскаленной почвы песок и яростно бросая его на встречу ползущим машинам. Дерек в серьез начинал опасаться, как бы не разыгралась песчаная буря или чего еще. Останавливаться посреди пустыни совсем не хотелось, когда где-то рядом ползают фрицы. Эскадрон, в котором служил Дерек, после ожесточенного боя разметало по окрестности и сейчас он сидел в одном из четырех танков, которые упорно ползли к своим. Связь не работала, все силы остались где-то в горниле боя, оставалась лишь какая-то пустота и отстраненность от мира. Организм боролся с усталостью, временами проваливаясь в темные, казавшиеся часами, секунды то ли сна, то ли беспамятства. Мерный шум двигателя, смешивался с завыванием ветра за броней и лязгом гусениц, заполняя собой не просто все вокруг, а проникая в каждый уголок разума. Сколько они так ползли по пустыне? Парень не знал ответа на этот вопрос. Над головой гулко захлопнулся люк и чья-то рука хлопнула по плечу наводчика.
Воля
Полуденное солнце, ласковое и невероятно яркое. Ни единого облака. Лазурный небосвод заполнял собой все пространство над головой, устремляясь куда-то ввысь, чтобы потеряв навеки свои яркие краски, стать частью чернильной бесконечности космоса. Будто на опору в своем пути к звездам, небо опиралось на бескрайнюю степь, которая устремлялась к подернутому маревом горизонту. Ветер игриво трепал златые локоны пшеницы, отчего казалось, что степная гладь волнуется. Ты стоишь и смотришь куда-то вдаль, ощущая приятный жар далекой звезды, вдыхая ароматы и слушая шорох пшеничного моря. В такие моменты кажется, что будто сама степь, сама Природа что-то нашептывает тебе на ухо, заботливо обняв за плечи и укутав в одеяло из беспечного воздуха. Так можно стоять очень долго. Время словно патока тянется, стелется вместе с ветром, уносится вверх, прячется в колосьях. Тебе ничего и не надо, ты просто счастлив. Ты часть степи, твои руки - ветер, твоя кожа - пшеничное море, а взгляд так высоко, потому что глаза стали небом.
Хоть на день обратно
Ночь пролила на землю свои темные краски, аккуратно размазав их вокруг желтых и белых фонарей и окон, с любовью наполнила ими закоулки и подворотни, самые темные уголки, скрыв самые темные мысли. На балкон едва доносились звуки улицы, отчего казалось будто стоишь за каким-то очень толстым, но прозрачным стеклом.