Ломка
…Стакан стоял на столе, в бесконечных пяти шагах от Серого, врастал в качельно шатающуюся поверхность, словно стеклянный гриб. В стакане был штиль и полное, одуряющее безветрие, подкрашенные ржавчиной волны баюкали чёрный мушиный труп. Чайка ходит по песку, морякам сулит тоску. У-уу…
Я – разбитая скрипка
Я – разбитая скрипка,
Скрипка, брошенная об асфальт,
В разноцветно-бензиновой луже
Струны – удаленные наживо нервы,
Колкой проволокою комок,
Я свое отыграла.
Отрыдала, отжаловалась –
В мутном, грязном, сентябрьском небе
Птицы-звуки слетаются в стаи,
Черным грифелем крыл разрезать облака –
Горько-влажную вату
В красно-желтых прожилках
Закатных, багровых лучей.
Испытанье на прочность –
Позвоночно хрустящему грифу,
Ломкой кисти смычка,
Заключительная партитура
Под слезящимся серым дождем,
Сквозь расколотый лодкою корпус –
Боль уходит, скрывается
По газонам не ходить!
Янка возвращалась из школы через парк. Это было рыжее-прерыжее царство, рыжей-прерыжей осени, листьями оно облетало под ноги Янки, цеплялось за ее кроссовки.
Лес
Лес...
Мое
Рыжехвойное море
Со вкусом малины.
Чайки
В чешуисто-коралловых соснах,
Рыбьехвостые плавники
Поднимают волну,
И
Течение тащит меня
Вдоль дорожек.
Загребаю кроссовками,
Полными хвои,
Мимо
Плоскоглазого батискафа автобуса
От
Остановки –
До берега леса,
К кораблю электрички.
Небо пенится серым.
Мокрой,
Тонко-веревочной сетью
Дождь
Ложится на дно,
В скользко-водорослевые
Газоны,
Под
Ракушки камней.
Открываю
Рыжий парусозонт,
Выхожу
На асфальтовый берег –
Кораблеэлектричка
Принимает на борт
Потерпевшего
Серые человечки
Я открываю глаза оттого, что мне плещут в лицо фонариком. Как кипятком под веки. Выстир-рали. Просыпаюсь.
А они тут.
Их трое, в темных очках и плащах – черных, как кожистые крылья летучих мышей. Ор-рнитолог. Я просыпаюсь в пять и изучаю орнитологию.
Бледно-серые, как плесневелый сыр, лица глядят на меня. Черные шляпы над ними поддеты на крючки темноты. Шр-р, сдует ветер! Я просыпаюсь.
– Спит.
– Нет, видит!
– Он видит нас! Кто включил демаскировку?
Питер
Улицы
Прорезаны бритвами
Между стен.
Осколками
Стекол –
Холод за воротниками.
Каменно-серый
Питер.
Реками вен,
Кожей
Брусчатки
Расплескиваешься под ногами.
Ветер блуждает
В серебряной паутине
Твоих оград.
Пойман
Гулкими переходами
Гостиного двора,
Облака
Выжмет платок –
Застучат
Капли
В зонтик Исаакиевского собора.
У моря — привкус крови
У моря – привкус крови. Солоновато-горький, он стынет на кончике языка, соль на губах, соль – в дыхании ветра, пронизывающем до костей.
Лифт
Лифт остановился. За пластиковой, исцарапанной шкурой его что-то скрябнуло, громыхнуло – последний, прощальный удар пружинного сердца – и лифт встал. Я вынул мобильник из внутреннего кармана пальто, машинально засек время – 09:28.
Я был заперт, зажат, стиснут намертво лифто-челюстями, я переваривался во внутренностях его, и едкий желудочный сок стекал по моим вискам, холодными струйками пота. Мне было неуютно и жарко, я скинул пальто, замерев в ожидании.
09:31.
Рыбалка
Солнцерыба угодила в сети.
Билась, облетая чешуею,
Золотыми искрами на дно.
Невод – провод, током раскаленный,
Белыми, солеными зубами
Раскусило море.
Солнцерыба,
Плавниками обжигая волны,
Спряталась за облако коряги,
И под морем наступила ночь.
Сны о Колхиде
Огненно-рыжими волнами закат разлился над Колхидой. Точно золоторунная шкура, пенилось море, растянутое между зубьями скал, иглами весел прошитое коварно-колхидское море.
Ясон стоял на корме. Давешний сон не оставлял его память – он видел змея, медноглазого змея с девичьею грудью, обвившегося вкруг золотоствольного дуба. Змей шипел, истекая струйками яда, и Ясон совокуплялся со змеем, и золото сияло над ними, подобное солнцу. А потом он проснулся, давясь собственным криком, и гладкая кожа Медеи показалась ему шершавой, словно змеиная чешуя.
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- следующая ›
- последняя »